За последние десятилетия главной русской опере пришлось пережить многое на разных мировых сценах. Какой ее увидела публика несколько дней назад в Мариинке с Анной Нетребко в роли Татьяны?

Седьмого декабря на Исторической сцене Мариинского театра прошло событие, которое если и повторится, то не скоро. Анна Нетребко впервые на родной земле вышла на сцену в партии Татьяны Лариной. Долгая сценическая история классического «Евгения Онегина» наконец замкнулась. Звезда № 1 в образцовой постановке Юрия Темирканова — это просто оперный Фаберже на фоне всепроникающей «актуальной» эрзац-классики. Ведь в последние десятилетия в главную русскую оперу пихали и гомосексуалистов, и полуголых ковбоев, и балерин с космонавтами. И еще медведей — обязательно медведей! Как без них.

«Евгений Онегин» — это двойное, даже тройное бинго: энциклопедия русской жизни, которую литературное «наше все» оформило в изумительные хрестоматийные строки, а музыкальное «наше все» сделало из этого оперу. «Онегин» на сцене Большого/Кировского на языке идеологических символов был то же самое, что бой курантов на Спасской башне, коллекция Алмазного фонда и Государственного Эрмитажа. Но если над символами российской державности и музейными ценностями первого ряда у нас, к счастью, бдят до сих пор, то с «Онегиным» все вышло совсем по-другому. Историю постановок сотрясают скандалы — опера не обладает материальностью, и сохранить ее идейную целомудренность без админконтроля оказалось невозможно.

Все шло прекрасно, пока высокое искусство крепко держали в узде. В Большом театре в 1944 году «Онегина» поставил Борис Покровский — как гимн побеждавшей стране, как образец оперной роскоши и монументальности, в пандан к нашему главному балету — «Лебединому озеру» образца 1937 года. На второй сцене Страны Советов, в Театре имени Кирова, «Онегин» большого стиля появился стараниями режиссера Ильи Шлепянова в 1946 году. С тем чтобы в 1982 году уступить место по-настоящему лирическому и одновременно великому спектаклю Юрия Темирканова — именно эту постановку и украсила Анна Нетребко в нынешний ковидный декабрь.

Темиркановский «Онегин» принято считать эталоном. Но в новое время появилась и новая классика. Самый яркий образец — постановка Дмитрия Чернякова 2006 года в Большом театре. Спектакль перевернул оперный мир: это был настоящий блокбастер, действие которого поместилось в трех застольях, а исполнение куплетов «Слыхали ль вы» Ольгой и Татьяной в стиле «пение задом», отвернувшись от зрителя, повергло оперных чистоплюев в состояние шока. К счастью, не подтвердились слухи, что романтическая героиня по воле режиссера будет отправлять свое письмо эсэмэсками, сидячи на унитазе. Но и без того главная советская Татьяна — Галина Вишневская — демонстративно покинула премьеру. Здесь мы видим еще одну драму: певица в последний раз вышла на сцену в оперном спектакле в эмиграции, именно в образе Татьяны в Гранд-Опера в 1982 году. Это, конечно, было символично: певица Татьяной начала карьеру, ею же и кончила. Но Вишневской-то было на тот момент уже 56 лет — для Татьяны Лариной всяко многовато. Об исполнении в тот прощальный вечер умолчу — запись спектакля доступна в интернете, и желающие могут сделать собственный вывод. Неудивительно, что полный жизни спектакль Чернякова вызвал гнев бывшей звезды.

Новаторство Дмитрия Чернякова в конечном итоге вышло ему боком — режиссер был вынужден перебраться за границу и пережить международный триумф своих постановок. Тот же «Онегин» восхитил всю Европу и Азию — от Парижа до Японии. А сам Большой театр в 2019 году обзавелся новой постановкой израильского режиссера Евгения Арье, решенной в стиле лубка. Там были и гуси, и пасущаяся на лугу лошадь, и пикник с медведем на качелях. Оперная публика морщилась, выбирая обзывалки в диапазоне от «развесистой клюквы» до «мракобесия».

Но что было бы, если бы на наши просторы попали некоторые зарубежные варианты «Онегина»! Там отлично знают про особое место этой оперы в русском культурно-идеологическом иконостасе и упражняются вовсю. Космополитизм мирового оперного менеджмента не мог не сказаться на зарубежной жизни оперы Чайковского. В той же парижской постановке 1982 года, в которой в последний раз проблистала Вишневская, все хрестоматийно и чинно, «как при бабушке» в старом добром мире. В 2007 году в Мет-опере мы уже дивимся чернокожим крепостным и помещикам в спектакле Роберта Карсена. Еще больше изумляет Татьяна Рене Флеминг с вечной блуждающей улыбкой куклы Барби. Но ситуацию спасают виртуозный Валерий Гергиев и Дмитрий Хворостовский в партии Онегина.

В том же году «Онегина» с наслаждением изуродовал польский режиссер Кшиштоф Варликовский — на сцене Баварской оперы зрители увидели историю романа Онегина с… Ленским, а знаменитый полонез исполнили полуобнаженные ковбои в интерьерах местного мюнхенского гей-клуба. А Татьяна и Ольга — вовсе не то, к чему мы привыкли, и поведением, скорее, напоминают пресловутых «наташ» с обочины.

Самый смешной «Онегин» появился в Нидерландской национальной опере в 2011 году. Над постановкой Штефана Херхайма веет дух очаровательного европейского идиотизма. Это действительно «энциклопедия русской жизни» — но для альтернативно одаренных читателей. В стремлении вытащить на сцену «русскую душу» режиссер перелопатил все эпохи. В сцене дуэли смерть Ленского свидетельствует красноармейский патруль, а в несчастном полонезе в едином шествии сливаются великосветские пары, медведь, попы и монашенки, Одетта, Одиллия и голубенький принц Зигфрид из «Лебединого». Затем на сцене появляются сталинские гимнасты, а также космонавты вместе с российскими императорами.

Сколько всего свалилось на голову бедного Онегина! А между тем у него-то и номера приличного в опере нет. Так, какие-то скороговорные речевки. Вот и получается, что остальные персонажи воспринимаются ярче. Не только Ленский — «хитовые» партии есть у Гремина и даже Ольги. Что уж говорить о Татьяне — именно она здесь «главный экспонат». Поэтому оперные меломаны вмиг раскупили весьма дорогие билеты — до 30 тысяч — чтобы присутствовать на российском дебюте в этой партии Анны Нетребко. До сих пор такую возможность имели только посетители Венской оперы и Метрополитен, где витальная и местами буйная русская звезда впервые исполнила такую неподходящую для себя по темпераменту и характеру партию в 2013 году.

Поклонники главного русского голоса к тому времени уж было распрощались с надеждой увидеть Нетребко в образе Татьяны. И правда — так различны меж собой эти женские архетипы. Замкнутая провинциальная барышня-интроверт и идеалистка на сцене — и полная жизни и энергии дива, вызывающая ассоциации с сочным, сладким кубанским персиком, а не со всеми этими романтическими анемичными стенаниями. Анна Нетребко и сама признавалась, что Татьяна не самый близкий для нее персонаж. Но лед и пламень все-таки сошлись. И пушкинская героиня в прочтении Нетребко заставила говорить о себе, ввод русской звезды оживил довольно посредственную мрачную постановку Фалька Рихтера в Вене и несколько более изящный спектакль, поставленный в Метрополитен Деборой Уорнер. Но ради справедливости напомню, что и партнеры у Нетребко до этого были фантастические: незабвенный Дмитрий Хворостовский, уже выходивший в этой партии на нью-йоркскую сцену, и Мариуш Квечень, ставший настоящим Onegin International после дебюта в черняковском спектакле.

И вот Татьяна-Нетребко в России. Если существует понятие, противоположное «идеальному шторму», то именно им можно описать представление, прошедшее в Мариинском театре. Злые языки в последние годы все настойчивее клеймили спектакль Юрия Темирканова, находя постановку устаревшей и смешной. Тут спорить бесполезно: кому и клубничка после жвачки — безвкусица. Но до чего же отрадно, тепло, бархатно звучала музыка Чайковского — Валерий Гергиев свято соблюл нарочито небыстрые «темиркановские» темпы, продемонстрировав, что дирижерская гениальность не исключает бережного отношения к наследию предшественника. Не буду уж говорить о голосах, достаточно перечисления — вместе с Анной Нетребко этим вечером пели Екатерина Семенчук (Ольга), Алексей Марков (Онегин), Сергей Скороходов (Ленский) и Михаил Петренко (Гремин). Слушать и смотреть этого «Онегина» было чистое, безмятежное наслаждение — словно и нет за стенами Мариинки выстуженного города, который вот-вот закроют из-за прогрессирующего ковида. И еще на одном я поймал себя: как же давно я не слышал настоящей, честной, не натянутой овации — именно ею публика проводила артистов.

В этот вечер, должно быть, замкнулся еще один круг. Анна Нетребко — безусловная дива. Возможно, даже пресыщенная любовью и успехом. Но вот мимо чего нельзя пройти: Анна Юрьевна начинала неопытной исполнительницей в соседнем с Мариинкой театре Консерватории — пела то ли четвертого, то ли шестого козленка в детском спектакле. Это на фоне полуапокрифического мытья полов между антрактами в Мариинском театре: дело студенческое, были нужны деньги. И вот теперь прошел спектакль: она вышла на сцену в том же самом театре, в главной партии, в главной опере, звуки которой наверняка доносились до слуха юной Ани во время санитарной подработки. Значил ли что-нибудь особенное теперешний декабрьский вечер для нее — теперь уже безоговорочной звезды?

Не мог не значить.