Ника Стрижак: «По сравнению с западными телеканалами мы разнузданные либералы»

Татьяна МЕДВЕДЕВА

05.03.2015

Ника Стрижак в профессии уже 30 лет. В родном городе ее знают и любят: она удостоена высшей награды северной столицы — памятного знака «За заслуги перед Санкт-Петербургом», по результатам соцопроса признавалась лучшим питерским журналистом. Сейчас Ника — руководитель и ведущая итоговой аналитической программы «Главное» на 5 канале. Мягкий сарказм, точность определений, глубокая проработка тем, ну, и не на последнем месте — приятная внешность (как-никак носила титул «вице-мисс Пресса» среди стран СНГ). Все это позволяет передаче набирать очки в масштабах целой страны.

культура: Мне как зрителю очень нравится, как Вы ведете программу — делаете комментарии к сюжетам, вникаете, добавляете личную эмоциональную окраску...
Стрижак: Хорошо, что жанр аналитической программы это позволяет. Я вообще люблю подробности, детали, комментарии. Благодаря им можно выстраивать интересные параллели. Вникать необходимо. Сейчас в мире очень сложная обстановка, надо разбираться во многих вопросах. И чем шире ты понимаешь контекст, тем точнее описываешь события.

культура: Уже освоились в амплуа ведущей главной итоговой программы канала?
Стрижак: Второй сезон работаю в этом формате. Долгие годы вела ток-шоу. И до сих пор люблю этот жанр невероятно. Что придется вести итоговую политическую программу, даже не предполагала. И не сразу поняла, где границы моих возможностей. А потом почувствовала: границ нет. Хочешь комментировать — комментируй. Хочешь дать слово эксперту — давай. Хочешь повесить знак многоточия — будет многоточие. Я считаю, это правильно. Совсем сухую программу делать не хочется. Слишком лирическую — тоже. Нести отсебятину я не могу. Мне нравятся ироничные комментарии. Не случайно мы все так полюбили Джен Псаки. Бывает сложно удержаться, чтобы что-то не сказать о таких персонажах.

культура: Сложно было после ток-шоу переключиться на аналитическую программу? Это же совсем другой уровень...
Стрижак: Дело не в уровне. В ток-шоу у нас бывали очень сложные разговоры и очень серьезные собеседники. Особенность в другом. В ток-шоу ты общаешься с людьми. Отдаешь посыл героям программы. Они отвечают, завязывается спор, и вся махина разговора движется. А в программе «Главное» мне поговорить не с кем. Это сольная партия. Ты становишься фронтменом. Это большая ответственность. Приходится очень серьезно готовиться, нагрузка заметно увеличилась. Мне кажется, раньше я была более беспечной.

культура: Как вы конкурируете с коллегами — мэтрами политической аналитики — Дмитрием Киселевым, Алексеем Пушковым? Как развиваете программу?
Стрижак: Перед нами не стоит задача конкурировать. Каждый делает то, что считает нужным. А как развиваем? Программа должна быть интересной, насыщенной, актуальной, разнообразной и богатой на источники. Она зависит от новостей, которые прошли за неделю. Здесь невозможно что-то планировать. Жизнь диктует свои условия.

культура: Большая политика почти непроницаема. Обычный зритель видит только вершину айсберга. Меня поразило, как телевизионщики разных каналов описывали последние переговоры в Минске: как Путин и Порошенко пожали друг другу руки, на какие стулья сели... Сами соглашения эксперты оценивают очень полярно. Возникает ощущение, что суть событий ускользает...
Стрижак: Мы предлагаем наш взгляд на события. Корреспондент, который провел ночь в Минске, про сиюминутность происходящего знает больше, чем мы. Я могу его дополнить источниками и комментариями. Выстраивается пирамида. Нам нельзя выдавать желаемое за действительное, делать выводы на основании рукопожатий политиков или выражения их лиц. Никто не знает, о чем думал Шопен, когда писал свои ноктюрны. Так и здесь. Самое опасное — фантазировать о том, чего не было. Мы можем выстраивать версии, а зритель может посмотреть разные программы и составить свое мнение.

культура: Многие люди за последние 20 лет прошли эволюцию от западничества и либерализма к более консервативным, «почвенническим» взглядам. Вам знаком этот путь?
Стрижак: Не могу сказать, что меня сильно метало по жизни. Если иметь в виду споры западников и славянофилов, я всегда была, скорее, западником. Но при этом не скажу, что либералом. Я человек из Петербурга. А это значит, мне близок Петр Первый и все, что с ним связано. Считаю, нашему поколению повезло — мы застали разные эпохи. Помним, каким был советский период, помним, как началась перестройка и что из этого получилось. Мы можем сравнить нынешнее время и недавнее прошлое. Такой опыт — большая роскошь, подаренная жизнью. Я не люблю слово «разочарование». Если ты разочарован, значит был сильно очарован. Стараюсь философски относиться к жизни, не питать иллюзий.

Я выросла в большом городе, где всегда было много иностранцев. Люблю Европу, европейскую культуру, люблю Америку. Мне нравится, когда границы открыты, и ты можешь поехать, куда хочешь. Но и в советские годы мы не были какими-то «зашоренными». Много читали. И Солженицын у нас в доме был. Я помню, мама говорила: «Эту книгу нельзя выносить на улицу». В моей жизни не было такого: «Ах, мы чего-то не знали, потом узнали... Надо же!»

Я как раз про другое хочу сказать. Вот недавно мы вспоминали, что 15 лет назад умер Анатолий Собчак. И я вижу, что Ксения Собчак, вся такая сегодня либеральная, в оппозиции. Это ее личное дело. Она полагает, что право на это ей дает в том числе знаменитая фамилия. Но я хочу напомнить ей, что именно мы выбирали ее отца, мы за него голосовали. Это наша общая заслуга. И мне не нравится, когда теперь нас всех записывают в какие-то идейные недруги. Я вообще уверена, что Анатолий Александрович (а мы с ним были хорошо знакомы) разделил бы сейчас мою точку зрения на многое, что происходит с Россией и вокруг России.

Мы, жители города, голосовали за Собчака, когда он проиграл полтора процента Яковлеву в 1996 году. Спустя полгода после этого я позвала Собчака к себе в эфир. Считала, что за него проголосовала почти половина Петербурга, и эти люди имеют право знать, чем он сейчас занимается. Чудом эфир вышел. А повтор сняли. У меня даже были неприятности, разбирательства в кабинетах. Сейчас бы это все расценили: ах, какая она либеральная, борец с властью. Да не было с моей стороны никакой борьбы. Я просто всегда делала то, что считала нужным. Сейчас бои идут в журналистском сообществе: либеральная пресса — нелиберальная. Мы с ними не воюем, это они с нами воюют. Они решили, что мы какие-то певцы государственности. А кто сказал, что это плохо? Когда мы все были в советской печати, думали: придут новые времена, появятся разные мнения. Будут и белые, и красные, и желтые, и в полосочку. Но мы видим, что этого не произошло. А есть черное и белое. И мне хочется сказать: ребята, зачем вы тратите жизнь, чтобы с кем-то бороться? Это проблема оппозиции. Смысл ее существования в борьбе с официальным. Но ведь самое интересное, когда есть разные точки зрения. А зритель и читатель сам разберется.

культура: В одной из Ваших программ был интересный сюжет «Гуд бай, Америка». Как нам сегодня воспринимать США? Как геополитического конкурента, коварного Дядю Сэма, агрессора, который сеет хаос по всему миру?
Стрижак: Худшее, что мы можем сделать — это поссорить народы. У нас страна большая, красивая, умная, талантливая. И Америка такая же. Но при этом у нее есть амбиции властвовать над Европой, что-то указывать России. Мы видим, что произошло на Украине. Помимо трагедии майдана, они еще умудрились закрутить русофобскую пружину: «Кто не скачет, тот москаль» — и понеслось. Нельзя опускаться на этот уровень, нельзя разжигать ненависть. Нам может не нравиться агрессивность Америки, ее лидеры. Но мы должны продолжать диалог. Нам надо больше разговаривать и убеждать. Каждый на своем месте должен это делать: на уровне политиков, дипломатов, журналистов и обычных людей. Войны всегда приносят зло. Даже информационные. Меня поражает, как на Западе работает телевидение. Я была в Америке, когда упал малайзийский «Боинг». Ситуация в телеэфире развивалась четыре дня, потом новости переключились на другое. Но за эти четыре дня все ведущие телеканалы говорили: русские сбили «Боинг», Путин убил пассажиров. Я не ожидала такой «заточенности» на одну точку зрения. Мы по сравнению с ними просто разнузданные либералы. В нашем эфире я Маккейна, зовущего к войне, процитирую, потом покажу его оппонентов. А американских журналистов не интересовала другая точка зрения в ситуации с «Боингом». Их не интересовали погибшие, результаты расследования. Об этом не было ни одного сюжета. Вот так работает западная информационная машина. Конечно, они защищают свою страну и политику Белого дома. Но, с другой стороны, они вредят своим зрителям. 

культура: Хочу Вас спросить про дух времени. 90-е годы мы называли лихими, нулевые — сытыми, гламурными, а нынешние, десятые, как можно назвать?
Стрижак: (Долгая пауза). Задачка сложная. Они еще не закончились... Так хорошо начались... (вздыхает)... Не знаю, какими мы их назовем. Россия многого достигла. И важно, чтобы жители нашей страны не погрязли в дрязгах, в нехороших спорах, в оскорбительной стилистике. Нужно достойно проходить через испытания. Что-то я сегодня пафосно выражаюсь.

культура: Не помешает немного иронии?
Стрижак: И самоиронии... Когда есть над чем пошутить, никогда не отказываю себе в этом удовольствии. Иначе начинается скукота и глупость. Меня радует, что сейчас пошли опять анекдоты — политические, экономические. Это очень хороший симптом. Значит, у народа есть защитные реакции.

культура: Навскидку можете каким-нибудь не слишком «бородатым» поделиться с нашими читателями?
Стрижак: Послушав Джен Псаки, учительница географии поняла, что ее ученики не столь безнадежны.

культура: Опять Псаки — любите Вы ее... Но вернемся к телевидению. Как, по-Вашему, оно действительно оказывает реальное влияние на власть? Или все это не более чем шоу?
Стрижак: Чиновники разных уровней внимательно смотрят телевизор. У меня бывали такие случаи — только обсудили в программе какую-то тему, глядишь — уже об этом кто-то в Думе сказал. Обратная связь существует, особенно на уровне регионов. На местах чиновники очень боятся, что про них что-то плохое скажут по телевизору: дороги не сделали, старушек обманули. Если их обсуждают в эфире, называют их имена и должности — они реагируют. И у нас бывали чудеса — на следующий день после выхода программы начинался ремонт зданий, дороги начинали асфальтировать. Это, конечно, не массовое явление. Но и не исключительное. Почему люди и просят часто журналистов: расскажите о наших проблемах. Есть надежда — если телевидение покажет сюжет, то произойдут перемены к лучшему.

культура: Бывает грустно, что хорошие аналитические программы тонут в мутном потоке слабых сериалов, развлекательных шоу, трэша...
Стрижак: А как мы хотим? Чтобы у нас с утра оперы Чайковского играли? Вот люди часто говорят: нет умных разговоров. Я вас уверяю, если начать показывать интервью с умными людьми, например, о тонкостях поэзии Пушкина — это не будет иметь никакого рейтинга. Как ни печально признать. Или это должно быть как-то невероятно сделано. Чем сложнее тема, тем больше она требует сил и таланта. А просто людей посадить, чтобы они говорили, — это будет ноль рейтинга. А ноль рейтинга — значит ноль рекламы. Каналы можно понять. Они живут за счет рекламы. И Донцова всегда будет идти лучше, чем Достоевский или Лесков. 

Много споров ведется — каким должно быть телевидение. Но я считаю, что зритель должен быть порасторопнее. У меня в телевизоре 50 каналов. Я смотрю 15 из них. Сегодня тот, кто любит музыку, может найти хороший музыкальный канал. Кто увлекается историей, может смотреть исторические программы. Есть каналы для путешественников. Просто нам хочется, чтобы на одном канале исполнили все мечты. Чтобы все было умное, красивое и без сериалов. А ведь у сериалов невероятные рейтинги.

культура: Вы сами телевизор смотрите для работы или для удовольствия?
Стрижак: У меня телевизор работает с утра до ночи. Когда я дома, он включен всегда. Не понимаю, если люди работают на телевидении и говорят: «Ой, я этот «ящик» сам не смотрю». Лично я всегда смотрю, что делают коллеги. Знаю все каналы и всех ведущих.

культура: Наше интервью выйдет накануне 8 Марта. Как Вы относитесь к этому празднику?
Стрижак: Хорошо. Люблю, когда дарят подарки, цветы, когда дома мужчины моют посуду. Понимаю, что это праздник борьбы женщин за свои права, что он имеет идеологическую и историческую подоплеку. Я не феминистка ярко выраженная, хотя при этом обладаю всеми правами, за которые борются феминистки. Я работаю, у меня есть семья. Мой муж, как и я, воспитывает ребенка, как и я, занимается хозяйственными делами. Нельзя выбрасывать этот праздник в корзину. К тому же у меня такой характер — если меня запереть дома или даже в роскошном замке и сказать: «Вот тебе все, о чем мечтает каждая женщина, только не ходи на работу», я этого не выдержу. Пройдет два дня, и подумаю: надо написать какую-нибудь статейку или сценарий.

8 Марта — романтичный день. И я предлагаю женщинам радоваться тому хорошему, что у нас есть. Будут красивые слова говорить, будут песни о любви петь, дети подарят рисунок «Дорогая мама...» Вот и отлично!