«О, жалкий жребий мой!»: пермский «Евгений Онегин» на «Золотой маске»

Александр МАТУСЕВИЧ

06.03.2023

«О, жалкий жребий мой!»: пермский «Евгений Онегин» на «Золотой маске»

Оперная программа 29-го фестиваля «Золотая маска» открылась гастролями из Перми: на Новой сцене Большого театра России был показан «Евгений Онегин» в постановке Владислава Наставшева.

Оперная афиша фестиваля этого года весьма скудна. На «Золотой маске» спектаклей всего семь, и лишь четыре можно с полной уверенностью причислить к высокому академическому жанру и назвать операми как таковыми. Две работы из них, «Аида» из «Геликона» и «Мертвый город» из «Новой оперы», — московские и две — из регионов. «Паяцев» из Петрозаводска можно будет увидеть в Москве в конце марта, а вторым спектаклем открылась оперная программа фестиваля — это приехавший из Перми «Онегин».

Из оставшихся трех, которые сложно однозначно причислить к жанру оперы, на фестивале в Москве можно посмотреть только одну работу — Curiosity Электротеатра «Станиславский». А самое интересное из новаций — кантата Карла Орфа De temporum fine comoedia («Комедия на конец времени»), проект Дягилевского фестиваля в Перми и Теодора Курентзиса, как уже неоднократно бывало с пермскими работами греческого маэстро, до столицы не доедет. А показ еще одного спектакля под названием «Твой отец жив, только об этом не надо говорить» композитора Даниила Посаженникова хотя и родом из Москвы, но в рамках фестиваля не запланирован.

Для того чтобы попасть в шорт-лист фестивальной программы и приехать на показы в Москву, необходимо предъявить некий инновационный продукт. Удивить экспертный совет, который отбирает спектакли по всей России и формирует фестивальную афишу. Спектакль традиционной эстетики имеет мало шансов удостоиться номинации на «Маску». Необходим новый взгляд, особенно если это касается классики, и бывает, что это идет вразрез всему остальному — смыслу, логике, эстетике. Спектакль может быть абсурдным или скучным, но если в нем присутствует некое «приращение смыслов», велик шанс, что он окажется в фаворитах золотомасочных экспертов.

Пермский оперный театр имени Чайковского во многом соответствует этим требованиям. Долгое время его возглавлял Георгий Исаакян, и он не раз удивлял столичную публику и критику своими работами, потом пришла эпоха Теодора Курентзиса, любимца продвинутой интеллигенции, и пермские работы регулярно привозились в Москву. Теперь такого явного лидера в Перми нет, но работы театра тем не менее по-прежнему в фаворе. Так, на прошлом фестивале была показана «Кармен» Константина Богомолова. На этот раз свою работу — оперу «Евгений Онегин» представляет Владислав Наставшев, выступающий сразу в трех ипостасях — режиссера, сценографа и художника по костюмам.

Появившийся на оперном горизонте совсем недавно драматический режиссер из Риги обратил на себя внимание своей нетривиальной первой работой в 2020 году («Искатели жемчуга» на Камерной сцене ГАБТа), следом порадовал второй (дилогия опер начала ХХ века: «Маддалена» Прокофьева и «Испанский час» Равеля, 2021 год). Третьей стал как раз «Евгений Онегин» в Перми, премьера которого на Урале прошла в первой половине прошлого года. Следом появилась еще одна работа режиссера, которая стала скорее разочарованием, — «Демон» на Новой сцене ГАБТа в декабре 2022 года.

Казалось бы, чем и кого можно удивить в «Онегине»? Великая партитура не раз претерпела самые изощренные интерпретации, поэтому что ни выдумай, вызовет ощущение дежавю.

Похоже, не вполне удалось это и Наставшеву. Понять, чем он сумел пленить экспертный совет «Маски», непросто. По-настоящему интересным в этой работе выглядит световое решение Константина Бинкина (он тоже номинирован): ему удалось соткать на сцене зыбкую иллюзию из мутного светового марева и пронзающих его острых лучей прожекторов, прекрасно выделить вторые планы, расставить кинематографические акценты, так что у театрального зрителя возникает ощущение, что он смотрит не оперный спектакль, а арт-хаусное малобюджетное, но высокоинтеллектуальное кино. Стильная графичность картинки — пожалуй, самая притягательная составляющая пермской работы.

В остальном спектакль скучен, однообразен и предсказуем. У него есть концепция: он решен как мучительные воспоминания протратившего свою жизнь впустую главного героя. Уже на звуках вступления публика видит щербатый дощатый пол, над ним — покосившийся потолок с одинокой люстрой, разбитое пианино и колченогий малиновый диван, на котором в халате по-обломовски лежит Онегин. Он то курит, то заливает горе вином, то кутается в одеяло и прячется под подушку от терзающих его видений прошлого. Сильный образ, в общем-то, беспощадно правдивый, но его хватает на первые пять минут — семь картин, это, право, многовато!

А по большому счету ничего больше в течение трех актов большой русской оперы на сцене и не происходит: пьяного, слоняющегося по запущенной зале имения Онегина то и дело окружают призраки-воспоминания, а он все страдает и страдает — то корчится на полу, то юродствует, то пускается в глупую браваду. Мучительная рефлексия и затянувшаяся ностальгия оборачиваются труднопереносимым однообразием и в конечном итоге пафосной претенциозностью.

Последнего в избытке и в музыкальной интерпретации дирижера Михаила Татарникова. Неожиданные ферматы, немотивированные замедления, ускорения темпов до истерики там, где этого совсем не ждешь, нетривиальные акценты — все тут претендует на революционную новизну. Однако такого рода претензии убедительны, лишь когда весь материал в целом подан на безупречном уровне. В противном случае, представленное с головой выдает дурную провинциальную амбициозность: сказать-то мы хотим ого-го как много всего, но не очень-то получается… К сожалению, пермская работа грешит многими несовершенствами: не всегда найденным балансом между оркестром и солистами, темпоритмическими расхождениями, неточной интонацией соло. Вокальное исполнение также далеко от совершенства, к каждому певцу, увы, остаются те или иные вопросы.

Фотографии предоставлены пресс-службой "Золотой маски". Автор фото Андрей Чунтомов