Александр МАТУСЕВИЧ

14.06.2022

Достигнутый в премьере результат — пятьдесят на пятьдесят: в музыкальном плане с бельканто справились выше всех ожиданий, но постановочные решения говорят о, видимо, слабом понимании непривычного материала.

Оперы бельканто становятся все более частыми гостями в репертуаре наших театров. Большой — не исключение: в последние годы здесь были поставлены «Путешествие в Реймс» и «Севильский цирюльник» Россини, «Сомнамбула» Беллини и «Дон Паскуале» Доницетти.

Теперь на Камерной сцене им. Покровского Большой театр показывает свою новую работу из опер этого стилевого направления — «Линду ди Шамуни» Доницетти. Эта поздняя опера композитора (1842) в России была популярна в позапрошлом веке (только в Большом ее ставили трижды — в 1845, 1862 и 1871 годах), однако сегодня название для широкой публики в диковинку — лишь выходная каватина титульной героини O luce di quest’anima является популярным концертным номером колоратурных сопрано.

Театр, решивший представить публике оперу бельканто, ожидают, как правило, две серьезные трудности. Первая — этот стиль предполагает красивые и технически безупречные голоса. Чтобы эта музыка прозвучала так, как задумано ее создателем, вокалисты должны быть высочайшего класса. Вторая трудность: музыкально совершенные, эти оперы зачастую основаны на ходульных сюжетах, полны трафаретных персонажей, неправдоподобных ситуаций, включая сцены сумасшествия. На полном серьезе ставить такие истории — значит, скорее всего, столкнуться с полным непониманием со стороны современной театральной публики.

С музыкальной стороной вопроса команда Большого театра справилась более чем достойно. Оркестр под управлением Антона Гришанина звучит мягко и элегантно, дирижер добивается от него и от хора звука поэтического и поистине прекрасного, легкого (но не легковесного) в своей основе. Даже драматические кульминации оказываются исполненными с прозрачной ясностью, без намека на неуместную здесь романтическую экспрессию. Камерное решение (а на этой сцене иного и невозможно) для выявления утонченных красот бельканто оказывается только на руку: словно разглядываешь шедевр под микроскопом. Хотя в какие-то моменты и чувствуется, что эта опера — для большой сцены, и в театре на Никольской ей в акустическом плане тесновато. Изюминку музыкальным впечатлениям добавляет звучание диковинной гиронды, специально купленной для премьеры, — колесной лиры, чьи звуки, напоминающие пение очаровательной, но чуть фальшивящей шарманки, усиливают пейзанский колорит истории.

Поют красиво — и это именно солисты бывшего Театра Покровского, международных звезд белькантовой специализации в постановке нет. Голоса звучат свежо, пластично, с колоратурными трюками и верхними нотами они справляются и не без блеска. Прекрасно показала себя в трудной партии Линды Екатерина Ферзба, ученица прославленной колоратурной примадонны Бэлы Руденко. Отрадно видеть, как растет уровень вокала юного тенора Валерия Макарова (партия возлюбленного Линды — Шарля): к колоратурной грациозности у него теперь добавилась округлость верхних нот.

Воплощением того, что мы любим в операх стиля бельканто с его замысловатыми партиями для женского контральто, стало исполнение роли Пьеротто Ольгой Дейнека-Бостон. Правда, ее травестийная партия юноши-сироты была зачем-то переделана постановщиками в женский персонаж. Буффонную стихию ярко представил бас Алексей Прокопьев, исполняя роль Маркиза.

Что же касается постановочной части, поздравить с однозначной удачей режиссера — худрука Красноярского ТЮЗа Романа Феодори, — вероятно, нельзя. В буклете к премьере он так пространно обосновывает свое видение оперы Доницетти, отождествляя главную героиню и феномен оперы бельканто как таковой: «Первый акт — это пространство, похожее на старинный, пыльный музей оперы. Там она обитает и оттуда ее изгоняют. Тогда она попадает во второй акт — неуютное, чужое для оперы, как Париж для Линды, пространство современной концептуальной режиссуры… Финал — это момент спасительного эскапизма. Героиня вперилась глазами в картину, которая ей досталась от возлюбленного, где нарисован ее мир, и физически в ней осталась. Картина становится объемной, и мы погружаемся в нафантазированную реальность, пытаемся приблизиться к миру бельканто. Опера превращается в мечту».

Казалось бы, здесь и концептуализм, и современный взгляд, и попытка интерпретации. С другой стороны, пусть и благодаря игре в театральную условность, но действие оказывается эффектно декорировано: рисованные задники, напоминающие об академистах первой трети XIX века, соответствующие эпохе костюмы, роскошный красный театральный занавес, парики и кринолины, шитые золотом кафтаны и прочее (сценограф Даниил Ахмедов).

Однако оригинальный режиссерский концепт совершенно обессмысливает саму суть опуса. Социальные проблемы феодального общества? Душевные переживания, приводящие героиню к безумию? Проблемы нравственного выбора? Все эти моменты, ключевые для драматургии «Линды», либо проигнорированы постановщиками либо показаны в утрированно пародийном виде. И без того весьма незамысловатая драматургия (либретто Гаэтано Росси) при таком раскладе, даже несмотря на гениальную музыку Доницетти, предстает перед современной публикой как нечто глупое, над чем разве что посмеяться не грех.

И что же остается? Пустота — декларации о театральных грезах, куда, по мнению Феодори, сбегает бедная Линда, она же опера бельканто. Заполнить эту пустоту призывают на помощь обильное сценодвижение. Но в условиях камерной сцены такие вещи надо делать особенно аккуратно — легко перестараться. Увы, так и получается: постановка перенаселена людьми, перенасыщена движениями. Хореограф Татьяна Баганова фактически выступает соавтором режиссера. Она придумывает для постановки изощренную пластическую партитуру. Дюжина молодых людей из миманса все три акта то строит пирамиды в стиле советских физкультурников, то отплясывает кадрили и галопы, то валяется по полу, то принимает диковинные позы в разных комбинациях и сочетаниях (иногда с легкими намеками на непристойность). Это мельтешение мешает и музыку слушать, и за сюжетом следить, и, главное, никак не способствует пониманию идей, заложенных в партитуре.

Фотографии предоставлены пресс-службой Большого театра. Автор фотографий: Рычков