Дарья ЕФРЕМОВА

04.11.2015

Осенние праздники — прекрасный повод собраться всей семьей в теплом доме, включить телевизор и — вопреки ненастью за окном — от души повеселиться. Но времена, когда вся страна с нетерпением ждала очередного выпуска «Вокруг смеха» или «Кабачка «13 стульев», канули в Лету. 

Казалось бы, тогда вниманию телезрителей предлагалось два-три канала, а нынче такое разнообразие кнопок и, соответственно, юмористических жанров: нас пытаются рассмешить стендаперы, пранкеры, кавээнщики, резиденты «Comedy Club», «Кривое зеркало» с Петросяном и Степаненко, Новые русские бабки... Мы должны бы уже лопнуть от хохота, но почему-то хочется немедленно выдернуть вилку из розетки и засунуть голову под холодный душ.

Не смешно, зато вроде как «жизненно». Вот, например: «Сколько тварей развелось. Все такие разные и все такие твари. Если мне переползает дорогу улитка, я останавливаюсь. Ползи, ползи. Ты же, тварь, торопишься». Или афористично. «Дзынь. — Иду-иду. — Дзынь-дзынь! — Иду-ду-ду! Кто там? — Доставка пиццы. — Какие птицы? — Доставка пиццы. — Секс с проводницей? — Пиццу заказывали? — Шприц мне показываете? — Я пиццу принес! — Побрить свой утес?» (Гарик-Бульдог Харламов и «Comedy Сlub»). Иногда мастера слова берутся быть поучительными. «Женский хочунчик растет быстрее мужского могунчика. Никогда не требуй и не проси. Просто скажи — хочу. Хочу сумку из шкурки малайского хоревасика. Хоревасики такие при-и-кольные». В ходе номера Елена Степаненко любезно напоминает слушательницам о чувстве меры: «Одна тут сказала, что хочет шубу из норки, через пять минут пожелала сапоги из норки, а потом еще колготки из норки. Муж ее убил». Встречаются в потоке острословия и поэтические перлы: «...Плыл по озеру карась, жирный был, такая мразь. Прятал гадкую душонку в чешуеву рубашонку». (Новые русские бабки. Диалог «Рыбалка»). 

Поскольку на физиологическом уровне смех — разрядка, в основе которой всегда или почти всегда лежит какая-нибудь напряженная, эмоционально острая ситуация, шутники старательно ищут и находят этот самый нерв дня. Любовники в шифоньере? Оставьте их бронтозаврам. Новое поколение любит погорячее. «Привет, Танюша! Это Ванюша. Я так соскучился. — Привет, Ванюша, и я так соскучилась. А это какой Ванюша? Тот, что с родинкой на ноге?» Джамшуты, равшаны, игорь владимировичи, пилять, криво лиловый пальнюс налепили, — вот что вне конкуренции. А можно и вовсе текстами не грузиться. Работать в жанре комедии положений. Артист выходит на сцену, у него падают штаны. Зал лежит...

Все для народа

О том, что никто давно уже не скрипит ни мозгами, ни перышком, а многочисленные фабрики смеха выдают на-гора однообразную продукцию и за двадцать лет не породили ни одной шутки, которая стала бы всенародным достоянием, говорилось неоднократно. Как и о том, что в советские годы репризы лелеяли, словно драгоценности, а людям предъявлялся штучный товар. И ни при чем тут зверства тоталитарной цензуры, просто худсоветы знали свое дело: отсеивали сор, оставляя лучшее.

«Эстрадное искусство превратилось в своеобразный шоу-бизнес, инкубатор поп-звезд, которые ничего нового не дают публике. Тексты ужасающие. Музыка чудовищная. И это показывают по телевизору!» — недоумевал Аркадий Арканов, анонсируя очередной «юмористический» фестиваль. 

Над интермедией «В греческом зале» смеялись физики, лирики и разнорабочие. Не потому, что ее герой, простак-алкоголик обозвал смотрительницу музея белой мышью, а потом еще и старой козой. Работа тончайшего виртуоза Аркадия Райкина отвечала распространенной мотивации зрителя тех лет: стать образованнее, лучше, духовно богаче. Персонаж, требующий на вернисаже стакан — «что же мне из горлышка булькать», — вызывал дружный хохот.

Позднесоветские хиты (преимущественно принадлежащие перу Михаила Жванецкого): «Рыг-рыг-рыгламентр», «Попросим начальника транспортного цеха» — становились своего рода культурным кодом. «Нормально, Григорий! — Отлично, Константин!», «Что дают? — Что-то синенькое в полосочку», «Вчера были большие, но по пять рублей, сегодня маленькие, но по три», — крылатые фразы работали своего рода позывными.

А теперь, внимание, вопрос. Если я скажу, что ношу дубленку с хутриэлем (так читают маркировку XXXL), юбку с леопердовым принтом и думаю, что идеальный брак — это когда она из спальни кричит: «Где ты, мой принц?», а он ей из туалета отвечает: «Здесь моя принцесса, на белом коне», вы сочтете меня остроумной? Нет, а зря. На концертах Евгения Вагановича эти шутки пользуются большим успехом. Ну, тогда попробую иначе. «Винни-Винни, кажется «Дождь» закрывается! — Отстань, Пятачок, он уже сто лет закрывается», «Винни-Винни, а почему у тебя нос в чем-то белом? — Это мед. — Мед? — Да, Пятачок. У меня есть неправильные пчелы, и они готовят качественный неправильный мед». 

Какие еще пчелы и при чем тут дождь, — возмутится часть публики, не следящая за новостными лентами. И правильно возмутится, не все же работают с информационным пространством, не у всех есть время сидеть в соцсетях. 

Напрашивается вопрос: а может быть, всенародные шлягеры не рождаются просто потому, что мы потеряли ощущение единой реальности? Общество стратифицировано, разобщено, атомизировано. Одним смешны Новые русские бабки с их рыбалкой и пАрнушкой (потом она оказывается парилкой), другим — демотиваторы, подборки феерических диалогов заказчиков и дизайнеров, ошибки переводчиков, коллекции провинциальных билбордов и ценников с вопиющей пунктуацией и «очепятками»: «Морковь немытая Россия», «Гейфрукт».

Даже если опустить вопрос художественности гэгов, придется признать, что юмор сепарировался, разделился на фракции. «Comedy Сlub», активно эксплуатирующий тематику ночных клубов, брутальных офисных стерв и конфузов на радиоэфирах, — как бы для продвинутой молодежи из городов-миллионников. «КВН» вроде тоже для молодежи, но с провинциальным колоритом. Два реальных пацана пугают друг друга корочками. «Я из ФСБ. — Фруктовые соки Биробиджана? — А я из ДПС. — Доставка пиццы Сыктывкар?» 

А теперь заглянем к резидентам. «Халдей, неси нам водяо!» — барствует Павел Воля. Задача его персонажа — напоить классных телок в модном баре, а телки, как известно, не пьют, если на этикетке нет эффектного иностранного названия. Вот и приходится креативить: водейра, водхито... «Водка без пива — деньги на ветер? Это ставить кондиционер в «Ладу Приору» — деньги на ветер. А водяо с пивасом очень хо-ро-шо!» — продолжает шоумен. Очевидно, что шутка рассчитана на узкий круг бонвиванов-хлыщей-негодников, завсегдатаев лаунжей, лобби и террас. Чем так «позорна» новинка отечественного автопрома, придется объяснять уже в соседней пивной. А в кофейне через дорогу будут долго гадать, почему в финале номера над салонной укладкой стендапера зависает детский радиоуправляемый вертолет. Да потому что вечер, тяпница, которая погубит субботу, менеджеры среднего и не среднего звена напиваются в хлам (вертолетом на сленге называют эффект сильного опьянения).

Что до «простого народа», то эту делянку окучивает «Кривое зеркало». Вроде бы никакой специфики: мужья, жены, любовники, дети, цены, снова алкоголь. Только уж очень серая выходит действительность: «семья — это когда ты с утра проснулся и уже в чем-нибудь виноват», «отхлестала на 8 Марта по морде двумя тюльпанами», «как тут не пить, когда буханка хлеба стоит, как при Брежневе ковер?». Чтобы зритель не разрыдался прямо на концерте, шутки о правде жизни разбавляются остреньким, сферой материально-телесного низа, как элегантно определил похабщину философ Михаил Бахтин. 

«Дай потрогать! — Я замужем. — Да не тебя, а водку», «подпись-деда, подпись-деда, подпись-деда мне нужна». В общем, сортир-сортир-сортир — вот что объединяет сегодняшних нишевых юмористов и их аудиторию. Страты, круги, сословия. Это и удивительно, ведь сниженная тематика и лексика в русской культуре всегда были табуированы — даже в бытовой речи предпочитали описательно-смягчительные конструкции вроде «где можно помыть руки» вместо «где у вас туалет». Выходит, утвердившиеся на эстраде сомнительные метафоры и не оставляющие простора фантазии эвфемизмы говорят об ослабленности нормативной системы общества, которая возникает, когда меркнет социальный миф, размывается картина мира, где ясно, что такое хорошо и что такое плохо... 

Когда выходишь на эстраду...

О том, кто, когда и насколько сознательно делал ставку на снижение уровня, можно спорить. Да, некоторые выходили на сцену с фигой в кармане намеренно, скажем, в силу протестных настроений или желчности натуры. Другие просто «не догоняли». Где-то, повинуясь законам рыночной конъюнктуры, превратили открытый для талантов клуб в тотальный инкубатор, агрессивно навязывающий зрителю выгодную продюсерам повестку дня. Так или иначе, факт неоспорим: отечественная эстрада — живая, штучная, с оригинальным видением смешного, способная существовать на одной сцене с классической оперой и балетом, — исписалась до мышей и хутриэлей...

Конечно, сатира всегда шла в одной связке с пороком. Отрицательные персонажи становились основными фигурантами и у патриархов жанра. Взяточники, зарвавшиеся начальники, пьяницы, ханжи, самоуверенные невежды, завхоз, от нечего делать топящий в чернильнице мух, — у гениального Аркадия Райкина. Коррумпированные чиновники и их деспотичные жены, задерганные интеллигенты и эксцентричные мещаночки — у блестящего актерского дуэта Марии Мироновой и Александра Менакера. Пожалуй, все так. С той только разницей, что маски мастеров старой школы носили гротескный характер, и как бы ни были заострены репризы, в них звенела вера в будущее, ощущалось уважение к человеку, к залу. Надежда, что все недостатки будут устранены.

«Я храню, может быть, и наивную веру в воспитание чувств, в его действенную силу, — писал в автобиографической книге «Без грима» Аркадий Исаакович. — Я убежден, что недостатки воспитания не могут быть компенсированы ни суммой знаний, ни жизненным опытом... Могут возразить, что есть ведь простые люди, университетов, как говорится, не кончавшие, но по своим внутренним качествам превосходящие иного цивилизованного хама. Разумеется. Но не стоит полагать, что эти люди таковы по природе, и только. Они тоже воспитаны. Воспитаны этическими нормами жизни, которые складывались веками. Воспитание чувств — это благоприобретенная выдержанность внутренне раскрепощенного человека, это самоуважение, которое неотъемлемо от уважения к другим».

Что до основ профессии, Райкин, вслед за Филоновым и Мейерхольдом, делал ставку на упорный труд, мастерство, в котором нет места небрежности, сиюминутности. «Любопытно также, что они равно не любили глаголов «создать», «сотворить», а говорили «сделать». Не любили слова «картина» или «спектакль», а говорили «вещь». Этой «производственной» терминологией подчеркивалось, что творчество не есть божественное наитие, опьянение, но прежде всего — целенаправленный, конструктивный процесс, превращающий объективную реальность в реальность художественную». К примеру, для дуэта Мироновой и Менакера писали Михаил Зощенко, Владимир Дыховичный, Морис Слободской, Владимир Масс, Лев Шейнин, Леонид Зорин, Григорий Горин, Аркадий Арканов, Михаил Ножкин... 

О творческой бескомпромиссности, профессионализме такого уровня, что он становился категорией нравственной, говорила и сама Мария Владимировна. Именно она в числе первых констатировала деградацию жанра, упрекая Геннадия Хазанова за монолог ученика кулинарного техникума, где рассказывалось, как герой, наевшись арбуза, пошел провожать любимую девушку: «А я сейчас начну рассказывать, как я объелась гороха, и что из этого вышло...»

О настроении дуэта вспоминал режиссер и друг дома Борис Львов-Анохин: «Их разговоры, споры, ссоры, препирательства заставляли стонать от смеха огромные залы, до отказа набитые зрителями. Я имел счастье репетировать с ними в их счастливом доме. Дом был счастливым, потому что в нем никогда не прекращалась игра — опять-таки юмористические споры, ссоры, препирательства, обмен колкостями, — быт был весело театрализован, состоял из талантливейших импровизаций, этюдов, остроумных пассажей. Очень смешные игры, в которых сквозь юмор светилась огромная нежность...» 

Именно эта нежность, любовь и уважение к залу и было тем, что объединяло публику, а не разобщало. Ведь посмеяться над недостатками порой гораздо действеннее, чем их осудить. Но есть большая разница — подтрунивать или издеваться. Смех делает нас лучше — насмешка никогда.

Мнения

Владимир СОЛОВЬЕВ, телеведущий:

— Сатиры на сегодняшний момент в России нет. Большая проблема с качеством литературы, которая является основой сатиры. Наследников Зощенко и Жванецкого не появилось. Есть люди хамоватые, есть люди резкие, иногда бывают остроумные, есть набор рифмоплетов, но сатириков реальных нет. Многим, наверное, кажется, что зарифмованный мат и есть сатира? Это заблуждение. 

Не думаю, что из этой ситуации можно выйти как-то целенаправленно, потому что любая искусственная попытка решения только приведет к беде. Сатира является частью культуры, деградация культуры, в том числе и политической, приводит к деградации сатиры. Поэтому, когда начнется хотя бы некоторое возрождение, тогда будут находиться и новые талантливые сатирики. 

Что касается нынешних юмористических передач на телевидении, то я человек старый и могу только брюзжать на эту тему. Бесспорно, смешные передачи бывают, но это зависит от качества людей. Совершенно великолепные шутки иногда выдает Ваня Ургант, бывают забавные номера у КВН. Если говорить о «Comedy Club», то там очень неровно. Есть талантливые ребята, а есть, очевидно, случайно зашедшие, потому что эфирных часов много, а талантов мало. 

Наталья КРАЧКОВСКАЯ, заслуженная артистка России:

— Уровень юмора в России сейчас чрезвычайно упал. Я недавно смотрела несколько передач КВН, там проскальзывали какие-то удачные шутки, но тоже все заканчивалось печально. Остроты такие, что становится очень обидно за нашего зрителя. Ведь у нас умный и хороший зритель. Народ, который исторически прекрасно понимает шутку. 

Современная культура юмора пришла к нам с Запада. Внешне она, как и многое другое, что мы позаимствовали в последние 25 лет, очень красива, но попробуешь один раз — и больше не хочется. Но русский человек хорошо поддается влиянию. Русский человек всегда был любознательным до других культур. Мы очень восприимчивы и любим искать счастье там, где нас нет. Хотя сами ничем не хуже, а что касается юмора, так и вовсе лучше. 

Но пока приходится констатировать, что наша культура тяжело больна. Выздоровление возможно, только если общество найдет в себе силы вспомнить о забытых ценностях, которые хранил в себе и советский юмор — честность, доброта, порядочность. Все это сейчас утеряно.

Марк ЗАХАРОВ, режиссер, народный артист СССР:

— К современной юмористической культуре у меня отношение достаточно спокойное. Мне кажется, произошел естественный, закономерный этап развития общества, пришло новое время, в котором великая советская сатирическая школа оказалась невостребована. 

Резкие изменения в жанре отечественной сатиры произошли во время перестройки. Был разрушен «железный занавес», мы тесно соприкоснулись с западной культурой, у нас появилось совершенно другое информационное пространство, другие проблемы. У шуток наших великих мастеров не осталось достойного адреса. Если советские сатирики часто старались тонко ужалить коммунистическую политическую систему, то сейчас жалить нечего. 

Юмор сегодня, что называется, бьет ниже пояса. Он немножко туповатый, грубоватый, но таковы нынешние вкусы. К глубокому сожалению, эпоха великого советского сатирического театра ушла безвозвратно. Но мне кажется, не стоит отчаиваться, эти времена тоже рано или поздно пройдут, появится что-то новое.