«Геликон-опера» сыграла на несвойственном ей поле, и сыграла удачно, предложив «Золушку» Леонида Вайнштейна — добрый спектакль для семейного просмотра.

Музыкальные театры столицы постоянно думают о своей будущей публике — тех, кто сегодня в силу возраста не может проникнуть в тайны «Пиковой дамы» и глубокомысленные монологи «Бориса Годунова». Приучать публику к высокому академическому искусству нужно с малолетства и для повышения общего культурного уровня, и с расчетом на перспективу — чтобы оперные театры в ближайшем будущем не пустовали.

Самая недавняя и весьма удачная творческая инвестиция в юного зрителя — состоявшаяся в минувшие выходные премьера в «Геликоне» оперы «Золушка». Но не Россини и не Массне, и даже не Бориса Асафьева, а советского азербайджанского композитора Леонида Вайнштейна, кстати, ученика знаменитого композитора-классика Кара Караева и дяди не менее знаменитого шахматиста Гарри Каспарова.

Впервые публике это сочинение было представлено в Баку, в Азербайджанском театре оперы и балета имени Ахундова, в далеком 1985 году и пользовалось тогда большим успехом. И вот спустя 35 лет состоялась российская и одновременно московская премьера оперы. Таким образом, она вышла за границы Азербайджана, можно сказать, влилась в мировой музыкально-театральный контекст. Кстати, у композитора есть еще одна опера по Шарлю Перро — «Кот в сапогах»: она тоже в свое время шла с успехом в Баку, а в 2012-м была поставлена и в России, в Саратовском театре оперы и балета. Кроме того, в портфолио композитора шесть симфоний, балет, фортепианные и скрипичные произведения.

Имя Леонида Вайнштейна сегодня у нас почти неизвестно, а тем не менее он «внук Шостаковича» — так Дмитрий Дмитриевич любовно называл всех учеников своего любимого ученика Караева. Но стилистика Вайнштейна при всей фундаментальности его композиторской техники совсем не такая, как у великого советского классика: в нем нет трагических красок, слома и надрыва, его музыка светлая, лиричная, а еще он потрясающий мелодист. Стоит заметить, что в какой-то степени он шел вразрез с модой: в ту эпоху, когда он творил, писать мелодично допускалось лишь в легких жанрах, а серьезная академическая музыка должна была быть по большей части диссонансной и экспериментальной, для нее уже и сам Шостакович был старомоден.

Тем не менее Вайнштейн оставался верен себе, своему позитивному мироощущению. Такова и его «Золушка»: в ней даже драматические страницы звучат лирично, ласково. Хотя связь с современностью, с ее агрессивными ритмами и колючими созвучиями, которую в постановке «Геликона» подчеркнул режиссер Илья Ильин, поселив Золушку, Мачеху и ее дочерей в современную квартиру с кухней а-ля евроремонт, есть и в партитуре. Такова, например, сцена бала, где придворные не танцуют, а дико скачут, что больше похоже на современную дискотеку в каком-нибудь ночном клубе. Но главное в музыке оперы все же свет и доброта, а средства — блестящие музыкальные номера, в которых солистам и хору предоставляется масса возможностей показать свое вокальное мастерство, а голосам есть где расцветать и блистать.

Наряду с крепким академическим заквасом прокофьевского толка в музыке слышны отголоски позитивной по своей энергетике советской эстрадной музыки и музыкальных комедий, и, что удивительно, в целом эстетика партитуры — русско-европейская, в ней практически совсем не слышен музыкальный Восток, что хотя и уместно в сказке, пришедшей из Франции, но неожиданно для композитора из Баку.

Нужно обладать определенной смелостью, чтобы после Россини и Массне, Прокофьева и Асафьева, наконец, после Антонио Спадавеккиа, написавшего музыку к культовому советскому фильму 1947 года с Яниной Жеймо, взяться за эту, казалось бы, избитую тему. Но тема вечная. Вайнштейн преломил ее по-своему: сам написал либретто, отталкиваясь от «Хрустального башмачка» советской писательницы Тамары Габбе, откуда в его оперу перекочевали имена сестер-злыдень — Жавотты и Гортензии. Подобно Россини он заменил фею на Сказочника — тот поет элегантным баритоном (в «Геликоне» его партию превосходно исполнил Константин Бржинский), а в королевском замке наряжается Шутом, продолжающим ненавязчиво помогать главной героине.

Вайнштейн дал музыкальный материал и спутникам замученной бытом кухарки: так появились поющая Метла (Оксана Осадчая) и мимические Кочерга (Юлия Горелова), Утюг (Богдан Мотрук), Чайник (Антон Фадеев). В остальном же все хрестоматийно и узнаваемо — тыква-карета и лошади-мыши: их изобразили с помощью компьютерной анимации на прозрачном аванзанавесе. Получилось правдоподобно и захватывающе, сверкающие хрустальные туфельки… Разве что короля в королевстве нет — Принц (Виталий Фомин) сам управляется на балу. Про знаменитый фильм Надежды Кошеверовой и Михаила Шапиро тоже не забыли: именно его смотрит Золушка у себя на кухне по плазме, мечтая о прекрасном принце и иной жизни.

«Геликон» предлагает спектакль для детей, для семейного просмотра — веселый, яркий, позитивный, без всякого двойного дна. Можно сказать, работает не совсем в своей привычной эстетике: постмодернистских наворотов нет вовсе, зато есть ощущение праздника и чего-то подлинного. Великолепные костюмы и богатые декорации Игоря Нежного и Татьяны Тулубьевой радуют глаз, загадочный свет Дениса Енюкова завораживает, видеоанимация Александра Андронова и Кирилла Маловичко дарит настоящую сказку. Режиссер Ильин предлагает залу и интерактив: в поисках Золушки Принц и Шут выбегают в зал и примеривают заветную туфельку всем желающим.

С музыкальной точки зрения спектакль также в целом получился. Иногда можно лишь упрекнуть молодого маэстро Артема Давыдова в несовершенном балансе — оркестр порой звучит слишком экспрессивно, не давая пробиться некоторым солистам. Если такому мастеру, как Александр Киселев (Мачеха отдана басу — гротескный привет от прокофьевской Кухарочки), никакой оркестр нипочем, остальным певцам приходится сложнее. Например, красоту нежного сопрано Анастасии Белуковой (Золушка) можно по достоинству оценить, лишь когда в партитуре значится тотальное пиано. Зато великолепна в пародийной арии певицы-неумехи Ольга Давыдова — Жавотта: она так лихо фальшивит и верещит на сверхвысоких нотах противным голосом, что срывает самую громкую овацию в спектакле — публика покатывается со смеху.