«Доходное место» для Астрахана вещь до боли знакомая — режиссер берется за нее вот уже четвертый раз. Зато на сцене Ленкома ее играют впервые. И все же комедия Островского для ленкомовцев сочинение особенное — в 1967 году его поставил тогда еще никому не известный молодой режиссер Марк Захаров. Дело было в Театре Сатиры, куда спектакль попал, можно сказать, с «черного хода» — в день премьеры должны были играть другую постановку, но заменили «Доходным местом». Публика была возмущена «подкидышем» до глубины души и наотрез отказывалась входить в зал, требуя показать заявленное в афише. Ситуацию спас администратор театра, пообещавший вернуть деньги всем, кому спектакль не понравится. В итоге делать ему это не пришлось — премьера прошла на ура.

В последующие несколько месяцев постановка наделала столько шуму, что ее запретили, причем лично министр Фурцева. Уж слишком злободневным оказалось прочтение Захарова пьесы про взяточничество. Оценить масштаб «бедствия» для советской власти сегодня невозможно: от «спектакля-фантома» осталось лишь несколько минут записи, да и та без звука. Зато на ней удается разглядеть декорации Валерия Левенталя (впоследствии главного художника Большого театра), соорудившего на сцене целый лабиринт из дверей, от которого веет чем-то кафкианским. А еще можно рассмотреть актеров — Андрея Миронова (Жадов), Анатолия Папанова (Юсов), Татьяны Пельтцер (Кукушкина)… Кстати, изначально Миронов должен был играть подхалима Белогубова, так как считалось, что у актера нет «положительного обаяния» и роль идеалиста Жадова ему не осилить. В ходе репетиций пресловутый позитивный шарм был найден, в итоге именно Миронов стал произносить со сцены речи о «высоком блаженстве жить своим трудом», только на жалованье и никаких взяток. А через год в «Бриллиантовой руке» герой Миронова в кошмарном сне услышит папановское: «Чтоб ты жил на одну зарплату!»

Нынешний ленкомовский спектакль точно не запретят, да и в советское время вряд ли бы придрались. Астрахан, в отличие от Захарова, действие в современность не переносит, текст не адаптирует, не убирает «виноват-с» и прочее («все эти этнографические моменты», как говорил Захаров). В общем, при всем соблазне поместить героев пьесы в сегодняшний день, даже попыток таких не предпринимает, что само по себе выглядит почти авангардно. Для Астрахана это совершенно естественно — предыдущие три постановки «Доходного места» у него тоже были вполне традиционными. Даже спектакль во Владимирском академическом театре драмы, поставленный после местного коррупционного скандала (впрочем, никак с ним не связанный), не имел отсылок к нашему времени. Местные чиновники, наверное, вздохнули с облегчением.

Вероятно, подход у режиссера такой: комедия Островского сама по себе настолько злободневна, что осовременивать ее — только портить. Сценография вторит режиссерскому замыслу: в итоге художник Анастасия Глебова понимает текст буквально и воссоздает на сцене «богато меблированную залу».

Дмитрий Астрахан уверен: пьеса дает отличную возможность для актерского бенефиса. Понять постановщика можно. Характеры у Островского разноплановые, четко прописанные, иногда карикатурные, но живые. В итоге у актеров и вправду получается бенефис — ленкомовцы блещут во всей красе. Особенно удалась роль Олесе Железняк — каждый выход на сцену ее аляповатой, грубой Кукушкиной в невообразимых балахонах (художник по костюмам — Анастасия Образцова) неизменно сопровождается хохотом зала. А уж во время перебранки Кукушкиной с зятем Жадовым, когда ругань вдовы превращается почти в собачий лай, публика покатывается со смеху, а потом еще долго приходит в себя.

Антон Шагин в роли Жадова убедителен и харизматичен, ему одинаково хорошо удается и уверенный в себе денди в начале спектакля, и загнанный в угол персонаж — в конце. Есть в нем то самое «положительное обаяние», которое поначалу никак не могли разглядеть в Андрее Миронове. Речи о добродетели честного труда и спокойствии совести из уст Шагина не кажутся ни слишком пафосными, ни излишне идеализированными. И даже финальное «Я буду ждать того времени, когда взяточник будет бояться суда общественного больше, чем уголовного» не звучит чересчур надрывно. Другое дело, что вряд ли дождется, но это уже детали.

Хорош и Евгений Герасимов в роли Вышневского, взяточника и казнокрада, гребущего по-крупному, а по совместительству — дяди Жадова. От описанного у Островского «одряхлевшего старика с признаками подагры» не осталось и следа — на сцене бодрый, подтянутый, холеный хозяин жизни, со знанием дела рассуждающий: «У нас общественного мнения нет и быть не может. Вот тебе общественное мнение: не пойман — не вор».

Сам режиссер в спектакле тоже играет, причем отлично, — Юсова, подчиненного Вышневского, старого опытного хапугу. Впрочем, однозначных злодеев у Астрахана нет. Вот антипод Жадова — лизоблюд Белогубов, верный ученик Юсова, освоивший науку взяточничества и успешно карабкающийся по служебной вертикали. В спектакле это нелепый долговязый молодой остолоп (Станислав Тикунов), топчущий по неловкости платье невесты. И выхода у него другого нет — только хапать да подхалимничать, потому что глуп и бездарен и больше ни на что не способен. У его наставника Юсова своя, трактирная философия, которую после выпивки он транслирует юным подопечным: «Возьми [деньги] так, чтобы и проситель был не обижен, и чтобы ты доволен. Живи по закону, так, чтобы и волки были сыты, и овцы целы». Да и главный негодяй Вышневский, под конец пьесы разоблаченный и разоренный, не вызывает ничего, кроме жалости… Человек слаб, никуда не денешься. Жить по принципам могут единицы, да и те порой ломаются.