Театр Олега Табакова выпустил подряд две премьеры: «Старшего сына» по пьесе Александра Вампилова на сцене на Чистых прудах и «И никого не стало» по Агате Кристи на Сухаревской. Для актрисы «Табакерки» Алены Лаптевой сентябрь выдался горячим: «Старший сын» — ее режиссерская работа, а во втором спектакле, поставленном худруком театра Владимиром Машковым, она играет одну из главных ролей.

Пьеса Вампилова давно стала театральной классикой, но интерес к ней не угасает: что-то в этой пьесе заставляет режиссеров возвращаться к ней снова и снова. Два молодых человека, опоздав на последнюю электричку, в поисках ночлега звонят в дверь первой попавшейся квартиры. Чтобы их оставили переночевать, один из них представляется сыном хозяина, о котором тот не подозревал. Хозяева квартиры ему верят и принимают парней, в прямом смысле слова, как родных. Так у отставного музыканта Сарафанова появляется старший сын, а у его детей — старший брат. Новоиспеченный «сын» Бусыгин даже не подозревает, сколько сюрпризов ему готовит этот легкомысленный и отчаянный ночной визит.

Пьесу «И никого не стало» Агата Кристи написала по мотивам своего детективного романа, ставшего одним из самых известных в мире — «Десять негритят». Его сюжет знаком почти каждому: десять человек приглашены в особняк на острове, где неизвестный мститель карает их за прошлые преступления: от возмездия не уйти никому, а цепь событий приведет к финалу, которого никто не ожидает.

Двойная премьера стала для «Культуры» поводом поговорить с актрисой «Табакерки» Аленой Лаптевой.

— Алена, «Старшего сына» вы ставите уже второй раз: вы репетировали спектакль с четверокурсниками Школы Олега Табакова и даже успели сыграть премьеру до карантина. Владимир Машков решил, что спектакль достоин оказаться на сцене Табакерки. Кто перешел в него из студенческой постановки?

— Сергей Васильевич Беляев (преподает в Школе Олега Табакова. — «Культура»), который играет Сарафанова, и еще Сева Смышников, выпускник Школы. 

— Сергей Беляев сразу согласился на эту роль? Непросто, наверное, решиться сыграть Сарафанова после Евгения Леонова в фильме Виталия Мельникова?

— Любая роль такого масштаба предполагает, что тебя будут сравнивать с кем-то из великих артистов. У меня самой было много таких ролей в спектаклях нашего театра — и в «Старшей сестре», и в «Женитьбе». По этим пьесам, как вы знаете, были сняты два знаменитых советских фильма, причем «Женитьбу» тоже поставил Мельников. Сергей Васильевич мне доверился, да.

— В фильме, снятом во время репетиций в Школе Олега Табакова, вы говорили, что «Старший сын» для вас — история о том, как чужой человек может стать близким и родным. Эта тема давно с вами или возникла, когда вы начали репетировать?

— В этой пьесе очень много тем, за которые можно зацепиться. Что лучше — горькая правда или сладкая ложь, отцы и дети, и прочее, и прочее. Но мне помог определиться как раз Сергей Васильевич, который вдруг спросил меня: «Сарафанов — хороший музыкант или плохой? Почему он не может закончить свою ораторию? Я думала, думала над этим, и ночью меня осенило. Если помните, оратория, которую пишет Сарафанов, называется «Все люди — братья». В жизни это не так, мы на самом деле хотим этого, но это не так. Оратория — это его идеальный мир, в котором он бы хотел жить и в который он стремится, но к сожалению, никогда в него не попадет, поэтому его оратория никогда не будет закончена. Она будет завершена только тогда, когда мы все действительно станем друг другу братьями и сестрами.

— Но там все идеалисты, кроме, может быть, Сильвы, приятеля главного героя, но и он сентиментальный товарищ.

— И он тоже, конечно, идеалист. Тут вопрос, кто чего хочет в этой пьесе. У каждого из персонажей есть свое «хочу». Сарафанов хочет быть отцом, Нина хочет быть женой, так же как и Макарская. Васенька хочет стать мужчиной, доказать, наконец, свою состоятельность. Бусыгин ищет отца. Сильва, на мой взгляд, это персонаж, который ищет друга. Он об этом говорит: «Мы будем друзьями». Но, к сожалению, поступки, которые он совершает, к дружбе его не приводят. Там вот что интересно, в этой пьесе: они же оба главные герои, Бусыгин и Сильва. Другое дело, что ночь в разговорах с отцом поменяла Бусыгина.

— Считается, что пьесы Вампилова не удаются ни в кино, ни в театре, потому что слишком много заложено между строк. Вы чувствовали эту сложность?

— Что не все возможно выразить? Я и говорю, здесь такое количество тем, что хочется за каждую схватиться и довести до конца. Но приходится выбирать какую-то одну и пытаться ее открыть.

— У вас была задача воспроизвести время, точно попасть в середину шестидесятых?

— У меня не было такой задачи, потому что у этой пьесы нет времени. Там, конечно, есть привязки к времени, от них уйти невозможно. Мы все равно должны их соблюдать. А тема — вечная. «Все люди братья» — это вечная тема. И вот это сарафановское отношение к людям, за которое жена называла его блаженным, тоже не связано с каким-то временем. Он же произносит грандиозную реплику в финале: «Все это не имеет никакого значения, потому что вы все мои дети и я люблю вас». Это самое главное. То есть он любит всех. Таких людей в мире единицы.

— У пьесы нет времени, но все-таки ее герои — шестидесятники, которых мы сейчас воспринимаем как неисправимых романтиков. Как вы считаете, сейчас могла бы произойти такая история?

— Да, конечно, если бы нашелся такой герой, как Сарафанов.

— Вот я как раз об этом. Есть ли сейчас такие люди?

— Наверняка есть. Но тут вопрос в том, что большинство из тех, кто скажет: «Я бы мог принять другого человека!», на самом деле этого не делают. На словах мы все на это способны. Ну так, в общих чертах. Но если ты действительно так считаешь, если ты действительно такой человек, почему ты не сделал этого раньше?

— Говорят, что в вашем театре к Олегу Павловичу Табакову многие относятся как к отцу. Может быть, поэтому в спектаклях так часто возникает семейная тема: «Старший сын», «Старшая сестра».

— Это правда. Так и есть.

— Когда вы пришли в театр, вам было сложно в эту семью войти?

— Я всегда хотела работать только в этом театре. Никакого другого театра для меня не существовало. Мне кажется, все, кто учился у Олега Павловича Табакова, говорят на одном языке. А людям, которые говорят на одном языке, легче друг с другом договориться.

— Вы ведь из рижской группы. Не расскажете, как познакомились с Олегом Павловичем?

— Я училась в рижской театральной студии и вместе со всеми поехала в Москву поступать в театральный вуз. Не знала, что Олег Павлович приедет набирать студентов в Ригу. Подала документы во все училища сразу, где-то прошла во второй тур, где-то в третий, параллельно сдавала школьные экзамены в Риге. Помню, кто-то на вокзале ко мне подбегает из наших студийцев и говорит: «Иди быстрей, в Русской драме Олег Табаков набирает студентов, мы тебя записали». Я с поезда пришла в Русский драматический театр, подала документы. Мы шли по пять человек, пятерками, и никто, конечно не ждал, что там нас ждет Олег Павлович. Говорим: «Да ладно! Табаков приехал в Ригу нас тут смотреть». Нам говорят: «Да точно!» Открывается дверь. Действительно, сидит Табаков. Господи боже мой! Я что-то прочитала, басню, прозу, стихотворение. Он говорит: «Иди сюда». Я подошла, он пощупал пульс, говорит: «Иди, садись».

— У вас в сентябре было две премьеры подряд: сначала «Старший сын», а на следующий день «И никого не стало» по пьесе Агаты Кристи. Там у вас, в общем-то, та же тема, только вывернутая наизнанку. Вы играете Эмили Брент, которая попала в число «десяти негритят» за то, что выгнала из дома беременную служанку, по сути этим погубив ее. Эта женщина лишена любви во всех смыслах. Она не вызывает любви и никого не любит сама.

— Ей кажется, что она любит, но это не так. Это как раз к разговору о том, что либо я говорю, либо делаю. Я понимаю, что в любой ситуации нужно не говорить, а действовать. Во мхатовском спектакле «Год, когда я не родился» по пьесе Розова «Гнездо глухаря», у меня была маленькая-маленькая роль, я играла переводчицу, и мы с Олегом Павловичем пересекались на сцене. Я всегда сидела, смотрела на него и думала: это просто невероятно, какой он живой. Вот там и прозвучала реплика, которую я все время слышу: «Человека судят по поступкам, а не по болтовне». Самая важная цитата в моей жизни. Олег Павлович и сам был человеком действия.

— То есть вы своей героине не адвокат?

— Поступок, который она совершила, не поддается оправданию. Ужас в том, что она не совершила убийство напрямую, и поэтому ей кажется, что она права. Но можно ведь и словом убить. Так что она получила то, что заслужила. 

— Пьесу Агаты Кристи знаю наизусть, но во время спектакля не раз чувствовала напряжение, как в хорошем триллере. Как вам удалось этого добиться?

— Как говорит Владимир Львович (Машков. — «Культура»), способ актерского существования всегда один — правдоподобие чувств, искренность страстей, вне зависимости от жанра. 

— Вы ведь впервые встретились в этой постановке с Машковым как с режиссером? Как он работает с артистами?

— Блестяще. Замечательно. Владимир Львович растворяется в артистах и репетирует с ними с любовью. Это потрясающе, у тебя ни на секунду нет никакого зажима, страха, это просто грандиозно. У меня абсолютное, стопроцентное доверие к этому человеку.

— Два спектакля выпускались одновременно, это огромная нагрузка. Как вы это пережили? Где силы берете?

— В радости от того, чем мы занимаемся.

— Веселенькое дело, как говорил Олег Павлович?

— Конечно. А что грустить-то?