Вот и встретились три одиночества

Анна ЧУЖКОВА

20.10.2012

Три сестры наконец добрались до Москвы, но счастья не нашли и здесь. В рамках фестиваля «Сезон Станиславского» Лев Додин показал свой спектакль по Чехову на сцене Малого театра.

Эти классические «Три сестры» похожи на школьное сочинение на «отлично», строго и внимательно следующее за автором, — с глубоким прочтением, подробным анализом героев и их взаимоотношений. Обошлось без экспериментов с текстом и формой — во имя главного, отчаянно трагичного содержания.

История семейства Прозоровых разворачивается на фоне старого дома. Серо-зеленая стена барака постепенно выезжает вперед, оставляя все меньше и меньше простора героям и мечтам о столице. Глядя на скупую сценографию, с самого начала понимаешь: у сестер надежды нет.

Несмотря на восторженные реплики, дом Прозоровых живет без иллюзий: никакой праздничной радости. Ольга (Ирина Тычинина), скрывая под броней из слов темную усталость, машинально обращается к младшей сестре: «Сегодня ты вся сияешь». И горькие смешки из зала — поздравления и «счастливая» исповедь именинницы звучат как жестокий черный юмор. Ирина (Елизавета Боярская) мрачнее тучи, глотает слезы. Единственное светлое, что принес этот день, — страстное желание вернуться на родину. Но появляется Вершинин (Петр Семак), мало обаятельный, седеющий, и Маша меняется в лице: «Вы из Москвы?»

Попытки «тарарабумбией» скрасить «мерехлюндию» звучат под аккомпанемент «Сентиментального вальса» Чайковского, наигрываемого от безделья. Кажется, лучшего «саундтрека» и не придумать. Хотя есть еще один — пронзительное молчание. В подарок Ирина получит волчок — «удивительный звук». Но его вращение опускает на сцену лишь задумчивую тишину. Застывшую картину нарушает только старая няня, которая крестится, предвидя в кружении юлы злой рок.

На бесконечные вращения вокруг тщетного поиска счастья обречена жизнь Прозоровых и всего города. Так же безумно будет кружиться от безысходности заблудившаяся в семейном злополучии Маша (Елена Калинина), опутанная золотой цепью с ученым котом на страже. Впрочем, на грани истерики здесь находятся все: кто-то судорожно насвистывает, кто-то напевает, маскируя боль. К финалу это мучительное томление взорвется криком и слезами. Утешит лишь так часто повторяемое «впрочем, все равно». Все равно: сегодняшние надежды и завтрашняя тоска, будущие счастливые поколения и страдающие сейчас Прозоровы, чепуха и renyxa. Наполненные внутренней симметрией «Три сестры» Додина — как хороший коньяк, выдержанный, крепкий. Но остается от него тяжелое, сковывающее похмелье: «Скучно жить на этом свете, господа!»