Елена ФЕДОРЕНКО

05.07.2022

Шестого июля в Музыкальном театре имени К.С. Станиславского и В.И. Немировича-Данченко состоится премьера вечера одноактных балетов, которые поставили хореографы Владимир Варнава и Максим Севагин, недавно возглавивший балетную труппу. «Культура» поговорила с молодым руководителем.

Максиму Севагину 25 лет и он, пожалуй, самый молодой руководитель балетного коллектива в мировой истории. Родился Максим в Алтайском крае, в небольшом городке Рубцовске. Год учился в Новосибирском хореографическом училище, потом поступил в Академию русского балета имени Вагановой, с дипломом Петербургской балетной школы приехал в Московский Музтеатр Станиславского. Юный танцовщик сочинил немало миниатюр и торжественных церемоний, а недавно состоялся его дебют в большой форме — совместно с эпатажным режиссером Константином Богомоловым он поставил балет «Ромео и Джульетта», после чего стал штатным балетмейстером театра. Напомним, что в конце февраля француз Лоран Илер, успешно возглавлявший труппу с 2017-го, покинул Москву. Уже в марте худруком коллектива численностью более 120 артистов объявили Максима Севагина. «Культура» расспросила его о жизни и предстоящей премьере — спектаклях «О природе» и «Нет никого справедливей смерти».

— Не страшно быть самым молодым балетным худруком в мировой истории?

— Я мало думаю о возрасте. С юности работаю как хореограф и мне приходилось встречаться на постановках с артистами гораздо старше меня. Мне не было еще двадцати, а исполнители — в два раза старше. Поначалу, может, и испытывал волнение, но оказалось, что с ними легче работать — их жизненный опыт и профессионализм шли на пользу делу. Как правило, сложнее с ровесниками — им непросто принять факт, что человек одного с ними возраста занимает другое положение, имеет иной статус. Это я заметил еще в Академии — мои одноклассники могли и ревновать, и завидовать, что я по сути управляю ими, но меня интересовала работа. Я старался не обращать внимания на личные отношения.

— Как творческий и разумный человек, вы наверняка понимаете, что артист балета, хореограф и руководитель труппы — совмещение невозможное. От чего-то придется отказываться?

— Конечно. Поэтому уже не танцую и официально артистом больше не являюсь. Думаю, пока занимаю должность худрука, регулярно выходить на сцену — неэтично и неправильно. Выход должен быть редким и каким-то специальным.

— Но для такого событийного и редкого появления на сцене нужно сохранять форму и делать ежедневный класс.

— Заниматься придется. Сейчас делаю это самостоятельно, обратился к любимой йоге — она всегда поддерживает форму и здоровье. Плюс — нагрузка на постановочных репетициях, где я выкладываюсь по максимуму, в полную ногу показываю артистам все движения, чтобы они лучше понимали, чего я добиваюсь. Это серьезная нагрузка.

— Каковы ваши функции как худрука балета?

— Их много. Глобальная задача — коммуникация внутри театра. До вступления в должность даже представить не мог, что придется взаимодействовать с таким количеством людей. Худрук непосредственно несет повседневную ответственность за всю труппу балета, в нее включены не только артисты, но педагоги и концертмейстеры; он контролирует формирование расписания и репетиционного процесса, отвечает за качество всех репертуарных спектаклей: составы, распределение ролей, вводы — моя обязанность. Худрук — связной между театральными цехами, включая оркестр, оперу, пресс-службу, пиар-отдел, администрацию и все производственные департаменты. Все вопросы, которые касаются балета, «падают» на меня, и я должен их решать.

— Вы не назвали такую ключевую функцию, как стратегия развития.

— Думаю о насущных первоочередных проблемах дня сегодняшнего, но и долгосрочным планированием тоже занимаюсь.

— По какому репертуарному пути вы поведете балетную труппу?

— Для театра важны оригинальные постановки, когда хореограф сочиняет спектакль специально на нашу труппу. Необходимо насытить репертуар новыми названиями. Меня интересуют не только одноактные спектакли, но и полнометражные. Конечно, хочу ставить сам — для меня это имеет большое значение, да и труппа хорошо понимает меня и мой хореографический язык. Нашему сотрудничеству несколько лет, я вижу прогресс в отношениях, хочется его поддерживать и продолжать. Сейчас устанавливаю связи с молодыми талантами — и российскими, и зарубежными.

— Где они, эти таланты? Их все театры ищут.

— В конце сезона у нас пройдет «Программа №1». Во втором отделении покажем постановки Павла Глухова, Ксении Тернавской, Андрея Кайдановского и Константина Семенова. Планы на следующий сезон мы пока не раскрываем.

Танец развивается не только в театре, есть много любителей, которые сделали себя профессионалами. С огромным желанием и рвением они посещали разные мастер-классы, «питали» свое тело многими пластическими «информациями», разнообразными стилями и выросли в талантливых хореографов. Немало так называемых уличных направлений, к сообществу андерграундных хореографов, еще не открытых сценой, отношусь с вниманием.

— В ваших перспективных планах традиции театра рассматриваются? Прежде всего наследие Владимира Бурмейстера, который три десятилетия возглавлял балет Музтеатра, его драмбалеты еще можно восстановить.

— Первое, о чем задумался, получив назначение, — историческое наследие театра. Пообщался с нашими педагогами, некоторые из них работали не только при Брянцеве, но застали Бурмейстера, они называют три его балета: «Эсмеральда», «Лебединое озеро», «Снегурочка». Все они — в активном репертуаре.

— Планируете их сохранять?

— Несомненно. Я люблю эти спектакли, но считаю, что они должны развиваться и адаптироваться под современные реалии. С ситуацией, когда работа над старыми спектаклями отходит на второй план — мол, идут они и хорошо, я не согласен: их нужно оттачивать, вкладывать силы, делать все, чтобы они не теряли актуальности. Думаю, как над ними можно работать, и точно знаю, что балет — не музей, а живое искусство.

— Вам близка политика Лорана Илера? Помню, в театре периодически вспыхивало недовольство тем, что вновь и вновь ставятся одноактовки.

— Согласен с тем, что делал Лоран. Сужу в том числе и по себе — благодаря его нововведениям я быстро прогрессировал как артист. Даже представить не мог, что столько станцую разных балетов. Благодаря Лорану и у нашего театра появилась редкая возможность открывать разные стили и миры. Это было потрясающе, труппа сильно выросла.

— То есть труппа вам досталась в хорошем состоянии?

— Труппа до прихода Лорана и сейчас — два абсолютно разных уровня. Даже те артисты, которые были в статусе прим и премьеров, тоже выросли и по-другому танцуют. Современные одноактные спектакли были ориентированы не только на привлечение зрителей. Лоран обращался к ним и для образования труппы, чтобы артисты получили мировой опыт и могли бы использовать его дальше. Владение разными пластическими языками делает артиста богаче, он выходит на другую ступень понимания своего тела и сценического пространства, даже классику танцует иначе.

— Значит, вы продолжите дело предшественника?

— Все-таки я хочу, чтобы в театре шло больше полнометражных спектаклей, и не буду делать акцент на одноактных балетах, но они тоже будут. Потому что дают возможность большему количеству артистов освоить неизвестные им танцевальные системы и подготовить новые роли. И для формирования репертуара удобно: одноактные спектакли можно комбинировать по-разному. Это — практичная и выгодная платформа.

— Принято считать, что зрители одноактным спектаклям предпочитают развернутые балетные истории. Это так?

— Не всегда, одноактовки одноактовкам — рознь. Первая программа, которую сделал Лоран: «Сюита в белом», «Маленькая смерть», «Вторая деталь», назвали именами хореографов — «Лифарь / Килиан / Форсайт». Она имела невероятный успех. Случались и менее популярные программы, они быстрее уходили из репертуара. Те, что полюбила публика, держались дольше. Например, одноактный спектакль «Минус 16» Охада Нахарина. Этот спектакль обожали все.

— Вы в нем выводили зрителей на сцену, не так ли?

— Да-да. Я участвовал во всех показах, не пропустил ни одного. Всегда аншлаг и всегда овации. Вечер одноактных балетов «Акрам Хан / Иржи Килиан / Шарон Эяль» имеет колоссальный триумф — самая продаваемая программа сейчас. И, конечно, фурор сопутствует классическим спектаклям — «Лебединому озеру» и «Щелкунчику», «Жизели» и «Сильфиде».

— Вы работаете над одним сочинением или можете одновременно ставить несколько?

— Сейчас разрабатываю минимум четыре спектакля. О них думаю, выстраиваю концепции, определяю количество участников, пропускаю через себя музыкальный материал. В период работы с артистами в зале, как сейчас перед премьерой, занимаюсь только этим. Я замечал, что, когда завершаю постановочный процесс, то есть выдаю весь хореографический текст, «ловлю» небольшую депрессию, становится грустно и наступает какое-то опустошение. Работа, которой я столько времени жил, столько сил в нее вкладывал — сделана, всё. Этот вакуум хочется сразу заполнить, приступить к новому. Но с «Ромео и Джульеттой», правда, вышло иначе: огромный материал, три часа балета, около двух лет работы. За это время поставил только одноактную «Безупречную ошибку» на музыку Леонида Десятникова в Екатеринбурге. После «Ромео» захотелось отдохнуть, накопить силы.

— А что с вашим одноактным балетом Bloom на музыку Дворжака? Будут ли еще показы?

— Объявленные на конец сезона два новых вечера одноактных спектаклей отменились по понятным причинам (спектакли иностранных хореографов. — «Культура»). В одном из выпавших вечеров планировался и балет Bloom, который я ставил года два назад. Но я хотел добавить еще пару частей и сделать действие более развернутым и уже начал это делать.

— Расскажите о премьере.

— Когда произошли отмены (представляете, целых шесть произведений!), я понимал: нельзя допустить, чтобы театр не выпустил премьеру. В это время театру поступило предложение от продюсеров «Студии Видеопрокат» Алексея Киселева и Сергея Бондарчука, которые сейчас снимают сериал «Балет». Режиссером выступает Евгений Сангаджиев, а хореографией занимается Владимир Варнава. Сюжет такой: в 1984 году во время гастролей в Нью-Йорке молодая звезда советского балета Рута Адамкуте решила остаться в Америке. Потом действие переносится в наши дни. Игорь Корнеев — директор национального театра, приглашает Руту поставить спектакль в России, а на самом деле — занять должность художественного руководителя.

Рута сочиняет спектакль. Балет внутри сериала и станет нашей премьерой. Потом достаточно крупные отрывки спектакля, который ставит Владимир Варнава, войдут в сериал.

— Это вы рассказываете про первый спектакль вечера — «О природе». А второй — «Нет никого справедливей смерти»?

— Мне захотелось поставить новый спектакль, который соответствует моим сегодняшним чувствам, взглядам, мыслям. Однажды наш директор (Андрей Александрович Борисов. — «Культура») сказал мне: «Обрати внимание на музыку Альберто Хинастеры». Я уже работал с его музыкой и мне нравится, что в ней соединяются фольклорные мотивы и авангардный напор. Решил проштудировать наследие аргентинского композитора и влюбился в Концерт для арфы с оркестром. Написал об этом директору, он тут же ответил, что это его любимое произведение. Такое невероятное совпадение. Конечно, он поддержал мою идею о постановке.

— Как же родился так странно и непонятно описанный в пресс-релизе сюжет?

— Я решил познакомиться с аргентинскими сказками. Взял сборник и пошел по содержанию: цепляет название — читаю, нет — пропускаю. И вдруг — заглавие «Нет никого справедливей смерти». Название произвело сильное впечатление — еще до прочтения подумал, что хочу его использовать.

Сказка такова: главный герой — крестьянин, назовем его Муж, решил крестить сына, а в крестные пригласить самого справедливого. Отправились они с сыном в путь и повстречали Бога. Надо сказать, что в аргентинских сказках на равных соседствуют фольклор, фантастика, религиозные писания.

Бог готов стать крестным, но отец сказал: «Нет, Боже, ты не подходишь, ведь ты не всегда по справедливости поступаешь». Дальше путники встретились со Смертью. Ее и выбирали, потому что она «ко всем без различия приходит». Смерть в благодарность одарила Мужа невероятными способностями. «Теперь ты всякого больного вылечишь, — сказала Смерть, — Только запомни: увидишь, что я у несчастного в ногах сижу, за лечение берись, а если буду в головах сидеть, прочь уходи, пришла пора ему умирать». Муж стал известным лекарем, семья зажила безбедно.

Потом сюжетная линия переходит к Королю и его тяжело больной дочери. Приходит герой к Принцессе и видит у ее изголовья Смерть. А король уговаривает, сулит золотые горы. И лекарь … исцелил Принцессу, тем самым нарушив договор со Смертью. Теперь она решает увести его с собой вместо Принцессы. Он сбегает, жена бреет его наголо и отправляет в деревню, где народу побольше. Смерть ищет, но не может найти, и последняя, смешная на мой взгляд, фраза: «Что ж! Раз кума моего нигде нет, придется того лысого беднягу забрать!» И увела его с собой. Так заканчивается сказка, в которой есть и юмор, и сложная философия.

— Как же это можно поставить?

— Приходите, посмотрите. Конечно, в балете я не пересказываю фабулу, а использую ее как танцевальную основу. Сначала — достаточно короткий квартет семьи: Муж и Жена, их Сын и Дочь. Потом Муж и Сын встречают Бога — мужское трио. За ним — трио со Смертью и момент выбора: Бог или Смерть. Эти сюжетные моменты для меня — опорные точки.

— В аннотации на сайте написано про космос…

— Эта концепция поверх сказки, некий дополнительный уровень. Идею разработали с художницей Анастасией Нефедовой, которую вдохновило… отсутствие живой музыки. Спектакль идет под фонограмму: концерт Хинастеры невероятно сложный, и арфистов, способных его сыграть, можно пересчитать по пальцам. Так и получилось: оркестр разрушен вместе с цивилизацией, ее остатки спасаются от глобальной катастрофы на космическом корабле, где и разыгрывают сказку…

— Когда вы поняли, что хотите сочинять?

— Став взрослым, понял, что это было во мне всегда. Ребенком включал музыку и мог часами вертеться и танцевать, что было одним из самых ярких развлечений. Много лет спустя узнал, что все годы занимался импровизацией — одной из техник постановки спектаклей. Наш педагог по классическому танцу в Новосибирском училище регулярно включала нам музыку, и мы танцевали. Видимо, она увидела, что у меня складываются движения, и сказала, что я должен что-то поставить к конкурсу, который проводился внутри школы. Смешно, но мы с ней выбрали танец рыцарей из «Ромео и Джульетты», и я сочинил для себя номер «Темный маг». Танец отметили — поощрили, видимо, потому что я был маленький, всего десять лет. Процесс был запущен, сочинять я уже не прекращал, а в Вагановской академии придумывал номера на своих одноклассников.

Фотографии: Глеб Леонов. Предоставлены пресс-службой Музтеатра имени Станиславского и Немировича-Данченко