Виктория ПЕШКОВА

20.12.2018

Возмутители — люди со странностями. Один такой на днях появился на сцене Московского губернского театра. Афиши и программки уведомляют почтеннейшую публику, что режиссер Павел Артемьев поставил свой спектакль по мотивам произведений Салтыкова-Щедрина, воспользовавшись инсценировкой Владимира Малягина.

Поспешим развеять это недоразумение: у великого сатирика было позаимствовано только место действия — сумасшедший дом. Все остальное — время действия, персонажи, сюжет — плод воображения драматурга, вознамерившегося по какой-то причине спрятаться за мощной фигурой классика. Похоже, что для создателей «Возмутителя» весь мир — нет, не театр, но — клиника для умалишенных. А мы — ее обитатели.

Павел Артемьев выпустил на Малой сцене МГТ два спектакля по современной драматургии — «Прекрасное далёко» по мотивам пьесы Данилы Привалова, и перенасыщенный этапажем «Урожай» Павла Пряжко. Осваивать Большую сцену режиссер решил с помощью осовремененной классики. Отправной точкой послужила неоконченная повесть М.Е. Салтыкова-Щедрина «В больнице для умалишенных». Безымянный герой повести — некий сверхэрудированный «провинциал», подвизающийся в столице на журналистском поприще, — попадает в дом скорби на том простом основании, что от необъятных познаний у него заходит ум за разум.

Врач, наблюдающий этого несчастного, не устает дивиться ходу его рассуждений: «Какая масса умственного напряжения была необходима, чтобы от Западной Римской империи перейти к значкам мировых судей?» На что пациент, ничтоже сумняшеся, отвечает, что никакого напряжения ему для этого не требуется, поскольку в голове у него имеется нечто вроде «складочного магазина»: «Я отыскиваю в нем факт или даже фразу и приурочиваю к ним современность».

Похоже, что именно так и поступил Владимир Малягин, подселив персонажей, придуманных им от начала до конца, в сумасшедший дом Щедрина. Получившуюся в результате пьесу драматург поименовал инсценировкой, несмотря на то, что все в ней происходящее к повести Михаила нашего Евграфовича не имеет ровным счетом никакого отношения.

Наивный публицист Щедрина, кропавший никчемные статейки для «Старейшей Всероссийской Пенкоснимательницы», тих и смирен. Окружают его такие же безобидные психи, вроде собственного племянника Вани, возмечтавшего о испанской экс-королеве Изабелле, или еврея-ростовщика, выдающего деньги под векселя, которые никогда не будут оплачены. Острие же сатиры великого обличителя направлено на уклад тогдашних учебных заведений и на жестокость нравов взращиваемого в них младого поколения (в своих безумных снах герой снова и снова переживает старые школьные обиды). Придуманный Малягиным Семен Петрович Березкин (Антон Богданов, уже играющий у Артемьева в «Прекрасном далёко») — помощник прокурора, не убоявшийся вывести на чистую воду чуть не полсотни берущих взятки чиновников из управы некоего уезда. Вышестоящее начальство отправило ретивого борца с коррупцией в заведение для умалишенных, чтобы на досуге без помех обдумать, что разумнее: признать факт злоупотреблений и назначить подчиненного героем или спустить все на тормозах, списав все на психическое расстройство не в меру рьяного подчиненного.

В отличие от своего литературного «прототипа», г-н Березкин оказывается среди персонажей куда более опасных. Доморощенный философ с манией Фурье (Евгений Гомоной) строит теории справедливого мироустройства, роковая красотка Анна Павловна (Софья Володчинская) топит тоску по большой любви в революционной борьбе, ушлый адвокат по фамилии Разбитной (Илья Малаков) продолжает крючкотворствовать в суде, а миляга Цветиков-Цветков (Сергей Куницкий) на поверку и вовсе оказывается маньяком в духе Джека Потрошителя. По границам сюжета скользят совсем невнятные персонажи, вроде очаровательной старушки Эстрель (Татьяна Рудова), мнящей себя прима-балериной, застенчивого Короля Европы (Андрей Исаенков) или косящей под Ренату Литвинову Императрицы Мира (Елена Киркова). Тем, как губернские актеры играют вариации на тему безумия, можно только восхищаться. Но ради чего затеян этот карнавал? Кого сегодня может удивить сюр, устроенный исключительно ради сюра?

И пьеса, и спектакль страдают очевидными длиннотами, которые, возможно, были бы к месту в киношном саспенсе, но совершенно неуместны на сцене. Затянутые сцены коллективного сумасшествия, до отказа напичканные большими и маленькими гэгами, вызывают не сострадание, смешанное с ужасом, на каковое, видимо, рассчитывали создатели спектакля, но откровенную скуку. Абсолютно лишними выглядят дамы-инспекторши (Александрина Питиримова и Ирина Токмакова) — роковое для Березкина известие вместо них вполне мог бы принести доктор Степан Степанович (Алексей Веретин). И можно только сожалеть, что мощная потенциальная энергия противостояния между ним и его пациентом так и ушла в песок. Не спасло сюжет и то, что инспектирующие красавицы то и дело оборачиваются монстрами. Спору нет, пластика (постановщик Виталий Боровик) у актрис ювелирная, ничего, кроме — опять-таки — восхищения, не вызывает. Но каждое их появление на сцене выглядит как виртуозный вставной номер, кадр, случайно затесавшийся в спектакль из какого-нибудь «Призрачного гонщика». Ярких, не лишенных остроумия трюков в спектакле множество, но они так и остаются трюками.

И сценография Екатерины Витковской не делает спектакль более плотным и цельным. Да, груды кирпичей вокруг остова мамонта чуть ли не в натуральную величину смотрятся очень живописно, но существуют совершенно сами по себе, вне связи с персонажами и сюжетом. Эффектная картинка занимает внимание не долее десяти минут, потом просто перестаешь ее замечать. Так же, как и замысловато выстроенные «тропинки» из пустых бутылок от крепкого алкоголя, между которыми снуют персонажи. Сцена, лишенная всех своих одеяний, надлежащим образом иллюстрирует мысль о бесприютности нашего мира, затерянного в холодных глубинах мироздания.

Так что, если следовать логике создателей спектакля, обитателям дома скорби нет никакого смысла его покидать — снаружи даже хуже, чем внутри. Тем не менее они намерены оттуда сбежать и предлагают Березкину стать их вожаком. Скромняга Семен Петрович на лавры героя совершенно не претендует, но под давлением обстоятельств все-таки пытается им стать. И поначалу вроде растет мужик над собой, духом крепнет, но в решающий момент... предает и своих товарищей, и женщину, с которой собирался связать свою жизнь: волею драматурга он, переодевшись в невзрачный балахон, преодолевает «четвертую стену», отделяющую сцену от зрительного зала, и, умоляя публику его не выдавать — «Вы же можете промолчать, что вам стоит!», усаживается в кресло третьего ряда. Почему порядочный и честный человек (в противном случае он не изобличал бы взяточников, а сам бы им был) поступает как отъявленный мерзавец? Потому что он не Герой — и перед нами всего-навсего очередная повесть о маленьком человеке a la Гоголь и Чехов? Но тогда получается, что вся эта история рассказана только для того, чтобы — в который уже раз — напомнить зрителю, что живет он в безгеройные времена и ничего другого ему не остается, как смириться с этим грустным фактом. Хочет ли этого зритель? Это покажет срок пребывания «Возмутителя» в репертуаре ГМТ.

Фото на анонсе: Николай Тарханов/m-g-t.ru