Ксения ПОЗДНЯКОВА

25.04.2019

Московский кинофестиваль представил картину «Видок: Император Парижа». Рассказать историю Эжена Франсуа Видока, преступника, нашедшего себя на полицейской службе и создавшего первое в мире управление национальной безопасности — ​знаменитое Сюртэ, взялся Жан-Франсуа Рише. С режиссером побеседовала обозреватель «Культуры».

культура: Действие фильма «Император Парижа» разворачивается в начале XIX века. Насколько Вам близка эта эпоха?
Рише: Меня всегда интересовал период от Великой французской революции до Парижской коммуны. Особенно империя Наполеона. Это было время возможностей. Появился гражданский кодекс, а все значимые посты отдавались людям согласно их способностям. Собственно, и сам Наполеон был избран народом. Исключительно благодаря своим достоинствам. Он не позволил австрийцам завоевать Францию. Потом было всякое, но в тот момент он буквально спас нашу страну. Наполеон был ниспослан свыше. Таких людей в истории Франции было еще двое: Жанна д’Арк и генерал де Голль. Вообще, когда начинаешь читать про Бонапарта, удивляешься, как такой человек мог реально существовать. Он был невероятен.

культура: Любовь к Наполеону и подтолкнула Вас взяться за «Императора Парижа»?
Рише: Скорее, это счастливое совпадение. Изначально я получил предложение продюсеров поучаствовать в проекте. Сценарий показался мне легковесным. Конечно, его нельзя было назвать комедией, но историей в нем и не пахло. Я понял, что смогу это исправить, так как текст был хорошо структурирован. Но, конечно, тот факт, что события происходили во времена империи, сыграло свою роль.

культура: А образ самого Видока? Чем Вам интересен этот персонаж?
Рише: Во времена империи было много достойных людей. Но не случайно именно Видок остался в памяти потомков и превратился в архетип. Представьте себе закоренелого преступника, который не просто встал на путь исправления, но и смог стать шефом полиции. В это практически невозможно поверить. Но так было. Меня всегда привлекали люди, способные сказать «нет». Так вот Видок один из таких. Он решил, что не хочет прозябать на дне жизни, и смог подняться по социальной лестнице.

культура: Вы сказали, что Вам нравятся люди, готовые сказать «нет». Сами умеете это делать?
Рише: Когда я работал в Америке, у меня даже было прозвище «мистер Нет». Мне кажется, именно с этого умения начинается подлинная свобода. Кроме того, в этом случае наше «да» приобретает иной вес, так как мы нечасто его употребляем. Например, в год я получаю сто сценариев, и в 98 случаях я отказываю. Но тем ценнее проекты, на которые я соглашаюсь.

культура: Видока можно сравнить с героем Гюго Жаном Вальжаном.
Рише: Совершенно верно. Более того, Жан Вальжан существует только потому, что в реальности существовал Видок.

культура: Думаете, в наши дни у человека есть шанс столь кардинально поменять свою жизнь?
Рише: Все меньше и меньше. Так выстроена система. Сегодня мы оцениваем человека не столько по тому, чего он заслуживает, сколько по тому, что говорит. При этом нас не смущает, что слова частенько расходятся с делом. В XIX веке было иначе. Допустим, окружение Наполеона составляли люди, вышедшие из народа. Не имело никакого значения, бедный ты или богатый, аристократ или пройдоха. Так сын бондаря стал маршалом Неем, а сын крестьянина вырос в маршала Ланна. И дело было не в личных знакомствах, не в том, что они приятельствовали с императором. А в том, что они этого заслуживали. Более того, Наполеон награждал даже тех, кого не особенно жаловал. Например, в нашем фильме есть персонаж — ​министр полиции Жозеф Фуше. Это реальное историческое лицо. Бонапарт его терпеть не мог, но понимал, что в своем деле он компетентен. А раз так, то достоин высокого поста. В сегодняшней Франции все иначе.

культура: Французская революция была социальным взрывом. Как думаете, протесты «желтых жилетов» могут перерасти в нечто подобное?
Рише: Я позитивно настроен по отношению к «желтым жилетам», так как они говорят от имени народа. Люди отказываются жить так, как им не нравится. Они хотят быть услышанными.

Не многие знают, но в дореволюционной Франции долгое время существовала система наказов, так называемая «тетрадь жалоб», куда люди могли занести все, что им не нравилось, все, что казалось несправедливым. И все эти вопросы должны были быть рассмотрены королем. Сегодня во Франции накопилось много подобных «наказов», только решать их никто не хочет. Можно выделить две глобальные темы, их как раз и поднимают «желтые жилеты»: современная Европа и иммиграция. Но власти не хотят об этом говорить. Заметьте, даже король прислушивался к мнению людей, а нынешний президент — ​нет. Я ничего не хочу сказать, просто сравниваю. В этом нет никакой политики.

культура: Снимая исторический фильм, Вы показываете Францию, которой сегодня не существует. Только что в пожаре чуть не погиб Собор Парижской Богоматери. Чем для Вас стало это событие?
Рише: Как вы понимаете, я обожаю историю, потому был глубоко опечален. Меня утешает только то, что на восстановление уже собрали более миллиарда евро. Но вызывает опасение, как реставрация будет проведена. Например, есть идея провести конкурс среди архитекторов и создать для Нотр-Дам современный шпиль. Но нам не нужен новый, нужно воссоздать прежний. Или есть мысль, что остов нужно сделать из стали и бетона. Категорически нет. Только из дерева. Иначе это не имеет никакого смысла. Поймите, культурные ценности нам не принадлежат, мы лишь временные пользователи. Мы обязаны сохранить всю эту красоту для наших детей и внуков по возможности в том виде, в котором она дошла до нас. Париж — ​исторический город. У нас до сих пор есть улицы, оказываясь на которых будто бы попадаешь в XVIII век. И так должно оставаться. Если мы хотим сберечь город, то нужно как можно меньше использовать в реставрации стекло и бетон. Париж — ​это не Дубай.

Кстати, в том кошмаре, который случился с Нотр-Дам, есть один положительный момент. Французы показали себя подлинными католиками. Что бы ни говорили о том, что из-за глобализации мы лишились наших корней, это не так. Современная Франция по-прежнему христианская страна. Здесь чтут и любят свои храмы и соборы.

культура: Учитывая Вашу страсть к истории, думаю, Вы очень тщательно подошли к подбору костюмов и реквизита для съемок.
Рише: Совершенно верно. Мне хотелось воссоздать на экране Париж, каким он был в ту эпоху. Что касается костюмов, то все, до последней пуговицы, аутентично. Мне хотелось, чтобы учитель истории мог сказать своим ученикам: «Пойдите и посмотрите этот фильм, именно так все и происходило». Конечно, ошибки есть всегда, но мы старались сделать как можно более точную реконструкцию.

культура: Ваш фильм открыл 41-й ММКФ. Для Вас это важно?
Рише: Конечно. Мне кажется, что русская и французская культура очень близки. Наши страны помнят, кто мы есть и куда идем. Мне нравится, какой Россия была и какой стала. Я не могу судить о вашей внутренней политике, но внешняя линия кажется мне разумной. Чтобы сохранить мир, нужно уметь показывать силу.

культура: Читала, что Вы очень увлечены творчеством Сергея Эйзенштейна. Так ли это?
Рише: Думаю, что именно благодаря ему мы поняли, что кино может считаться искусством. Что кино может быть умным. Диалектичным, сомневающимся. Что каждый кадр, каждый план имеет значение. Его смело можно назвать гением кинематографа. Когда я говорю «гений», то подразумеваю, что человек изобрел свой язык, привнес новую грамматику, что после него нельзя уже снимать так, как прежде. Помимо Эйзенштейна, необходимо назвать Пудовкина, Дзигу Вертова. Кроме того, Эйзенштейн показал, что кино может стать летописью. Его ленты совпадают с политическими, общественными переменами. Достаточно просто перечислить названия его картин: «Стачка», «Броненосец «Потемкин», «Октябрь». Кстати, «Октябрь» — ​один из моих любимых фильмов. Я довольно часто его пересматриваю.

культура: Видимо, именно поэтому мы сегодня встречаемся в кинотеатре «Октябрь». Напоследок хотелось бы спросить, каковы Ваши дальнейшие планы?
Рише: Я пока не решил. Подумываю снять детектив. Есть задумка исторического фильма, где действие опять-таки будет происходить во времена империи. Мне бы хотелось снова взяться за историческую картину, правда, это очень сложно и дорого. Но я открыт предложениям.

В любом случае прежде чем браться за новую картину, нужно обеспечить хороший прокат «Императору Парижа».