Елена ФЕДОРЕНКО

26.07.2018

На Исторической сцене Большого театра с необычайным успехом прошла однодневная гастроль армянского Национального академического театра оперы и балета имени Александра Спендиаряна. Показ балета «Гаянэ» посвятили нескольким памятным датам: 2800-летию Еревана, вековому юбилею Республики Армения, 115-летию со дня рождения автора партитуры — композитора Арама Хачатуряна.

Яркий национальный спектакль, соединяющий классический танец с народным, публика восприняла с воодушевлением. В центре балета — две истории любви. Тонкими поэтическими смыслами наполнили свои роли Сюзанна Пирумян (Гаянэ) и Рубен Мурадян (Армен). Восторженными певцами юности выглядели Мери Оганесян (Нунэ) и Ваагн Маргарян (Карен). Драматически насыщенно провел партию Гико Размик Марукян. Восхищение вызвали декорации и костюмы, отлично смотревшиеся на главной сцене страны.

«Культура» побеседовала с директором и худруком театра Константином ОРБЕЛЯНОМ — американцем, получившим звание заслуженного артиста России, — дирижером, пианистом, продюсером; и автором либретто, хореографом, главным балетмейстером труппы, народным артистом Армении Виленом ГАЛСТЯНОМ.

Константин Орбелян: «Армения всегда славилась великолепными голосами»

культура: Зачем Вы, успешный музыкант с мировым именем, решили взвалить на себя хлопотное театральное хозяйство?
Орбелян: Никогда не думал, что возглавлю Национальную Оперу в Армении, но два года назад, после смерти знаменитого оперного певца, руководителя Ереванского театра оперы и балета Гегама Григоряна, первые лица страны предложили мне занять этот высокий пост. Как человек азартный, решил попробовать. Наверное, сыграла роль и более глубинная причина — зов предков, захотелось сделать что-то полезное для страны, откуда родом папа. Потом предложили совмещать художественное руководство с обязанностями директора. Держать рычаги в одних руках целесообразно. Нет разногласий, когда худрук хочет одно, а директор — иное. 

культура: Что удалось сделать?
Орбелян: Жизнь в коллективе застал вялотекущую. Редко выпускались премьеры, афишу составляли по преимуществу «силовые» оперы, отсутствовали в репертуаре произведения Доницетти, Россини, Моцарта, артистам достаточно сложно было развиваться. Можно было пойти по долгому пути постепенных изменений. Я предпочел все привести в движение и взбудоражить. Подготовили несколько новых постановок, я вернул в театр тех, кто пережил с ним период расцвета. Сейчас балетной труппой руководит Армен Григорян, хором — Карен Саркисян, что пошло на пользу.

Армения всегда славилась великолепными голосами, и сегодня у нас прекрасные певцы, они выступают на сценах лучших театров мира. Липарит Аветисян — лауреат «Золотой маски» за партию де Грие в «Манон» Массне Музтеатра имени Станиславского и Немировича-Данченко, поет в Лондоне, Вене, Сиднее, Дрездене. Геворг Акобян участвует в спектаклях Большого, а потрясающий тенор Ованес Айвазян — в «Тоске» Мариинки. Многие артисты гастролируют на Западе. Сам же театр не выезжал на гастроли уже 25 лет, если не считать одного выступления в Москве во время «Золотой маски» — в 2003 году на Новой сцене Большого показывали «Норму». Сейчас мы собираемся в Дубай, а потом в Кувейт, там нашей «Волшебной флейтой» откроют новый театр. И это событие — первая оперная постановка в истории страны. 

культура: Как обстоят дела в области балета?
Орбелян: Труппа в хорошей творческой форме. Недавно провели фестиваль, посвященный Араму Хачатуряну. Представили три спектакля на его музыку: «Спартак», «Гаянэ» и «Маскарад». Мы — единственный театр в мире, в чьем репертуаре все балеты великого композитора.

культура: Почему для гастролей в Большом выбрали «Гаянэ»?
Орбелян: Спектакль — самобытный, оригинальный, очень красивый. К тому же этот балет в Москве отсутствовал практически 60 лет. В начале 1980-х в столице трижды прошла версия Максима Мартиросяна, но ее мало кто видел. Можно сказать, современная Москва «Гаянэ» не знает. Легендарный «Спартак» идет на главной сцене страны, «Маскарад» недавно поставлен в Детском музыкальном театре имени Наталии Сац.

Приглашением в Большой артисты очень взволнованы, для всех нас это радость и честь. В Москве балетная труппа не выступала с 1975 года — тогда во Дворце съездов в Дни декады армянского искусства показывали «Бессмертие» по партитуре, написанной моим дядей Константином Орбеляном к 30-летию Великой Победы.

культура: Вы — человек мира, а где сейчас чаще бываете?
Орбелян: В Ереване много работы: тяжело поднимать труппу, где подзабыты навыки кропотливой и быстрой работы. За короткий срок нам предстояло отрепетировать «Манон» и «Кармен» на французском языке, «Волшебную флейту» — на немецком. Премьеры, концерты, фестивали — в театре кипит интересная и интенсивная работа. Купили у Большого театра декорации и костюмы «Чиполлино», скоро этот балет Карена Хачатуряна появится в нашей афише. В планах — новая постановка оперы «Ануш».

культура: Связаны ли Вы обязательствами с заграницей?
Орбелян: Я главный дирижер Каунасского симфонического оркестра, в Литву выезжаю достаточно часто. Приглашают знаменитые певцы: с Элиной Гаранчей каждый год проводим тур по Южной Америке и Мексике. В конце августа дирижирую концертом Марсело Альвареса в Любляне, а потом серия выступлений в память Дмитрия Хворостовского.

культура: Он Вас высоко ценил, называл дирижером-продюсером. Как складывались отношения?
Орбелян: Мы дружили 18 лет, колесили по всему миру, объездили Америку, Европу, не говоря о России — с разными проектами. Дмитрий, конечно, сказал новое слово в исполнении советского песенного наследия, его искусство повсюду пользовалось огромной популярностью.

культура: Военная программа к 60-летию окончания Великой Отечественной — Ваша идея?
Орбелян: Дмитрий так считал, а я его слова — принимаю. Работали сложно, потому что все аранжировки делались заново, но все сошлось: Хворостовский пел восхитительно, потрясающе. К 70-летию Победы мы выпустили второй диск, с новой программой. 9 Мая 2015 года провели концерт на ВДНХ, где собрались 275 тысяч слушателей. Спустя две недели узнали о страшном диагнозе Дмитрия.

культура: Работа дирижера с вокалистами-солистами в спектакле и в симфонических концертах различна?
Орбелян: Конечно. Думаю, мне удается быть хорошим аккомпаниатором: могу и лидировать, когда надо, но больше — слушаю певцов, они признаются, что со мной удобно работать.

культура: В театре Вы встаете за оркестровый пульт?
Орбелян: В основном на концертах — нет времени сейчас на трудоемкие репетиции оперных спектаклей. К тому же я не хочу отнимать работу у наших дирижеров. В новых проектах — «Волшебная флейта» и «Кармен» — считаю возможным предложить свое прочтение по праву музыкального руководителя-постановщика. 

Вилен Галстян: «Хачатуряна пришлось уговаривать»

культура: Вы действительно сочинили «Гаянэ» по просьбе композитора? Как и когда произошла ваша встреча?
Галстян: На концерте во Дворце съездов исполнил «Танец с факелами» на музыку из «Гаянэ». Сам для себя его поставил, это была одна из первых моих балетмейстерских работ. Хачатурян с министром культуры Фурцевой сидели в правительственной ложе. В антракте меня захотели видеть: наверное, мой танец, для которого я не пожалел темперамента, произвел на них впечатление. Я выбегал обнаженный, с раскрашенным телом, в одних парчовых трусах. Екатерина Алексеевна сказала: «Вы должны поехать с этим номером в Париж на три месяца, там намечаются гастроли возрожденного советского мюзик-холла». Для поездки я сочинил еще «Танец с саблями» и исполнял его с чудесной узбекской балериной Галией Измайловой. На той же встрече Арам Ильич предложил: «Сынок, ты хорошо чувствуешь мою музыку, может быть, поставишь балет «Гаянэ»?». «Конечно», — самонадеянно ответил я, хотя ни одного балета в то время не сочинил.

культура: Вы знали тогда чьи-нибудь постановки «Гаянэ»?
Галстян: Я их видел, и, скажу честно, они мне не нравились. Сюжет казался надуманным: колхозники, герои погранзаставы, геологи, шпионы, диверсанты. Гаянэ с ребенком уходит от мужа, дезертира и пьяницы, ее берет замуж пограничник, спасший колхоз. На сцене исполнялись танцы разных народов: украинские, русские, курдские, грузинские. Мне они казались лишними, хотелось создать армянский балет, с нашими обычаями и ритуалами. Написал либретто, где очертил любовный треугольник. Понимал, что занимаюсь не своим делом, но наши поэты отказались, а знаменитая Сильва Капутикян, она меня очень любила, сказала: «Никто не погружен в эту музыку так глубоко, как ты, и должен сам придумать историю». Сделал музыкальную редакцию — собрал номера по-своему, безо всяких национальных дивертисментов.

культура: Неужели Хачатурян принял и либретто, и музыкальную редакцию?
Галстян: Сначала назвал меня «шовинистом», сказал, что писал о дружбе советских народов, а я ее не ценю. Шутил, конечно. Я его убедил, хотя и не сразу, что «Гаянэ» — национальный балет и его музыка — гордость армянского театра. Арам Ильич тогда много ездил и все время звал меня на разговоры — то в Москву, то в Ленинград, то в Киев. Обсуждались любые детали. Наконец, прозвучало долгожданное: «Ты меня уговорил, сделаю музыкальные связки, необходимые для спектакля». Балет ему понравился, он уже 45 лет не сходит с нашей сцены.

культура: Расскажите про художника — декорации и костюмы впечатляют...
Галстян: Пригласил к сотрудничеству великого живописца Минаса Аветисяна, его называли вторым Сарьяном. Он, к сожалению, многого не успел — погиб. Его творчество вызывает сейчас огромный интерес. Цветовая гамма «Гаянэ» — потрясающая: сочная, солнечная, южная.

культура: А как возник замысел балета «Маскарад» на музыку Хачатуряна?
Галстян: Поставил недавно, а замыслом обязан исключительно музыке. Обычно свои спектакли не хвалю, но думаю, что из всех моих балетов «Маскарад» по Лермонтову — самый удачный. Мечтаю показать его Москве и Петербургу, это ведь петербургская история. Грустно, что сейчас нас никто не приглашает. Союз рассыпался, началась отдельная жизнь. Ужасно тоскую по тому времени, когда искусство не знало границ и все легко договаривались о гастрольных визитах.

культура: Советское прошлое часто вспоминаете?
Галстян: Я очень любил артистов Большого театра, они отвечали мне взаимностью — как говорится, пришелся к дому. Юрий Григорович хотел меня видеть в труппе, но наше правительство не отпустило: пожалуйста, танцуй в столице, но возвращайся. Мне едва исполнилось 30, когда я возглавил балетную труппу Армении.

культура: На Международном конкурсе в Варне Вы завоевали золотую медаль...
Галстян: Выступал в дуэте с Галиной Рагозиной. К конкурсу в Каире готовился с Маликой Сабировой, а Миша Лавровский, который близок мне как брат, должен был танцевать с Наташей Бессмертновой. Он не полетел, и я выходил с обеими партнершами. Мы привезли три золотые медали. С Раисой Стручковой объездили полмира. Никогда не забуду, как помогла мне Галина Сергеевна Уланова. Я тогда переживал личную трагедию, начал пить. Вдруг звонок Галины Сергеевны: «Вилен, ты наш человек, мы тебя ждем, приезжай к нам». Она сказала это так мягко и нежно, что я сразу полетел. Подолгу жил в Москве, много танцевал в спектаклях Большого. Весело проводили выходные дни — компаниями отправлялись на дачи: к Володе Васильеву, Саше Богатыреву, Юре Владимирову. Были как родня.

культура: Почему с Вами так любили танцевать знаменитые балерины?
Галстян: Может быть, потому, что чувствовали мужскую защиту. Если в роли не было сильного начала, она меня не интересовала. Потому никогда не привлекал принц Зигфрид из «Лебединого озера»: нежный юноша, ходит-бродит, увидел Одетту и растерялся. Ни динамики, ни страсти.

культура: Вы сыграли легендарного певца-поэта Саят-Нову в фильме «Цвет граната» режиссера-мифотворца Сергея Параджанова. Как артист балета попал на съемочную площадку? 

   
Галстян: Когда в Ереван приехал Параджанов, повсюду началась суета, шум, гам. Все знаменитые мастера рвались на пробы, режиссер отсматривал фотографии артистов, но никто ему не подходил. Не понимаю до сих пор, что он во мне нашел. Эдгар Оганесян — композитор, директор оперного театра — уговорил Параджанова посмотреть меня на сцене, и он приехал на второй акт «Жизели». После спектакля встретил меня словами: «Я в восторге от того, как вы сыграли трагедию. Решил вас снимать в роли Саят-Новы. Без всяких проб. Вы мне нужны». Я извинился и отказался: «Не смогу выучить текст, для меня это мука тяжкая». «Какие тексты? У меня в фильме вы не произнесете ни фразы. Завтра жду вас в студии», — услышал ответ. Я не представлял, что это за кино — без слов. Никто из нас не понимал, что снимается. Параджанов объяснял сцену: «Вилен, ты лежишь в келье и видишь святую руку перед своими глазами — думай, откуда она появилась». Или: «Ты копаешь землю, роешь могилу для католикоса, готовишь похороны, знаешь, что никто не поможет, ты должен сделать это сам». Он объяснял суть, но как надо сыграть — не говорил. Решений не предлагал, соображать приходилось самостоятельно. Эта работа с фантастическим человеком-карнавалом, из породы гениальных людей, где мы не числимся, — подарок судьбы.