Николай ИРИН

24.10.2018

Первый канал показал восьмисерийную «Светлану», которая повествует о дочери Иосифа Сталина Светлане Аллилуевой. Авторы, среди которых драматург Александр Бородянский и режиссер Евгений Звездаков, попытались выгодно продать зрителям, жадным не только до развлечений, но и до просвещения, судьбу дочери «вождя народов».

Перед нами, как теперь говорят, байопик — жанр, где основные факты биографии значительного человека неоспоримы, но по мелочам авторы вольны размашисто фантазировать. В умелых руках именно эти пресловутые «мелочи» непременно окажутся инструментом осмысленной интерпретации, пусковым механизмом смыслообразования. Байопик делается из готовых и, как правило, общедоступных информационных блоков. Мемуары самого протагониста, воспоминания о нем родственников, друзей и врагов, мимолетные упоминания в книгах или устных выступлениях исторических деятелей — все идет в ход.

Принципиально важно, чтобы факт был задокументирован: подлинность судьбы ценится превыше всего. Впрочем, методично нанизывая факты, по-настоящему байопик держится на авторской придумке, на незаметной манипуляции документальными материалами. Нужны еще изобретательная красота конструкции и созидательная мысль, прошивающая судьбу от первого шага до последнего вздоха.

В случае со Светланой Аллилуевой и западная пропаганда второй половины прошлого столетия, и теперешние наши мастера искусств метят, конечно же, в «отца народов». Идет работа со Сталиным. И хотя Александр Бородянский в своем комментарии к проделанной работе специально оговаривает: «Я не рисовал Сталина как политического деятеля... у нас он просто отец героини», ясно же, что без отца дочка фактически никому не интересна. Кстати, этот мотив, это чувство неполноценности — едва ли не центральная характеристика героини. Встречаясь с очередным мужчиной, Светлана непременно интересуется: «Стали бы Вы танцевать со мной, если б я не была дочерью товарища Сталина?», «Ты правда любишь меня или я интересна тебе именно как дочь товарища Сталина?»

Один из мемуаристов, выведенный в сериале под собственным именем филолог Борис Грибанов, вспоминал про реальную Светлану: «Это была рыжеватая женщина, с лицом, которое нельзя было назвать красивым, но довольно привлекательным, и, прежде всего, умным и чувственным. Впрочем, я всегда задумывался — не придает ли ей известную долю обаяния ее происхождение — нельзя было отделаться от мысли, что с тобой разговаривает дочь самого Сталина». Тут серьезная ловушка: на фотографиях Аллилуева предстает, скорее, дамой со стертой внешностью. В комплекте с психической зависимостью от сильного отца это неимоверно важное для всякой молодой женщины обстоятельство объективно провоцирует на тотальную неуверенность. Однако актриса Виктория Романенко дивно хороша собой, в особенности когда на праздничный манер причесана, подкрашена, приодета, производит впечатление попросту ослепительное, и внимательный зритель моментально испытывает дискомфорт. Невнимательный, впрочем, тоже заподозрит несоответствие на бессознательном уровне. Строить характер Светланы на ее неуверенности в собственных силах при столь эффектной внешности и настолько победной улыбке исполнительницы — ошибка. Сразу ставится под сомнение ключевой для байопика принцип безупречно подлинной фактографии.

Авторы могут возразить, что отталкивались от фольклорного происхождения расстановки «строгий король-отец — ветреная принцесса». Тот же Грибанов свидетельствует, что Светлану в богемных кругах так и воспринимали. «Трудно любить принцесс, ужасно мучительный процесс», — откликался на публичную разборку влюбленных Самойлова и Аллилуевой реактивный Михаил Светлов. Эта ролевая модель могла бы оправдать выбор на главную роль гиперкрасавицы, но тогда мотив неуверенности нужно было если не вовсе убрать, то заретушировать, кино — прежде всего картинка. К сожалению, в нашем теперешнем кино неточность на неточности. Обратим теперь самое пристальное внимание на упомянутую ролевую модель: для нее есть основания, и она в целом продуктивна. «Ты — хозяйка! — с детства внушает Сталин любимой дочке. — Должна приказывать». В первые полчаса сериала Светлана подается именно в этом ключе: отец контролирует, но балует, она сама азартно пользуется дворцовыми привилегиями. За пределами Кремлевского дворца тоже не церемонится: «Если хоть кому-нибудь обо мне расскажете, обоих сгною», — бросает двум теткам, сделавшим ей подпольный аборт.

Сталину обычно предъявляют не те претензии, которых он заслуживает. Его первостепенный грех, пожалуй, в том, что, осуществив вместе с «товарищами» грандиозный, невиданный в мировой истории проект по демонтажу сословного порядка, Иосиф Виссарионович с некоторых пор стал этот прежний порядок воспроизводить. История жизни Светланы Иосифовны позволяет прочувствовать страшноватую коллизию воскрешения сословности. Вот в жизни школьницы Светланки появляется буквально годящийся ей в отцы кинодраматург Алексей Каплин (Павел Трубинер). Каплин — реализация потаенной девичьей мечты: в одном лице любовник в расцвете сил, собеседник на любые культурные темы, заботливый суррогатный отец-советчик. Сталин (Сергей Колтаков) чуть позже выльет на дочку порцию бытового антисемитизма: «А так странно получается: друг — еврей, любовник — еврей, теперь и муж — еврей, а? Даже и не смешно», однако на глубине предъявленной сериалом мифопоэтики все намного интереснее. Отец-король желает дочери только добра, все так, но дочь-то желает быть среди людей. «Такая-сякая сбежала из дворца. Такая-сякая покинула отца». Быть «среди людей» очень даже хорошо. Евреи, русские и даже один индус, которых то ли истерически, а то ли с истинной любовью перебирала по жизни Светлана Аллилуева, — люди не облеченные властью, зато включенные в сложную систему взаимоотношений с миром и друг с другом. Где-то на глубине сериал «Светлана» — это сюжет эмансипации, реализованный противоречиво и, скорее, не вполне осознанно, но местами достаточно внятно.

Что, кстати, двигало теми «грамотными» мужчинами, которые шли на пламенные кратковременные романы с Аллилуевой? Снова обратимся к рассказу весьма, признаем, информативного и откровенного Грибанова о первом свидании Давида Самойлова и Светланы: «Через пятнадцать минут они уже целовались взасос... На следующее утро, не успел я войти в свой кабинет, как раздался телефонный звонок, и я услышал хихикающий голос Дезика: «Боря, мы его трахнули!» Важнейший эпизод, в фильм не вошедший, но емко комментирующий отношение к Сталину советской интеллигенции высшего эшелона, по преимуществу столичной: агрессивная борьба за символическую власть. В сущности, поведение и Каплина, и Самойлова, и саркастичного Андрея Донатовича Синявского, который тоже ведь отметился в качестве любовника Светланы, есть поведение ритуальное — обрести власть над «царем» в процессе психоэмоционального и сексуального контакта с его кровиночкой. Авторы могли бы, пожалуй, этот мотив укрупнить, однако тогда глубинные основания яростного антисталинизма наших интеллектуалов стали бы слишком очевидными. И наоборот, «народу» Сталин никакой не соперник, ибо народ не мыслит столь витиевато, да и шанса повстречать принцессу в модном ресторане или на престижном квартирнике у него нет.

Мемуарист сообщает со слов реального Дезика, что у Светланы была манера «сбрасывать с себя всю одежду, едва она переступает порог спальни». Но деталь отсылает, скорее, к тайне шибко грамотных мужчин-литераторов, которые воспаленно, сладострастно воображали, как унижают ненавистного Отца, и которые, похоже, вступали в физическую близость с доверчивой чувственной принцессой главным образом для того, чтоб потом судорожно смаковать интимные подробности в рамках бесстыдной интеллигентской болтовни. Поставить им диагноз в данном случае было бы куда важнее, чем в случае с бесконечно обсуждаемым, но вряд ли настолько загадочным воином, который боролся-боролся за равенство людей, а потом, неосторожно примерив волшебную шапку Мономаха, рухнул под ее тяжестью возле письменного стола и оставил любимую принцессу наедине с прекрасным и яростным миром, где простые люди обречены на счастье, а принцессы на печаль.

Интересный момент биографии Светланы — ее неизменное желание присвоить очередного мужчину, уведя из прежней семьи и переженив на себе, ни разу, кажется, не удалось. Сбежавшая в большой мир принцесса ничем теперь не лучше «девчонок из простых». Этот навязчиво повторяющийся мотив, конечно, откровенно комичен и давал возможность для откровенно водевильного строя картины, для первостепенного гротеска. Однако авторы выбирают некий осторожный срединный путь: зрелище не пугающее (традиционно зловещий Сталин всего-навсего «отец», вот и неприятного ему великовозрастного Каплина наказал едва-едва), не смешное (а ведь похождения Светланы за чувственными удовольствиями давали основания как следует «отжечь), нисколько не сердитое (никакое сословие и никакая социальная группа здесь не осуждаются, даже Берия с Хрущевым полустерты). Женщина, поставленная в центр повествования, вряд ли дает зрелищу своего имени достаточное количество энергии — Сталину приходится ее воспитывать, встречным мужчинам соблазнять. «Шашни-машни» — выражается про любовные похождения следователь, работающий с Каплиным. В сущности, кино получилось именно про это. Название «Шашни-машни» подошло бы сериалу больше, чем «Светлана». Возможно, у Светланы Иосифовны была персональная тайна, однако авторы ее не разгадали. Но, скорее всего, разгадывать было нечего.