Елена ФЕДОРЕНКО

22.11.2018

Большой театр представил первую балетную премьеру сезона, составленную из одноактных спектаклей — «Артефакт-сюиты» Уильяма Форсайта на музыку Иоганна Себастьяна Баха и Эвы Кроссман-Хехт и «Петрушки» Игоря Стравинского в постановке Эдварда Клюга.

В Москве ждали приезда Уильяма Форсайта, планировались репетиции «Артефакт-сюиты» в течение недели. Визит сорвался — живой классик заболел. Нарушение планов огорчило, поскольку автор иногда позволяет артистам внести в свои головоломные хореошарады какие-то актерские вольности и импровизации. Переносили спектакль педагоги-репетиторы Кэтрин Беннетс и Ноа Гелбер, а им Форсайт доверяет безоговорочно, справились с работой на «отлично», но прав вмешиваться в текст и менять акценты они не имеют. Да и надежды танцовщиков поработать с легендой балетного театра, увы, лопнули. Большой обращается к хореографу-структуралисту второй раз — в 2010-м здесь успешно освоили спектакль с непереводимым заглавием — «Херман Шмерман».

Поставленный Форсайтом 34 года назад «Артефакт» во Франкфурте поначалу был долгим спектаклем и по жанру определялся как «балет о балете». Молодой хореограф только начинал складывать свой стиль, и ему было важно не повторять знаменитых предшественников, коим он отправлял легкие танцевальные приветы (главный адресат — Баланчин, недаром Сильви Гиллем отмечала: «Форсайт — это тяжелый Баланчин»), а заниматься самостоятельными поисками. Академическим канонам и привычным нормам бесстрашно бросался нешуточный вызов.

Второй вариант с уточняющим названием «Артефакт-сюита», 2004 года издания, получился значительно короче, в нем отброшены внутренние сюжеты и диалоги с прошлым, а фирменная пластика доведена до радикального высказывания. В затемненном пространстве полсотни умелых и красивых танцовщиков Большого театра испытывают на прочность свои тела: заламывают руки, сгибают корпуса, передают нервную асимметрию движений, разбегаются волнами и держат синхрон в прямых линиях. Солисты «выпадают» из кордебалетной массы и там же растворяются. Каждая математически выверенная деталь подобна осколку танца, фрагменту орнамента, и все вместе складывается в картинку калейдоскопа, где одно изображение быстро сменяется другим. Форсайт исследует феномен вечного движения, существующего вне человеческой логики. Во время действия несколько раз падает занавес, заслоняя танцующих, потом вздымается, открывая взорам панораму вновь.

Хореограф не раз говорил, что его философия — постижение пространства через динамику, которую создают индивидуальности. На самом деле выстраиваемые им алгоритмы движений напоминают эффект компьютерных персонажей и экранных боев, где самобытные личностные особенности стираются.

Две части — под «Чакону» Баха и фортепианный минимализм Эвы Кроссман-Хехт, два сольных дуэта, и оба — великолепны. Звонкая и быстрая Анастасия Сташкевич и легко осваивающий космические скорости Вячеслав Лопатин танцуют с бешеным драйвом. Без ощущения изматывающей сложности, достаточно сдержанно «авангардничает» Семен Чудин, а его партнерша Ольга Смирнова похожа на инопланетянку — ломкая, острая, тонкая. Очарование абстракцией — в образе Другой (так назван персонаж) — передает Нелли Кобахидзе. Кордебалет и особенно корифеи подтверждают свою репутацию хореографических полиглотов.

Великий балетный реформатор, наверняка, останется доволен результатом. Сам он уже познал возможности человеческого тела, создал свой балетный миф, составил каталог движений из 135 пунктов и... оставил мир танца. Его захватили виртуальные потоки и игры с инсталляциями. Там почти что научному эксперименту — показать, как совершенные движения, очищенные от страстей, способны передать эмоции и сложиться в концепции, — не помешает несовершенство homo sapiens, норовящего то и дело предъявить миру свои чувства.

«Петрушка» Эдварда Клюга — мировая премьера. Руководитель балетной труппы в Словении — автор изящных постановок и художник ясных смыслов. Поиском собственного языка, судя по всему, пока не озабочен. В спектакле чувствуется влюбленность в музыку Стравинского. Напомним, что этот балет поставил для «Русских сезонов» Михаил Фокин в 1911 году, Петрушку и Балерину танцевали Вацлав Нижинский и Тамара Карсавина. Исторический спектакль, ошпаривший Париж ураганом народных гуляний на русский манер, живописностью музыки, трогательностью кукольного «любовного треугольника», нельзя назвать забытым шедевром, он сохранен и неоднократно реставрировался.

В дни нынешних премьерных показов в Москве появился еще один персонаж «из соломы и опилок» — в Доме-музее Ермоловой открылась выставка к 70-летию со дня рождения театрального художника Валентины Смирновой «От промышленной игрушки — к возрождению «Петрушки». Вернисаж представляет под звуки красивой шарманки фрагменты традиционного уличного представления, в чьей эстетике перчаточный Петрушка — заводила, забияка, будоражащий неудобными вопросами о справедливости и обмане, доблести и злокозненных подвохах.

В прочтении Клюга нет ни пестрой буйной ярмарки от Фокина, ни «Бродячего вертепа» с веселыми марионетками, потешающими народ. Намек на балаганную традицию при желании можно усмотреть в оформлении — на подмостках художник Марко Япель расставил пять трехметровых матрешек-заготовок, подлежащих раскраске. Из них и появляются действующие лица.

Ансамбли — унифицированы и сведены к бодрым танцам с элементами русских плясок. Похожий на чертика, выскочившего из табакерки, Фокусник (отличная роль Георгия Гусева) манипулирует в полном согласии с первоначальным сценарием Петрушкой, Балериной и Арапом. И в куклах, талантливо представленных солистами Большого, человеческого гораздо больше, чем в гуляках на площади. В чем и состоит главный пафос постановщика: мир людей, превратившихся в толпу, лишен природной сущности, зато у деревянных механизмов, оказывается, есть душа. Замечательны все: нервный и ранимый заглавный герой Дениса Савина, глупый баловень Арап Антона Савичева и прелестная глупышка Балерина Екатерины Крысановой. Куклы оказываются благороднее людей, в них просыпаются эмоции и кипят нешуточные страсти. Боль Петрушки передается зрителям.

Полюбит ли публика отстраненную красоту Форсайта, приведет ли ее в восторг лаконичный и простоватый спектакль Клюга — сказать трудно. Не хочется, чтобы эти честные и сложные работы пополнили список невостребованных и быстро слетающих с афиши одноактовок, к которым зрители стали терпимее, но все еще воспринимают с известным снисхождением.

Фото на анонсе: Елена Фетисова