Елена ФЕДОРЕНКО

08.07.2024

На Новой сцене Большого состоялась мировая премьера балета «Буря» на музыку Юрия Красавина. Поставил спектакль по одноименной шекспировской пьесе хореограф Вячеслав Самодуров.

«Буря» — последняя пьеса Шекспира, а потому воспринимается как завещание или пророчество. Образ бури в мифологии двойственен: буря — знак беды, переполоха, разрушение космической гармонии, но с другой стороны, буря — становление нового порядка, очищение природы, мощная сила, побеждающая зло, дарящая надежды на лучшее. Команду создателей спектакля пленило второе толкование. У Шекспира буря — это не нависающая темная туча, а стремительная атака, грозная стихия, шаровые молнии, и потом — облегчение: чистое небо и пьянящий свежий воздух. Дорогой и увлекательной оказалась авторам, прежде всего хореографу и художнику, и мысль театральная: «Весь мир — театр. / В нем женщины, мужчины — все актеры». О магии театра, придуманного волшебником Просперо, они щедро и разнообразно говорили в предпремьерных интервью.

Пьеса Шекспира существует на стыке шутовской комедии, мрачной трагедии и философской сказки, а фабула запутана насколько причудливо, что трудно поддается переложению на пластический язык. Судите сами. Маг Просперо с юной дочерью Мирандой и своими помощниками — Ариэлем, духом воздуха, и дикарем Калибаном — живут на забытом острове. Когда-то Просперо был герцогом Миланским, но его свергли, подло обманув. И вот спустя годы он решает восстановить справедливость и проучить злоумышленников. Просперо вызывает ужасную бурю, и обидчики, судно которых потерпело кораблекрушение, оказываются на его острове. Среди них и сын оскорбителя, короля Неаполитанского Алонзо — Фердинанд. А далее — чары, чудеса магии, цепь встреч, любовь Миранды и Фердинанда и множество диалогов, комичных, цветастых, нелепых, иногда и путаных. При перемещении в балетную реальность многосложная пьеса не могла не потерять часть смыслов. Не потому ли «Буря» не попадала в поле зрения русского балетного театра, если не считать петербургского спектакля «Миранда, или Кораблекрушение», поставленного без малого двести лет назад для Марии Тальони ее отцом хореографом Филиппо Тальони.

«Буря» — третий спектакль в Большом театре хореографа Вячеслава Самодурова, чья богатая фантазия настроена на эксклюзивы. Первой постановкой была недооцененная «Ундина», явно опередившая время. Хореограф рассказывал историю без истории. В танцах оживали рефлексии, чувства, видения двух героев: Беглеца и Ундины. Одноактная «Танцемания» не имела фабулы, ее внутренним сюжетом становились витальные танцы и радость творчества, которые складывали восхитительные отношения безымянных персонажей. Спектакль сразил наповал и стал хитом Большого театра. Пятиактную «Бурю», с ее запутанными коллизиями, конфликтными отношениями между Просперо, Калибаном и Ариэлем, в Большом упаковали в два акта продолжительностью в полтора часа, не считая антракта. Оказалось, что краткость — не всегда сестра таланта.

Музыку Большой театр по выбору хореографа заказал Юрию Красавину — в тандеме они ранее сочинили прекрасную «Танцеманию». Музыка «Бури» дансантна в самом высоком смысле этого определения: она, содержательная, ритмически четкая, интонационно разнообразная, ясно акцентированная, рождена для танца. Пролог к спектаклю — песня моряков, финал — вариации на тему 17-й сонаты Бетховена, во всем мире она известна как соната «Буря». Авторские мелодии — оригинальны и театральны: и современные, и те, которые вступают в диалог со старинными английскими мотивами.

Художник Алексей Кондратьев попал под чары одной театральной мысли, зашифрованной в пьесе: «для меня театр и сцена и есть то место, населенное призраками и духами, где можно укрыться». Металлические панели и зеркало задника с неясными отражениями, иллюминаторы, так похожие на пристальный взгляд множества глаз, и светящаяся рама как образ «театра в театре», «сцены на сцене». Волшебник света Сергей Васильев выстраивает лучи в филигранную партитуру — и его световое шоу имитирует бурю с ее атмосферой страха и напряжения.

Первый акт — мрачный и темный — не позволяет понять, кто есть кто, об этом можно только догадываться. И не потому, что хореограф не смог. Ему важен образ Просперо — хозяина своего острова, он — то ли автор пьесы, которому снится сон, то ли режиссер, что старается навести порядок в безнадежном мире. «Это — спектакль про творца, но одновременно и про тирана», — уверяет нас автор. К возможности выстроить ясную историю Вячеслав Самодуров достаточно равнодушен и выбирает формат сновидения. В роли Просперо великолепный Денис Савин. Он напоминает оживший монумент, статую Командора из «Каменного гостя». Его тело покрыто тайными знаками-татуировками, отсылающими к волшебным «книгам Просперо». Он, вершитель судеб, меняет прекрасные наряды: фиолетовая накидка, алая мантия, нарукавник в виде гигантского пера птицы, золотой плащ (спектакль дает разгуляться воображению и мастерству художника по костюмам Игоря Чапурина). Его партия за малейшими исключениями лишена танца, его пластическая речь — многозначительные жесты, величественные позы, сосредоточенная статика, степенная поступь.

Второе действие открывается у Шекспира комической сценой — Калибан встречает заблудившуюся захмелевшую парочку из свиты неаполитанского короля: Стефано (Алексей Матрахов), Тринкуло (Андрей Кошкин). Сцена разворачивается в темном пространстве. Калибан тоже не становится важным героем спектакля, в персонаже способного Игоря Горелкина нет ничего сверхъестественного, он балансирует между драмой и комедией, и появление этого уродливого аборигена не держит внимания зала.

И Вячеславу Лопатину с его поющим телом и выдающимся актерским дарованием не достается логически простроенного образа — его Ариэль исполняет трюки с мазохистской самоотдачей. Но что может сделать танцовщик, если хореограф ставит спектакль, в котором «главные вопросы — что такое человек и цивилизация, естество и культура, природа власти и природа милосердия»!

Маргарите Шрайнер (Миранда) и Алексею Путинцеву (Фердинанд) достались упоительные лирические виртуозные дуэты, и артисты исполняют их с блеском, передавая изобретательность хореографической мысли. В их образах прослеживаются становление и развитие: непослушная самовольная дикарка Миранда и объятый страхом Фердинанд к финалу превращаются в счастливых влюбленных, свободных, милосердных и уверенных.

Лучшая и выдающаяся сцена спектакля — дивертисмент последнего действия: на острове эпикурейства началась чистая танцемания. Как хороши главная пара влюбленных в костюмах с тотемными линиями, высокие богини в красных платьицах — Церера Дэйманте Таранды, Ирида Таисии Коноваловой, Юнона Ангелины Влашинец! Духи, так похожие на людей, стремительно и азартно исполняют насыщенную движениями сложнейшую хореографию, так что зрители замирают, восхищаясь этой пластической щедростью.

В пьесе Просперо вместе с раскаявшимися обидчиками (они безлики настолько, насколько незначительно их место в спектакле) и влюбленными возвращается в большой мир. В балете же Просперо, отказавшийся от своих волшебных способностей (стирает с тела магические знаки), погружается во тьму: ему неясно, что будет дальше. Ночь кончилась, а утро еще не пришло.

Мировую премьеру «Бури» публика встретила восторженно, но мне стало немного грустно: сезон в Большом завершается, а планы, которые в конце мая обещали огласить в ближайшее время, так и остались тайной. Работники театра говорят как о деле решенном о двух возобновлениях: «Спящей красавицы» Юрия Григоровича и детской сказки «Чиполлино». Кстати, в день премьеры «Бури» этот знаменитый спектакль Генриха Майорова задорно и вдохновенно исполнил марийский балет в соседнем здании Российского молодежного театра, где продолжаются Летние балетные сезоны.

Фотографии: Елена Фетисова и Павел Рычков /предоставлены пресс-службой Большого театра.