Елена ФЕДОРЕНКО

28.01.2014

4 февраля на исторической сцене Большого театра вспоминают Екатерину Максимову. Она родилась 75 лет назад. Вечер под названием «И все, что сделано тобой... Екатерине Максимовой посвящается» совместно с БТ готовит Фонд Галины Улановой при поддержке Газпромбанка.

Задуманный концерт — событие уникальное. В нем нет места традиционному параду звезд из ведущих театров мира с репертуаром, опробованным поточным методом на разных сценах и составляющим то, что нынче именуется форматом. Режиссер-постановщик вечера — Владимир Васильев, чей дуэт с Екатериной Максимовой золотыми буквами вписан в историю мировой культуры, экспериментатор, по сути и художник, настроенный на открытия. О своей любви и партнерше Васильев не может говорить пафосно, их отношениям на сцене и в жизни никак не подходило слово «формат».

В программу войдут полтора десятка новых для москвичей миниатюр, двенадцать из которых созданы специально для вечера. Хореографы разных стилей и направлений посвящают свои работы памяти прекрасной балерины. Среди них — израильтянин Идо Тадмор, испанец Эдуардо Герреро и совсем юный хореограф из Бразилии Лукас Аксель — недавний выпускник бразильской Школы Большого театра, где помнят приезды Екатерины Максимовой. Среди объявленных сочинителей и Раду Поклитару. Есть надежда, что зрители увидят его «Сарабанду», посвященную памяти Максимовой — номер, пронзенный болью воспоминаний. Тонкий стилист Елена Богданович поставит свое посвящение, как и хореографы Дмитрий Залесский и Алексей Бусько. Сам Владимир Васильев покажет два номера, один из них исполнят ученицы Екатерины Максимовой. 

Все называли ее Катюшей — без амикошонства, но с любовью. Она была чудом, загадкой: грустная стояла за кулисами, но вдруг выпархивала на сцену — возвышенной и лучистой. Ее природные стеснительность и замкнутость иногда принимались за высокомерие, коего не было ни капельки. 

У меня свои воспоминания о Екатерине Сергеевне. Гастроли в Ялте. К спектаклю нехотя подтягиваются оторвавшиеся от пляжа артистки, чьи героини будут помечены белыми следами купальника на спине. А в уголочке сцены, под лестницей, уже давно делает зарядку Екатерина Сергеевна. Она ставит на место каждый суставчик, разминает каждую мышцу перетруженного и травмированного тела, чтобы последние в жизни выходы на сцену выглядели безупречными и воспринимались без скидок на возраст. Так и было. 

Или — веселая компания в заповедном Щелыково. Щелыковцы острят, балагурят, а рядом на корточках маленькая, как подросток, Екатерина Сергеевна чистит рыбку. На вопрос «Зачем?» отвечает: «Этого никто не любит делать, я почищу»…

Когда она оставила сцену («Мне даже не снится, что я танцую»), стала истово служить своим девочкам-ученицам, не позволяя себе ни опозданий, ни отмены репетиций. С ними она, строгая молчунья, преображалась до неузнаваемости, становилась легкой и разговорчивой. Гордилась их достижениями и верила в их будущее так, как не верила в собственные силы.

Ирина АНТОНОВА, академик, президент Государственного музея изобразительных искусств имени А.С. Пушкина: 

«Как стальная пружинка»

— Эта маленькая, хрупкая, прелестная женщина обладала характером мощным и незаурядным. Она была словно стальная пружинка. Вспоминаю, как она впервые — после перерыва почти в год, перенеся серьезную операцию на позвоночнике, танцевала «Жизель». Мы все дрожали от страха: что будет? Я сидела в партере рядом с Катиной мамой Татьяной Густавовной (она почему-то решила, что я помогу ей преодолеть волнение) и врачом, который делал операцию. Так и волновались рядышком. В первом действии есть фрагмент, когда счастливая пейзанка Жизель, подпрыгивая на одной ножке, на кончике пуанта пересекает по диагонали всю сцену. Вариация очень сложная и всегда сопровождается овациями. Нам просто хотелось закрыть глаза. Милое же лицо Кати-Жизели не выражало никакой тревоги. Когда вариация благополучно завершилась, мы схватились за руки, поздравляя друг друга. На наших глазах совершался настоящий подвиг.

Открытием Кати, конечно, стали фильмы, где она поразила недюжинным  дарованием драматической актрисы. Когда я сегодня вижу «Фуэте», «Галатею», «Чаплиниану», «Классную даму», не устаю удивляться тому, сколь широка и универсальна была артистическая индивидуальность Кати. Она могла все! 

Великие актеры естественны на сцене, она же — из тех, кто оставался естественным и в жизни. Никогда не старалась казаться интересной, в ней не было никакой позы.

Ее уход был неожиданным и внезапным. Татьяна Густавовна рассказывала, что накануне Катя вернулась из гостей в очень хорошем настроении и попросила разбудить ее пораньше. Мама заглядывала в комнату дочери со словами: «Катя, вставай» несколько раз. Она просто не проснулась.

Ирина КАРТАШЕВА, народная артистка России: 

«Застенчивая до смешного»

— Александр Белинский однажды приехал из Питера в Москву. Он уже создал с Катюшей фильмы-балеты «Галатея» и «Старое танго». Решили небольшой компанией пообедать в ресторане «Арагви». Заиграла музыка, к Катюше подошел молодой человек: «Простите, девушка, разрешите пригласить». Вы бы видели ужас в глазах смутившейся Кати: «Что Вы, что Вы, я не танцую»...

Скромность Кати казалась беспредельной. Она, конечно, не могла не знать, что из себя представляет, но своей славой никогда не пользовалась. Была удивительно, иногда до смешного застенчива.

Наша полувековая дружба родилась в Щелыково — этот кинешемский край мы обожали. Катюша ходила за грибами, мариновала их, солила, стряпала, готовила грибную похлебку — все делала с удивительной аккуратностью и дотошностью. Мы любили устраивать костры. Пров Садовский часто варил уху, которая пользовалась большим успехом. Съели, выпили, попели, дело — к разговорам. Вдруг кто-то: «Где Катя?» А она на берегу песком драит огромную закопченную кастрюлю…

Она была человеком глубочайшей честности. С тем, кто совершал предательство, Катя разрывала отношения сразу и навсегда — вернуть ее расположение не представлялось возможным. Бескомпромиссный и стойкий характер она унаследовала от мамы, дочери русского философа, психолога, переводчика Густава Шпета. Катя всегда жила с матерью и была изумительной дочерью. Когда она вышла замуж за Володю, то жизнь оказалась завязанной на троих. Некоторые побаивались Татьяну Густавовну — человека сложного, сдержанного, достаточно жесткого. Будучи профессиональным редактором, Татьяна Густавовна стала секретарем Кати и Володи: строго следила за всеми рецензиями и фотографиями, собрала невероятный архив. В доме она была полновластной и абсолютной хозяйкой. Весь быт — на ней, хотя Катя прекрасно готовила и очень это любила. Уклад дома — московский, хлебосольный, открытый, но если люди не нравились Татьяне Густавовне, то они в доме больше не появлялись.

Другом Катюша оказалась верным. Мы знали, что если кто-то из нас позвонит и скажет, что надо приехать, то вопроса «Зачем?» не последует. Мы помчимся на помощь.

Владимир ЗЕЛЬДИН, народный артист СССР: 

«Я оказался последним ее кавалером…»

— Творчество Катюши я никогда не воспринимал отдельно от Володи, даже когда они танцевали не в дуэте. Я был уже взрослым человеком, когда они выпустились из училища, и о них сразу заговорили. На балетах Большого театра я был завсегдатаем, ходил на все спектакли Кати и Володи. 

Жизнь шла вместе, бок о бок — праздники, премьеры, и только собственный спектакль мог помешать нам присутствовать на дебютах друг друга. В Кате поражала ее способность к перевоплощению. Такая манящая Китри в «Дон Кихоте», и вдруг — отрешенная, светящаяся изнутри Жизель. А каким задиристым сорванцом-теннисистом она врывалась на сцену в номере «Матч», поставленном Томом Шиллингом. При ее романтическом совершенстве в ней всегда бурлила характерность. До выхода на сцену и после спектакля она замыкалась в себе, была пасмурна, неулыбчива. Наверное, она и была рождена для подмостков.

Семидесятилетие Кати мы отмечали весело. Были только самые близкие, Катя прекрасно выглядела и была непривычно весела. Приглашенные становились лауреатами максимовской премии — нас награждали значками с прекрасным Катиным личиком. Я вышел на сцену и поздравил Катюшу старинным романсом о любви. Зазвучал проигрыш, и я увидел, что она вышла из-за своего стола и направилась ко мне через весь зал. Поднялась на сцену, и мы закружились в вальсе. Потом я взял Катюшу на руки и пошел по сцене, решив, что отнесу ее к столу. Зал ревел от восторга. Через несколько месяцев Кати не стало, и на поминках Володя грустно сказал: «Владимир Михайлович, а ведь Вы оказались последним Катюшиным кавалером». Да, я танцевал с великой балериной.  

Наталия КАСАТКИНА, народная артистка России: 

«На «Хонде» в овраг»

— В выпускном классе я танцевала Машу-принцессу в «Щелкунчике», а маленькой Машей в том же спектакле была Катя Максимова. Тогда мы общались мало, сказывалась разница в возрасте. Зато потом сложились близкие и добрые отношения. 

Через овраг от нашей старой дачи в Снегирях закипела стройка — молодые, счастливые Катя и Володя начали строить свой дом. Мы часто заходили друг к другу. Иногда Катюша сетовала: «Зачем Володя придумал окна странной формы — на эти треугольники никаких занавесок не сошьешь!» Украшение участка— яркая куртина, где цветы, кабачки, огурцы — все росло рядом. Сначала Катя высаживала рассаду на подоконниках, потом пропалывала, поливала, любовалась. А когда подходило время плодов, с грустью признавалась: «Я не очень могу их есть...» Они для нее были живыми.

Ее эмоциональность проявлялась во всем. По поселку она лихо гоняла на маленьком мотоцикле «Хонда». Однажды мы испугались не на шутку. Катя перелетела в овраг, а мотоцикл накрыл ее. Но — обошлось. 

Когда ей стало трудно в Большом театре, она пришла к нам, в ансамбль «Классический балет». Сама говорила: «Когда наступил период без спектаклей в родном театре, то… просто перешла улицу и оказалась в «Классическом балете». Это было в 1980 году. Тогда французский хореограф, великий путаник стилей и фантазер Пьер Лакотт ставил балет «Натали, или Швейцарская молочница». Первой исполнительницей заглавной партии стала Екатерина Максимова. Головокружительному успеху предшествовали мучительные репетиции. Катя есть Катя. Ее требовательность к себе границ не имела. Время от времени в наш кабинет врывался бушующий хореограф, за ним еле поспевала переводчица: «Сделайте хоть что-нибудь, она опять говорит, что все плохо и у нее точно не получится…» Тогда в зал шел мой муж Василёв, брал за талию эту хрупкую драгоценность, она постепенно оттаивала, репетиция продолжалась.  

В нашей труппе Катюша станцевала Джульетту — отчаянную и нежную. Знаете, она умела в танце соединять времена: отрешенность Средневековья, свободу Ренессанса, дерзость современности и вечный стон женской души. Потом была Ева в «Сотворении мира» — тоненькая трогательная девочка, жаждущая понимания и любви. За два сезона, которые провела у нас Катюша, мы много гастролировали. В парижском театре Шатле выступали в Пасхальную неделю — импресарио пугал пустыми залами. Но разве могут пустовать кресла, если танцует Катя? Конечно, были аншлаги. Когда мы собирались в Америку, у Кати болела спина, и она не могла танцевать. С невероятным трудом удалось уговорить ее просто съездить с нами. Знакомые врачи привезли для лечения какой-то каменный жернов, на котором нужно было перекатываться. Катюша занималась истово и затанцевала — боли утихли.

Знаете, иногда удивляются, почему Катя и Володя, которым поклонялся весь мир, не уехали на Запад. Для них это было невозможно. Как-то лежим мы на пляже в Бразилии, на самом экваторе, полное блаженство. Я спрашиваю: «Катюш, о чем думаешь?» В ответ: «О даче в Снегирях, побыстрее бы туда вернуться».

Михаил ЛАВРОВСКИЙ, народный артист СССР: 

«Этот танец очищал зрителей»

— Мы вместе учились в балетном училище. Катя чуть раньше пришла в театр и к гастролям 1966 года в Нью-Йорке была уже мировой звездой, я же только-только начинал свой путь в Большом. Моя партнерша Наташа Бессмертнова заболела, и моей Жизелью стала Катюша. Танцевать пришлось с одной репетиции, приноровиться времени не было. Мне удалось прилично станцевать только благодаря Кате. Я волновался и понимал, что именно роль Жизели — одна из лучших в женском классическом репертуаре — требует полного актерского погружения, да и физическая нагрузка огромная. Но для нее главным в этом спектакле стало мое выступление, она создала условия, при которых я мог думать только о себе, она словно говорила: «Не заботься обо мне, у меня все нормально». На такую моральную поддержку мало кто из балерин способен. Своим американским успехом и хорошей прессой я полностью обязан ей.

Она — балерина потрясающая, намного обогнавшая свое время по эстетике танца. И в исполнении классики, и в современной хореографии. Удивительна она в «Галатее» Дмитрия Брянцева и Александра Белинского, их дуэт с Марисом Лиепой блистателен. 

Каждый период времени несет свое, изменяется техника, но посмотрите сегодня, в 2014-м, на танец Катюши — он остается эталонным и ничуть не устаревает — ни по технике, ни по внутренней одухотворенности.

Я не считаю, что у нее все удачно сложилось в творческой жизни. На нее мало ставили спектаклей, а ведь такая колоссальная индивидуальность — огромная редкость. Кто-то очень верно сказал, что Катя родилась балериной — с идеальным телом, красивыми ногами, совершенными пропорциями. Любой незатейливый и наивный сюжет классической балетной сказки она наделяла духовным содержанием и особой романтической красотой.

 Грандиозно талантливый танец Максимовой и Васильева очищал зрителей, каждому становилось понятно, что не все в жизни уродливо и плохо, есть надежда, что хорошее все же будет.  

Татьяна ПРЕДЕИНА, народная артистка России: 

«В ней была житейская мудрость»

— Мысли все время возвращаются к ней — моему педагогу Екатерине Сергеевне Максимовой. Я словно веду с ней разговор — всегда, на репетициях и в часы отдыха, в радости и печали. Думаю, что бы она сказала и посоветовала. Ее слово всегда было точным, ее советы всегда срабатывали. Даже те, что не относились к профессии, меняли мою жизнь: в ней была непоказная житейская мудрость. Не раз убеждалась в том, что максимовские подсказки оказывались единственно правильными, они наводили порядок в моей голове, в отношениях с подругами и кавалерами.  

Знаю, что она хотела, чтобы я танцевала в Большом театре, с ее подачи мне поступали предложения, но родной Челябинск я не бросила. А на легендарной сцене Большого все-таки станцую 4 февраля — на вечере ее памяти.

Первая встреча — более двух десятилетий назад в репетиционном зале Кремлевского дворца. Готовили «Па-де-катр». Моя вторая вариация — Карлотта Гризи. Начинающий педагог Екатерина Максимова тихим голосом говорит о моих недостатках. Я громко, видимо, от зажима, отвечаю: «Как это ужасно!» Она улыбается: «Это действительно ужасно. Давай исправлять». И при всей своей занятости она меня не бросала, репетировала со мной совершенно бескорыстно. Мне неоднократно рассказывали, как перед зарубежными гастролями Большого театра, ее спрашивали: «Екатерина Сергеевна, а Вы как проведете свободные дни?» Она отвечала: «А я полечу к Танечке, в Челябинск». Она подарила мне свою Анюту, которую я танцую на каждом нашем фестивале «В честь Екатерины Максимовой». 

Последний разговор состоялся накануне той страшной ночи. Я прилетела в Москву для участия в концерте и сразу же позвонила Екатерине Сергеевне. В конце разговора сказала слова, которые произносила нечасто: «Я Вас очень люблю, Екатерина Сергеевна». В ответ услышала: «Я тебя тоже люблю, Танечка».