В столичном Театре оперетты в очередной раз поставили «Королеву чардаша» — она же «Сильва» — Кальмана, ограничившись уместной реновацией и избегая радикализма и чрезмерных нововведений.

«Королева чардаша» (если переводить точно, то «Княгиня» — по-немецки Die Csárdásfürstin) — или в отечественной традиции «Сильва» — не просто сверхпопулярна: это, пожалуй, синоним оперетты как таковой. Конкуренцию ей в этом может составить только «Летучая мышь» Иоганна Штрауса. За сто лет своего существования (премьера в Вене прошла в 1915 году) «Королева…» ставилась бессчетное количество раз и обросла традициями и штампами.

Поставить «Королеву чардаша» принципиально по-новому проблематично. И дело не только в сложившемся каноне и фактически сакрализации именно этой оперетты в качестве главной витрины жанра. Ее музыкальная драматургия выстроена словно железобетонный каркас, а стилистика прочнейшими узами связана с эпохой поздней Австро-Венгрии и венгерским мелосом и темпераментом. Спорить с этим бесполезно: последняя по времени попытка кардинального пересмотра этих основ, предпринятая в Свердловской музкомедии (там этим занимался режиссер Дмитрий Белов), несмотря на «золотомасочный» дождь, пролившийся на создателей спектакля, поощренных за новизну и смелость, была неубедительной.

В «Московской оперетте» революций устраивать не собирались: директор театра Владимир Тартаковский полагает, что поиски нужно вести прежде всего на территории мюзикла, а задача для классической оперетты — сохранение золотого фонда. Оперетта еще меньше, чем опера, годится для поиска подспудных смыслов и их приращения, вскрытия вторых и третьих доньев, психоанализа и прочих модных методик современной режиссуры. Ее образный мир, музыкальная драматургия, сам дух решительно сопротивляются подобным нововведениям.

Режиссер Валерий Архипов решает сложнейшую задачу: обновить классику, не меняя ее сути, привнести в пьесу что-то оригинальное, не разрушив основ, не отягощая несвойственными ей мотивами и настроениями. Придя на такой спектакль, закаленный современным режиссерским театром критик находится в растерянности — ни хитроумной концепции, ни временных и эстетических телепортаций, ни переосмысления образов, ни радикальных музыкальных редакций. О чем, собственно, писать?
Впрочем, элементы музыкальных новаций присутствуют. Режиссер добавил музыки Кальмана из других его опусов. В частности, у княгини Цецилии, матери главного героя и антагонистки титульной героини, появилась ария, и в целом ее музыкальное участие стало более значимым. Добавлены танцевальные номера, призванные не только придать действу динамики, но служить своего рода связующим звеном мизансцен — словно в вихре бесконечного танца герои выпархивают из-за кулис, чтобы включиться в происходящее на сцене. А завершает оперетту попурри из ее ударных мотивов – своего рода музыкальный эпилог, увертюра наоборот.

Концепция на самом деле тоже есть — королевой чардаша оказывается не только главная героиня Сильва Вареску, но и бывшая прима будапештского «Орфеума» княгиня Цецилия. Спектакль Архипова можно назвать двугорбым верблюдом: у него две равновеликие героини, которые спорят не только за любимого мужчину (очевидно, что мать боготворит сына, в то время как ее собственный супруг князь Леопольд — не более чем комическое приложение к примадонне), но и за королевский статус — на сцене и в жизни.
В остальном чисто внешне в спектакле все традиционно и узнаваемо. Прихотливый австро-венгерский модерн в сценографии и костюмах (работа Вячеслава Окунева; свет – Александр Сиваев) — роскошь и изящество, привычная опереточная яркость цветов, но без пошлости. Это классическая история о противостоянии любовного чувства и классовых предрассудков: нынешняя версия базируется на либретто Иштвана Бекеффи и Деже Келлера (в переводе Ю. Шишмонина, В. Михайлова и Д. Толмачева), которое абсолютно понятно отечественной публике, в нем все привычно и на своем месте. Публика, пришедшая на премьеру в главный российский театр оперетты, счастливо столкнулась с эффектом узнавания и осталась этим более чем довольна — шла на «Сильву» и увидела именно ее.

При всей традиционности, с точки зрения ремесла спектакль очень ладно скроен. В нем есть тонус и динамика, логичность мизансцен и есть столь уместная в оперетте, тем более такой вихревой, как «Сильва», кинематографическая стремительность.

 
Балетмейстерская ипостась постановщика пришлась кстати: танцы поставлены грамотно и не без изящества, да и все герои пластичны, ни одного «деревянного». Есть, конечно, и обещанные трюки, вроде явления главной героини в стеклянном лифте откуда-то из поднебесья, и бродвейско-голливудский размах, и роскошные видеозадники. Но главная ценность — в вокально-актерских работах, убедительной игре артистов. Последнее в особенности относится к феерически легкому Александру Бабику (Бони), проникновенно-ироничному Петру Борисенко (Ферри), ярко-комедийному Михаилу Беспалову (Мишка) и царственной Елене Ионовой (Цецилия).

Яркость и витальную энергию партитуры удалось воплотить в звуках оркестру театра под управлением Константина Хватынца, который, кроме того, выступил еще и настоящим другом певцам: его предельно внимательное и деликатное ведение солистов, отличный баланс между звучанием поющих и играющих дорогого стоят. Расцвести голосам в таких условиях было вполне естественно — особенно порадовали красотой и музыкальностью Мария Ворожейкина (Сильва), Полина Клинникова (Стаси) и Николай Семенов (Эдвин). Наличие по-настоящему звездного вокала у примадонны в оперетте — это немалое достижение даже для московского театра. Молодая сопрано Ворожейкина обладаем прекрасным насыщенным тембром, широким диапазоном, уверенной интонацией, поет выразительно — заявка на первый репертуар получилась весьма внушительной.