Елена ФЕДОРЕНКО

01.03.2017

Лоран Илер — в недалеком прошлом этуаль Парижской оперы и ее педагог — возглавил балетную труппу Музтеатра имени Станиславского и Немировича-Данченко. Приглашение поступило от нового гендиректора Антона Гетьмана. И вот объявлен первый проект — три одноактных балета: «Сюита в белом» Лифаря, «Вторая деталь» Форсайта и «Маленькая смерть» Килиана. Премьера намечена на июль. А уже 10 марта состоится «Точка пересечения» — спектакли покажут молодые хореографы: экс-солист Музтеатра Дмитрий Хамзин, израильтянин Эяль Дадон, Дастин Кляйн, сотрудничающий с Баварским балетом, и албанец Эно Печи, работающий в Вене. «Культура» расспросила Лорана Илера об этих вечерах и о том, каким курсом он поведет труппу.

культура: Первая работа, предложенная Вами для театра, одноактные балеты Сержа Лифаря, Уильяма Форсайта и Иржи Килиана — история красивая. Вы выбрали три конкретных произведения, руководствуясь некой целью или потому, что как образцы они бесспорны и Вы имели возможность договориться о постановках?
Илер: Приятно слышать, что мой выбор кажется привлекательным. Вечер задуман по определенным причинам. Для меня сочинения этих хореографов, особенно Форсайта и Килиана, сегодня просто неизбежны в репертуаре большой труппы. Хочу показать три разных почерка, три разных мира, дополняющих друг друга и переплетающихся между собой. Все балеты без нарративных историй и достаточно символичны. «Сюита в белом» Лифаря — один из немногих спектаклей (если не единственный), предлагающих богатое разнообразие в технике, стиле, настроениях. Килиан — гений, «рассказывающий» музыку, умеющий соединить любовь и трагедию, у него всегда присутствует драматическое измерение. Когда мелодии и хореография настолько взаимосвязаны, тело становится невероятно выразительным, и танцовщики вынуждены провести ювелирную работу, полностью овладеть техникой, чтобы она ожила. «Вторая деталь» экстремала Форсайта раздвигает возможности тела за пределы тех границ, какие только можно вообразить. Эти спектакли представляются мне фундаментом, основой, базой, на чем я и собираюсь строить репертуар. Цели наши серьезны. 

Театр Станиславского — большое учреждение, одних танцовщиков — около ста. Я дважды приезжал на встречи с артистами. Когда увидел их энтузиазм и понял, что здесь есть сильные личности, то сразу согласился возглавить труппу. Ведь только если танцовщик прочувствует хореографию, у него появятся подлинные чувства, и произойдет чудо. Задуманный вечер балета способен повести театр по увлекательному пути.

культура: «Маленькую смерть» труппа уже танцевала — с удовольствием и вдохновением. Вообще артисты Музтеатра открыты экспериментам.
Илер: Да, я заметил, что у них есть вкус к неизведанному. Они встретятся с сочинениями Лифаря и Форсайта впервые. Четыре дня проходили мастер-классы, участвовали практически все артисты (я-то предполагал, их окажется гораздо меньше), репетировали с удивительным старанием, желанием и жадностью. Ассистент Форсайта с удовлетворением отметил большой потенциал труппы, которой по силам станцевать «Вторую деталь». «Сюиту в белом» я уже восстанавливал для Парижской оперы и буду репетировать ее сам. Клод Бесси, работавшая с Сержем Лифарем, приедет в Москву, чтобы прикоснуться к спектаклю на финальном этапе. 

культура: Премьера состоится в июле, а на днях зрители попадут в «Точку пересечения». Ваше отношение к пробам молодых сочинителей? 
Илер: Проект был запущен до моего появления в театре. Но я его приветствую и буду развивать: артисты получают возможность не только поработать с неизвестным стилем, но и поучаствовать в рождении нового произведения, создаваемого сотворчеством хореографа и исполнителя. Танец сочиняется в опоре на музыкальность, движения, темперамент, настроение, личность конкретного артиста, что позволяет тому узнать о себе намного больше. И потом открывать хореографов — значит, готовить будущее нашего искусства. Сочинение спектакля — всегда приключение с неясным финалом. Получится или не получится, никто не знает. Такой эффект казино — если хотите выиграть, то нужно рискнуть. 

культура: Итак, за полсезона коллектив представит два балетных вечера. Семь одноактных спектаклей в труппе, славящейся подробными, сюжетными, драматическими полотнами, где актеры переживали все ситуации достоверно, по системе Станиславского. Будете ли сохранять стиль? 
Илер: Театр — это его история, и она для любой труппы — очень важный момент. Спектакли Владимира Бурмейстера — «Лебединое озеро», которое я танцевал в Париже, «Снегурочка», «Эсмеральда» — являются не просто традицией, а «удостоверением личности» театра. Мне хочется, чтобы они продолжали жить. Как мы должны смотреть на эти балеты? Не как на музейные экспонаты, а как на живые организмы. Не стоит ограничиваться умением просто «рассказать» сюжет, преподнести историю любви, надо разобраться, каким образом можно раскрыть смысл в контексте современности. Так, чтобы публика могла узнать себя и свои проблемы. Для этого необязательно что-то менять в хореографии, нужна, скорее, актуальная энергия, необходимо вдохнуть жизнь в каждую роль, сделать ее подлинной.

культура: Вы третий иностранец после Мариуса Петипа и Начо Дуато, возглавивший балетную труппу в России. Груз ответственности давит? 
Илер: Никогда не мог предположить, что в один прекрасный момент стану руководить русской труппой. Но предложение не было для меня сенсационным. Мне показалось вполне естественным приехать на работу в Россию, как и оставить ради этого Францию. Объясняю такую реакцию тем, что проект, придуманный для театра, понравился своей правильностью, и выглядело логичным, что я тоже приму в нем участие.

культура: Наверное, вопрос о перспективе преждевременен и некорректен, но Вы сами сказали о существовании проекта, имея в виду будущее. Потому не могу не спросить, что Вас в нем так увлекло?
Илер: Нет никакого секрета. Цель заключается в том, что нужно идти вперед, предлагать публике неизвестные формы, совершать какие-то открытия, искать новые возможности. Все это важно не только для зрителей, но и для самих артистов. Встречи с другими хореографами и с иными типами танца укрепляют индивидуальность коллектива. Чем разнообразнее получится предлагаемая нами палитра, тем больше обогатит себя труппа. При желании экспериментировать и осваивать новый опыт должно гордиться своим наследием, своим репертуаром. И тогда у театра появляется возможность жить интересно и полнокровно.

Поверьте, будет много предложений, следующий сезон практически придуман и сверстан. Я уже мог бы назвать имена приглашенных хореографов, чье согласие сотрудничать с нами получено, но не хочу забегать вперед. Понимаете, я здесь лишь два месяца, приходится все делать очень быстро, а хотелось бы двигаться постепенно, поступательно, шаг за шагом.

культура: Вы были любимым танцовщиком Нуреева. Первую встречу помните?
Илер: Столкнулся с ним в период его выступлений в Парижском дворце спорта, где он танцевал в «Ромео и Джульетте». Спектакль шел много раз подряд, Рудольф всегда любил выступать большими блоками. Когда он работал в Париже, то репетировал с педагогом Александром Калюжным, как в тот момент и я. Мы делали урок в репзале, я стоял напротив двери, когда на пороге внезапно появился Нуреев с чаем в руках, в разноцветном пеньюаре, берете и сабо. Этот странный театральный персонаж вошел, осмотрел класс, где все мы замерли у балетного станка, и начал выбирать себе место. Взгляд его медленно скользил по лицам, прошелся по мне и поплыл дальше. Я вздохнул с облегчением: «Слава Богу, не со мной рядом...» Но вдруг Рудольф пересек студию и встал около меня. Как будто отсканировал, а он, конечно, видел людей насквозь. Мне было 18 лет, и я пережил сильное волнение. Мог на следующий день перейти в другой класс, но подумал — нет, останусь, не сдвинусь с места. Он тоже не сдвинулся — так в течение месяца мы занимались плечом к плечу. 

культура: Через несколько лет Нуреев возглавил балет Парижской оперы, и Вы вновь оказались рядом. В театре под его руководством приходилось нелегко? 
Илер: Нуреев — профессионал, он с необычайным уважением относился к труду артиста, не оставлял без внимания, если видел, что человек работает изо всех сил. Рудольф требовал от молодых коллег фантастической отдачи, но так же строг и придирчив был к себе. Уровень его мастерства оставался чрезвычайно высоким, да и сама его личность — невероятна. Он появился в Парижской опере, где перед ним предстало уже готовое поколение молодых танцовщиков. Никому не давал возможности промежуточных решений: или ты цеплялся и двигался с ним вперед, или оставался на обочине.

Рудольф очень любил всякие уменьшительные имена, меня называл Лорексом и часто говорил: «Понимаешь, Лорекс, в глазах должен пылать огонь, потому что сцена — не общая площадка, где все происходит обыкновенным и привычным образом, а место волшебное, священное, исключительное, не забывай об этом». Он пришел в театр уже на закате артистической карьеры, но тем не менее мы вместе участвовали во многих гала, встречались на сцене в «Лебедином озере» и исполняли «Песни странствующего подмастерья» Бежара. Нуреев думал о танце и его будущем, он привел в Парижскую оперу Форсайта, что оказалось событием потрясающим, но иногда и ошибался, делал не те шаги, не такие, что ли, качественные.

культура: Не вспомните ли тот вечер, когда Нуреев возвел вас в ранг этуалей? 
Илер: Как раз после «Лебединого озера» Бурмейстера. Сейчас можно рассмотреть в этом некий провидческий смысл. Заранее мы ничего не знали и даже не догадывались. Нас неожиданно задержали после спектакля на сцене. Сначала назвали Сильви Гиллем, потом произнесли мое имя. Меня охватило невероятное волнение — все аплодируют, радуются, поздравляют. Когда опустился занавес, я сказал: «Рудольф, спасибо». И он, четко выговаривая каждый звук, ответил: «Вуаля, вуаля».

Он, конечно, не в совершенстве владел французским языком, но всегда выбирал такие точные слова, что вы прекрасно понимали, что он хотел выразить. Когда Рудольф был в театре, то большую часть времени проводил за кулисами, следил оттуда за спектаклями. В антракте подошел к одному из танцовщиков: «Если вы будете и дальше «неглиже» (negliger) хореографию, то я буду «неглиже» вашу карьеру». Во французском языке слово negliger очень сильное, даже едкое. (В переводе — пренебрегать, отбрасывать, не учитывать, пропускать мимо ушей. — «Культура».) Когда Нуреев исполнял балеты Пьера Лакотта с обилием мелких па, говорил: «Я вяжу». Получалось забавно, в рифму: «Лакотт — трикот» (tricoter — вязать, на спицах или крючком. — «Культура»).

культура: Вы долгое время работали в тандеме с директором балета Брижит Лефевр, в Вас, своем заместителе, она видела продолжателя, но балет Парижской оперы возглавил Бенжамен Мильпье, и Вы покинули театр. Чем было вызвано такое стремительное решение: Вашей преданностью Брижит, горячим нравом или несогласием с художественной программой нового руководителя, оказавшегося «факиром на час»? 
Илер: Сразу стало понятно, что не смогу сработаться с появившимся директором и быстро упрусь в стену непонимания, поскольку не разделяю его ценностей. Знал, что не останусь в театре, и предпочел не ждать, а уйти без промедления. К тому же я был помощником Лефевр в течение десяти лет и считал, что моя карьера должна развиваться, не буду же я заместителем до конца жизни. Так и поменял регистр существования. Но темперамент мой и нрав тоже бывают горячими.

культура: Что в программе Мильпье оказалось несовместимым с Вашими взглядами?
Илер: Мне не хотелось бы отвечать на подобный вопрос подробно. Просто, когда ты приходишь в новый для себя театр, то должен разобраться в его культуре, понять традиции, уметь слушать и слышать. И уже на этой основе выстраивать художественную политику. Вообще-то мне неинтересно говорить о «факире на час» — Вы правильно его назвали. Я не испытываю никаких сожалений, ностальгии, горечи и действительно счастлив тем, что пришел в Театр Станиславского. Жизнь должна быть интенсивной, и я ее проживаю здесь и сейчас. Хочу, чтобы работа оказалась яркой и насыщенной. Я вообще не из тех, кто оглядывается назад, люблю настоящее и будущее.

культура: Умение перелистнуть страницу — черта счастливая. 
Илер: Прошлое меня интересует только в преломлении к дню сегодняшнему и завтрашнему. Ностальгия не свойственна. Например, совсем не жалел, что покинул сцену. Мне доставляет большое удовольствие смотреть на других, на тех, кто сейчас танцует, и нравится, когда артисты расцветают. 

культура: Вы покинули родную труппу в 2014-м. Чем занимались? 
Илер: Немного отдыхал после четырех с лишним десятилетий работы в Парижской опере, куда я фактически пришел в 11 лет. Для меня эти два года стали подведением итогов, временем свободы, когда я больше занимался собой. Наверное, подобное спокойствие — этап необходимый перед важными событиями, что произошли сейчас, промежуток для внутренней подготовки к ответственной должности. Но без дела я не сидел, периодически как педагог сотрудничал с Королевским балетом Швеции, Шанхайским театром, Национальным балетом Канады, в Римской опере поставил «Парк» Прельжокажа.

культура: Как чувствует себя в театре Торонто любимица московской публики Светлана Лунькина?
Илер: Мы не близкие друзья, и о личном Светлана мне не рассказывала. Думаю, она счастлива. Показалось, что ей хорошо в этой труппе. Она прелестное создание, я с ней работал над «Жизелью», но недолго, всего три недели.

культура: Не возникает ли желания сочинять спектакли? 
Илер: У меня нет такого таланта.

культура: Какие роли любимые? 
Илер: Нельзя сказать, что есть какая-то одна любимая роль, ко всем своим героям я относился страстно. Ромео, Альберт в «Жизели», партии в спектаклях Форсайта и Килиана, Клод Фролло в «Соборе Парижской Богоматери» Ролана Пети, Абдерахман в «Раймонде», Солор в «Баядерке». Дороги мне «Манон», «Песни странствующего подмастерья» и, конечно, «Парк». Ролей и спектаклей было много, и далеко не все я сейчас вспомнил. Вообще я любил танец за то, что он давал возможность трактовать разнообразнейшие характеры. Мне повезло участвовать в очень красивых балетах, где есть великолепные персонажи. 

культура: В Музыкальном театре танцевал Сергей Полунин, когда-то шумно покинувший Лондонский Королевский балет, где оказался самым молодым премьером за всю историю труппы. Планируете приглашать Сергея?
Илер: Поймите, я тружусь в Москве неполных два месяца, и мне нужно во всем разобраться, посмотреть спектакли, проанализировать репертуар. Для меня приоритет — существующая труппа и создание художественной программы. Скоро предстоят гастроли театра в Мюнхене с балетом «Майерлинг», танцевать приглашен Полунин. Проект запланирован еще до моего появления в Москве. Там я с ним и встречусь. 

культура: Трудно ли существовать в иной языковой среде? Русский будете учить? 
Илер: Мне нравится музыка русской речи, ее звучание. Есть твердое намерение заговорить как можно быстрее, конечно, собираюсь брать уроки. Только нужно найти для этого время.

культура: Ваша дочь — артистка Парижской оперы. Не думаете ли взять ее в Москву, под отеческое крыло? 
Илер: Нет-нет, у нее своя жизнь. Она счастлива в родном городе. Я не папа-наседка. Наоборот, горжусь тем, что дочь — человек совершенно независимый. 

культура: А чем занимается вторая дочь?
Илер: Она тренер-педагог по пилатесу, тоже живет в Париже. Училась в балетной школе Парижской оперы, а потом повернула свою судьбу в иное русло. 

культура: Вы неоднократно бывали в Москве. Теперь как минимум на пять лет стали ее жителем. Есть ли любимое место в нашей столице?
Илер: Есть одно — любимое и универсальное, хорошо мне знакомое. Это балетный класс в театре. Я работаю здесь в режиме нон-стоп, с удовольствием, по 10 часов в день. Надеюсь, что узнаю и другие места. Во всяком случае, чувствую желание открыть Москву для себя. Не тот экскурсионный город, который нам показывали, когда мы приезжали на гастроли, а свой, где ты живешь. Теперь мне хочется увидеть менее парадные уголки, скрытые от туристического глаза, какие могут стать очень личными. Надеюсь, что на это появится время.

культура: У Вас были великие партнерши. Танцевали и разбегались или вас связывают какие-то отношения?
Илер: Я продолжаю искренне общаться со многими, часто — с Алессандрой Ферри, с Изабель Герен. Яркая и важная часть моей жизни, очень близкий человек, верный друг — Сильви Гиллем. Мы с ней часто перезваниваемся, она крестная моей дочери.

культура: Орели Дюпон, возглавившая недавно балет Парижской оперы, видимо, не входит в ближний круг, раз после ее назначения Вы не думали вернуться в родные пенаты? 
Илер: Для меня Парижская опера уже история, и поскольку все в прошлом, то никакое возвращение невозможно. И Орели здесь ни при чем. Когда я ушел, то знал, что жизнь будет складываться иначе и в другом месте. Оказалось, что в Москве, в Театре Станиславского. Он теперь — самая главная моя забота.

Фото на анонсе: Батыр Аннадурдыев