Елена ФЕДОРЕНКО
14.07.2013
Труппа Марии Пахес (в Испании признанной лучшей танцовщицей фламенко) — все равно, что королевский двор: королева и свита. Последней совсем не надо добавлять очки самодержице, отметившей полувековой юбилей. В данном случае возраст не имеет значения: Мария так поведет плечом, так отобьет кружево ритма своими красными каблучками, что кровь закипает в жилах. Руки — как экзотические растения: гибкие, без костей, с веером длиннющих пальцев, способные ликовать и отчаиваться, молить и прощать, страдать и трепетать.
Труппа, а ей уже 23 года, привезла в Москву спектакль «Утопия» со смешными названиями картин и такими же веселыми комментариями. К примеру — «Размышления о равенстве», «Групповой танец о солидарности», «Танцпоэма, в которой Мария Пахес погружается в сумеречную тень темнее самой тьмы» или «Символическое пари: что возьмет верх — ирония или бесхитростная радость». Даже не читайте — просто смотрите на сцену, где два потрясающих кантаора (певца), виртуозные музыканты и танцовщики ведут рассказ о своей прекрасной стране. Все танцы Пахес — истории о родной земле и о древней душе фламенко. Каждый — новелла. Пахес не танцует, а исповедуется, когда мощно поворачивается вокруг своей оси, бережно ласкает длинный шлейф платья, а потом, согнувшись, как сломанное стихией дерево, замирает. И тут же тихо оживет в элегантном перестуке сапатеадо, переходящем в напористый шквал дроби. Через такую чечетку не пробиться даже восторженным овациям зала…
Мария ПАХЕС ответила на вопросы «Культуры».
культура: Вы говорите, что каждый спектакль — послание. О чем нынешнее?
Пахес: Много разных идей, и они скреплены единой мыслью: пора задуматься о болезни души. Именно сейчас, когда все переживают экономический кризис. Ведь его допустили мы — люди, позабывшие о том, что есть взаимопомощь, солидарность, уважение друг к другу. В этом если не крах, то уж точно обесценивание жизни. Об этом наша «Утопия».
культура: Но ведь утопия — это место, которого нет? Все так грустно?
Пахес: Нет, я далека от пессимизма и хочу пробудить в людях желание вернуться к лучшему, что им дала природа. Утопия — как желание, цель, которая впереди. Во фламенко всегда важно контролировать позу, и в жизни тоже надо контролировать свои помыслы и поступки.
культура: Вы связываете свой спектакль с личностью и работами Оскара Нимейера. Что общего между страстным фламенко и латиноамериканским архитектором?
Пахес: Творчество Нимейера вдохновляло меня. Да и он сам — долгожитель, мыслитель, борец — достойный пример для жизни. Его искусство открыто людям, радует глаз, создает настроение. В железобетонных домах и дворцах Оскара удобно и тепло человеку — он умел думать о других. Вообще, архитектура — это замершая пластика. Я познакомилась с Нимейером, когда ему уже исполнилось сто лет. «Человечество не имеет иерархий, мы все смеемся и плачем, все проходим путь от рождения к смерти, в нас много общего», — учил он.
культура: Спектакль «Автопортрет», показанный Вами в Москве на прошлом Чеховском фестивале, создан при участии Михаила Барышникова?
Пахес: Однажды Миша позвонил и сказал: «Приезжай в Нью-Йорк и расскажи о себе что-нибудь очень личное». Так наша труппа попала в Центр искусств Барышникова, и он на две недели стал для нас домом. Фламенко всегда рассказывает о себе, по-другому не бывает, вот в чем суть. Поставила зеркало и начала вспоминать моменты своей жизни: как плясала маленькой девочкой в цыганских кварталах, признавалась в любви, создала труппу. Как стала одинокой (в молодости Пахес потеряла любимого мужа.?— «Культура»). Получилась «Автобиография». Потом с Барышниковым и его коллегами проводили исследования в сфере современного танца, ведь фламенко — древняя история, в которой очень нуждается современность.
культура: Вы привезли фламенко без кастаньет. Разве так бывает?
Пахес: Впервые взяла в руки кастаньеты в двухлетнем возрасте и сразу затанцевала. Мои братья бежали играть в футбол, а меня с собой не брали, говорили: «А ты танцуй!» Вот я и танцевала. Во многих спектаклях мы выступаем с кастаньетами, но не в «Утопии». Здесь ритм — он очень важен во фламенко, часто задаваемый кастаньетами, передает сапатеадо, то есть стук каблуков, хлопки руками и щелчки пальцами.
культура: Вы не танцуете, а разговариваете своим танцем.
Пахес: Фламенко — очень богатая разносторонняя песенно-танцевальная культура, в нем много стилей.
культура: Их названия звучат как музыка: тьентос, солеа, алегриас, мартинете, тангос, кантиньяс, хотя в чем особенности каждого — не знаю.
Пахес: И не нужно. Фламенко невозможно загнать в какие-то рамки. Это танец, который переплетает ускользающие нюансы человеческих страстей. Он может быть грустным, веселым, энергичным, томным, заводным. Как человек. Фламенко — искусство, так долго пробывшее анонимным, вобрало в себя эмоциональную энергию и мощь множества поколений разных народов. Ведь Андалусия многонациональна.
культура: Костюмы и сценография рождены Вашей фантазией?
Пахес: Дизайн спектакля воспринимаю как часть творчества. Сценография в «Утопии» очень простая: три горизонтальные линии (светлые изогнутые трубы опускаются с колосников.?— «Культура») хорошо отражают пластическую идею творчества Нимейера, изгибы в архитектурных сооружениях, дуги Кафедрального собора в городе Бразилиа. Через линии я воображаю танец и представляю, что мои движения — миллионы изломов в воздухе.
Цвет — это энергия. В цвете костюмов я зашифровываю символы: серый отражает первичную материю; красный — кровь, которая течет в нас; белый — надежда на светлое будущее. А черный для меня — это графические росчерки. Костюмы создавались одновременно со сценографией, но красное платье с длинной вуалью придумалось раньше, и из него уже родился танец.
культура: Самое эффектное Ваше платье — светлое, с огромным шлейфом. Он кажется очень тяжелым.
Пахес: Вес «хвоста» — восемь килограммов.
культура: Это и есть bata de cola?
Пахес: Да, такое узкое платье в пол, шлейф которого украшен воланами. У нас считают его происхождение цыганским, в Андалусии всегда было много цыган.
культура: Вокальный дуэт в спектакле зрители встречали овациями. Могли бы певцы станцевать фламенко?
Пахес: Конечно, они же из Севильи. Хуан с нами недавно, он — «ученый в пении», и для него традиционное классическое фламенко современно. Ана со мной сотрудничает 14 лет, и я каждый раз поражаюсь ее голосу. Фламенко — такой сложный стиль, где постоянно меняются тональности, и только виртуозы могут совместить мелодии мужского и женского голосов — они разные, но должны звучать в диалоге.
культура: По-моему, артисты Вас побаиваются…
Пахес: У нас в труппе железная дисциплина. Люди, с которыми я работаю, должны следовать установленным правилам и понимать, что такое команда.