Елена ФЕДОРЕНКО

09.07.2024

Ушла из жизни Марина Кондратьева — выдающаяся балерина, педагог, народная артистка СССР — из плеяды тех, кто повлиял на стиль женского танца в балете ХХ и XXI веков.

Она талантливо прожила свою длинную и достойную жизнь. Из 90 отпущенных лет Марина Викторовна более 70 была связана с Большим театром. «Жизнь пролетела в театре, и так быстро», — говорила она. Ее танец был эталоном соединения воздушной, словно и незаметной техники и глубочайшего психологизма.

Ее воспринимали как танцовщицу романтическую, воздушную, неземную. Легчайший парящий прыжок и тонкие переливы чувств пригодились не только в старинном классическом репертуаре. В спектаклях Большого театра Марина Кондратьева создала немало образов: Одетту-Одиллию в «Лебедином озере» и Сильфиду в «Шопениане», Аврору в «Спящей красавице» и две партии в «Каменном цветке»: Катерину и Хозяйку Медной горы, Джульетту и Фригию в «Спартаке», Девушку в «Видении розы» и Девушку-птицу в «Шурале», Эолу в «Икаре» и Анну Каренину. Каждая роль запоминалась естественностью и искренностью, тончайшим чувством стиля и четкими актерскими подробностями.

Выпускницей балетной школы Марина Кондратьева впервые вышла на сцену Большого в главной партии Маши в «Щелкунчике» в постановке Василия Вайнонена. Ее Принцем был одноклассник Николай Фадеечев. В предвыпускном классе в их репертуаре появился подлинный шедевр — «Мелодия» Глюка в хореографии Асафа Мессерера.

Она признана одной из лучших Жизелей мира (с этим не спорит никто), западные критики называли ее Марией Тальони ХХ столетия. Лирическая тема стала не единственной, но безусловно главной в ее творческой судьбе. Свою важную роль, самую близкую и родную, она готовила с Мариной Семеновой. «Жизель» — первый спектакль, который я учила под руководством Марины Тимофеевны, — вспоминала Марина Викторовна. — Результат показали главному балетмейстеру Большого театра Леониду Лавровскому. За второй акт — похвалил, а для беседы о сцене сумасшествия пригласил в свой кабинет: «Марина, расскажу тебе реальный случай. Блокадный Ленинград. Иду по улице, навстречу — моя добрая подруга. Я поздоровался, она — даже головы не повернула, прошла мимо, будто сквозь меня. Позже я узнал, что она шла от своего дома, в который попала бомба, там находились ее муж и сын. Хочу, чтобы в сцене сумасшествия ты помнила о состоянии бессознательной отрешенности, о моменте, когда связь с жизнью уже разорвана». Рассказ в несколько предложений объяснил мне всю историю обманутой крестьянки».

Этот эпизод давней и чужой судьбы Марина Викторовна рассказывала своим ученицам разных лет, которые брались за Жизель. Учениц было много, и не только в главном театре страны. В театре классического балета под руководством Наталии Касаткиной и Владимира Василева Кондратьева репетировала с Маргаритой Перкун-Бебезичи и Верой Тимашовой, в Большом работала с Галиной Степаненко, Надеждой Грачевой, Анной Антоничевой, Екатериной Шипулиной, Натальей Осиповой, Ольгой Смирновой, Ниной Капцовой, Анной Тихомировой, Юлией Степановой, Маргаритой Шрайнер, Аной Туразашвили. На вопрос, что главное в балетной педагогике, отвечала: «Помимо профессиональных задач — это аксиома, нужно помочь девочкам поверить в себя».

Ее ученицы работают в разных странах, и среди них немало звезд. Марина Викторовна давала мастер-классы в Японии, США, Италии, переносила спектакли русской классики в Королевский балет Новой Зеландии, в Корейский национальный балет Сеула, в балетную труппу Оперы Ниццы.

Брать интервью у Марины Викторовны было особой радостью. Она отвечала на вопросы спокойно, без восторженности, словно рассказывала о жизни, в которой вовсе нет приключений. Почти буднично говорила о факте бесспорно уникальном: «До эвакуации в театр меня не водили — слишком мала, балета никогда не видела, телевизора не было, танцам не училась, даже слова «балет» не знала, но танцевала постоянно, и носочки всех туфель были дырявыми — по дому передвигалась только на пальцах».

Помню много историй, услышанных от Марины Викторовны. Восьмого июля, когда пришла горькая весть о ее смерти, сразу вспомнилась вот такая:

«Родилась я в семье физиков, папа входил в состав группы академика Абрама Иоффе, работал в Ленинградском политехническом институте. В самом начале войны семьи ученых эвакуировали в Казань — город, где открыли много госпиталей для раненых, их привозили со всех фронтов. Ученые жили дружно, мы близко общались с семьей академика Николая Семенова. Его жена Наталия Николаевна играла на рояле, их дочка Милочка пела, один из научных сотрудников хорошо читал стихи, я — танцевала. Такая у нас образовалась любительская бригада, и мы вчетвером ездили по больницам. Раненые принимали нас тепло, подолгу аплодировали. Для меня эти концерты были в радость. Мою страсть к танцам замечали все, а Наталия Николаевна стала инициатором поступления в балетное училище — сказала мужу, что меня надо отвезти в Москву. Николай Николаевич Семенов взялся за этот вояж потому, что у него были там дела и имелось разрешение на въезд в столицу, город был закрыт. Оставили вещи в гостинице и сразу отправились в хореографическое училище, но занятия уже начались, вакантных мест не осталось.

Николай Николаевич встретился в гостинице с Агриппиной Яковлевной Вагановой — она приехала повидаться с сыном-фронтовиком, который поправлялся после ранения, и поселилась в номере этажом ниже. Они заочно знали друг друга: Семенов видел Ваганову на сцене, она — читала статьи знаменитого ученого. Агриппина Яковлевна проверила мои данные и подбодрила: «Даже хорошо, что ничего не знаешь, — сразу начнешь учиться правильным основам». Вагановской рекомендации отказать не могли, ее слово звучало законом — и меня приняли.

Через пару лет я встретила Ваганову в коридоре нашей школы — она возглавляла экзаменационную комиссию — и поблагодарила: «Спасибо, я стараюсь вас не подвести. Вы меня не узнаете? Я Марина Кондратьева». Она удивилась: «Разве ты не Семенова?» Она не смогла скрыть разочарование — думала, что я полная тезка ее любимой и лучшей ученицы — Марины Семеновой. Эта история мне всегда казалась знаком судьбы, предсказанием: Марина Тимофеевна стала моим педагогом на всю творческую жизнь».

В театре Марину Викторовну любили все. Мягкая и спокойная, скромная и сдержанная, она ни с кем никогда не ссорилась. Ее присутствие в балете казалось гарантом стабильности — в той мере, в какой она возможна в театре. Уходит поколение великих. Светлая память!

Фотографии: Михаил Терещенко/ТАСС; (на анонсе) Г. Соловьев/ТАСС.