Все «Грани» одиночества

Елена ФЕДОРЕНКО

02.04.2014

Москва увидела Диану Вишнёву в новом проекте «Грани».

Вишнёва — одна из самых титулованных балерин мира. Из тех, кто отличается творческим любопытством и завидным бесстрашием. Не щадит ног, натренированных чистописанием классического балета, примеряя к ним самую дерзкую авангардную скоропись. Все привыкли и перестали удивляться.

«Грани» — третий из индивидуальных проектов балерины. Предыдущие — «Красота в движении» и «Диалоги» — состояли из опусов семи хореографов и принесли «вишневой команде» пять «Золотых масок». Диана давно уже самостоятельно выбирает репертуар и хореографов. 

На этот раз балерина обратилась к французу Жан-Кристофу Майо, руководителю знаменитого «Балета Монте-Карло», и американке Каролин Карлсон — гранд-даме модерна, проживающей во Франции и причисляющей себя к европейским хореографам. Два одноактных балета сошлись в «Грани». Российская премьера состоялась в Большом театре. Накануне любопытствующих пригласили на презентацию проекта, где авторы рассказали о своих спектаклях. А потом за чашкой чая ответили на вопросы «Культуры». 


Жан-Кристоф Майо:

— Первую встречу с Дианой я буду помнить до конца жизни. 1993 год. Международный конкурс в Лозанне, я председательствую в жюри. Мнения относительно выступления Дианы разделились. Слишком она казалась нетипичной: невероятно худая, не из девочек, вырастающих в балерин — несколько робких, с красивыми ногами и высоким подъемом. Когда Диана вышла на сцену, в зале случился эмоциональный взрыв. В ней увидели недетский темперамент и истовое желание погрузиться в бездну чувств. Но мало кто готов был признаться, что заворожен и обескуражен. Я настаивал на том, что Вишнёва, как никто другой, заслуживает Гран-при. В итоге так и случилось. Ей тогда было 16 лет. Я не переставал следить за ней. Диана стала звездой, в чем я нисколько не сомневался. И осталась человеком, что приятно. Меня восхищает ее готовность идти за хореографом. Я никогда не работал с таким физическим уникумом, как ее тело. Видеть на репетициях, как трое артистов (Диана и два солиста труппы Майо. — «Культура»), разных по образованию и опыту, профессиональному и жизненному, репетируют вместе, — для меня огромное событие. Счастье. 

Диана Вишнёва:

— При каждом выходе на сцену в Лозанне я тут же видела Жан-Кристофа: он зажимал губами карандаш и внимательно, даже пристально, вглядывался через огни рампы. Его энергия проходила сквозь меня. Я даже в свои детские годы понимала, что он не просто так возник в моей жизни. Потом я подросла, окрепла, дошла до того, что стала делать индивидуальные проекты. И, конечно, все время думала о Майо — первом хореографе, рассмотревшем во мне неординарность. Несколько лет назад я рискнула обратиться к нему, и он без раздумий ответил, что согласен работать вместе. Тогда что-то не сложилось, звезды не сошлись, но я не расстроилась, — чувствовала, мы обязательно встретимся.

Когда я приехала в Монте-Карло и вошла в зал, сразу же ощутила себя эфемерным мотыльком — такая невероятная энергия шла от Жан-Кристофа. Он улыбнулся и сказал: «Не стоит возвращаться к моим старым работам — будем делать новую».

Получился спектакль Switch («Переключение») — история одновременно характерная и невероятная. Характерная потому, что речь идет о женщине, чья жизнь резко меняется, когда время начинает диктовать: бизнес-леди — стать пенсионеркой, гордой красавице — болезненно-сварливой дамой. В опусе Майо героиня Дианы — балетная прима. Звезда, только что расставшаяся со сценой, которая заменяла ей реальную жизнь. Она появляется в шикарном платье от Карла Лагерфельда, и ее взметнувшаяся в непокорном выбросе нога сразу говорит об испорченном и капризном нраве. Ощутив полынную горечь одиночества и отшатнувшись от самого его вкуса, она не собирается с этим мириться. Слишком дорого заплатила: балетный станок, водруженный на сцене, не позволяет забыть о пролетевших годах. С потом, застилающим глаза, и стертыми в кровь пальцами. 

Экс-прима берет реванш за профессию, оставленную навсегда. Резко вторгается в отношения гармоничного дуэта Женщины и Мужчины (звезды «Балета Монте-Карло» Бернис Коппьетерс и Гаэтана Морлотти). Теперь мы уже сопереживаем любовному треугольнику, в его углах нет элегантных по составу чувств, но есть животные страсти. Тела перебрасываются как резиновые мячики, корчатся конечности, извиваются руки. Дива манипулирует счастливыми людьми, провоцируя и истязая их, насмехаясь над ними. Ураган покоряющих страстей, как всегда у Майо, пряных и эротичных, стихает вмиг и вопреки ожиданиям. Пара выстоит, останется вместе, в уюте, обнявшем их теплом. Героиня же Вишнёвой — жесткая и страждущая — вдруг превратится в крошечное трагическое создание: сдернет платье, снимет пуанты, и с немым вопросом «Как жить, когда все кончено?» опустится долу. Но таков удел женщины, которая тихо плачет в подушку, а не фурии, что повелевает и защищается, какой предстала героиня Дианы. Видимо, райское небо Монако, как и музыка модного Дэнни Элфмана не располагают к философским перегрузкам. Такой финал, правда, сыграл на руку Каролин Карлсон, превратившись в точный эпиграф к ее одноактовке «Женщина в комнате».

Каролин Карлсон:

— Мой спектакль — об одиночестве. Я была в восторге от предложения Дианы, потому что она русская, как и мой любимый кинорежиссер Андрей Тарковский. Он часто обращался к поэзии своего отца — Арсения Тарковского, и это важно для меня: в спектаклях я всегда использую поэзию в качестве базы. Свои работы я называю визуальными стихами. На сей раз остановилась на «Эвридике» Тарковского, чей образ подходит Диане и ее темпераменту. В танцевальном монологе она рассказывает об одиночестве и ностальгии. Эти чувства точно передают поэзия и танец, перенося человека из мира обыденности в какое-то иное, космическое пространство. 

Диана Вишнёва:

— Сколько в Каролин Карлсон жизни, юмора, мудрости. Я восхищаюсь ею и как женщиной, и как хореографом. Даже представить не могла, что буду танцевать соло на сорок минут. Поначалу сделалось страшно. Каролин интересен человек, она задает вопросы, заглядывает в душу. Очень глубоко. Она толкает к импровизации, а ведь классическая танцовщица привыкла к точному тексту. Каролин может подвести к тому, что память тебя начинает куда-то нести и уже хочется что-нибудь самой показать. Карлсон не дает спуска — ни одного неверного движения, взгляда или шага, того, что для тебя неправда, она не допустит.

Балерина танцует бесстрашно и отчаянно. Простоволосая усталая женщина вспоминает жизнь, в которой боли и горя было больше, чем радости и покоя. Она меняет халат на платье, оправляет волосы в хвост, тяжелая поступь оборачивается ажурным шагом. То мелькнет детская босоногая безмятежность, то процокает каблучками молодость. Или груз печали вдавит в стол, который еще помнит большую семью, а теперь пугает необъятными размерами и пустотой. Безымянная героиня проживает эпизоды собственной жизни, по которой бежала и крутилась, как белка в колесе. Этому образу найден точный пластический эквивалент: повиснув на столешнице, женщина стремительно и долго семенит ногами. 

Среди страданий и страхов экзотической декорацией выглядят желтые «улыбки» лимонов, которые Диана «под занавес» дарит зрителям — пусть их жизнь не будет кислой. Финал с раздачей лимонов (Диана своей естественностью может оправдать даже вычурность подобного трюка) под мажорную музыку Рене Обри защищает зрителей от одиночества, льющегося со сцены рекой. Сразу хочется жизнеутверждающих эмоций, которые вполне подвластны таланту Вишнёвой.