19.08.2015
культура: Для Вас завершилась первая пятилетка в театре. Пора подводить итоги. Помните, как все начиналось?
Исаакян: Подведение итогов — несколько смешное занятие, хотя человеческое сознание не может не структурировать время. Пять лет пролетели быстро, а вот первая встреча с труппой особо памятна. Коллектив смотрел на меня напряженно, с подозрением. Бурлили разговоры, будто новый руководитель все разрушит, переделает под себя. Не раз приходилось повторять: я никогда не занимался разрушением, мне интересно строить театр — и в узком, и в широком смысле этого слова. Я говорил о новом репертуаре, возвращении на большую театральную карту и на международную арену, но видел недоверие на лицах.
культура: Старшее поколение настаивало на том, что главное — сохранить наследие Наталии Сац...
Исаакян: Сейчас, как мне кажется, совершается фундаментальная ошибка в культурном пространстве России. Все говорят только о «сохранении», забывая, что оно невозможно без развития. К сожалению, это популистский лозунг, и по существу дискутировать с ним бессмысленно, тут же все сводится к истерике. Хотя очевидно, что если бы, к примеру, русский классический балет не развивался, он бы и не сохранился. Посмотрите фото и записи даже не столетней, а полувековой давности — сегодня балет представляет иной тип искусства, другую эстетику. Сама Наталия Ильинична создала то, чего до нее не существовало, и если бы она была озабочена исключительно «сохранением» прекрасного, то Детский музыкальный театр не появился бы на свет. Рожденный Сац театр не может заниматься крохоборством, начетничеством и перечислением цитат, он должен продолжать ее философию — открывать новые территории и пространства. Мне кажется, нам удалось развить себя приобщением публики к большой классике. Академический детский музыкальный театр — это не игра в бирюльки.
культура: Но ведь у Вас есть спектакли для малышей?
Исаакян: Даже для годовалых и двухлетних детей. Мало того — у нас есть спектакль для будущих мам. Двухлетнему ребенку, конечно, большая опера и большой балет недоступны, так что мы создаем особые микроформы, позволяющие малышам впервые встретиться с маленьким, но настоящим оркестром, с настоящими музыкальными инструментами, узнать, что такое, к примеру, хор. Основную миссию мы видим в приобщении юного зрителя к великой человеческой культуре. Скоро он пойдет в другие оперные и балетные театры и должен различать, что хорошо, а что плохо.
культура: Самому в этом не сориентироваться?
Исаакян: Сегодняшнее глобальное общество предоставляет нам неограниченный доступ к информации через интернет, но при этом не дает никакого ориентира: что, собственно, искать в этой паутине? Пользователю не придет в голову смотреть балеты Иржи Килиана или читать про Баланчина, если он никогда с этими именами не сталкивался. Так что мировая Сеть — это мнимая доступность богатства человеческой культуры. А поскольку мы имеем такой фантастический инструмент, как детский музыкальный театр, то должны вживую передавать свои знания и эмоциональный опыт.
культура: Есть соблазн спросить Вас о репертуаре, но Театр ежегодно выпускает 5–7 новых спектаклей, так что рискуем впасть в перечисление...
Исаакян: Наши спектакли — работы выдающихся мастеров, встречи с большими идеями — помогли осмыслить всю уникальность театра оперы и балета для детей. С особым зданием, тройной сценой, большим симфоническим оркестром, полноценными оперной и балетной труппами. Наталия Ильинична реализовала невероятное... Можно перечислить тех замечательных людей, которые с нами работали за эти пять лет и те замечательные названия, которые появились в афише, начиная с «Любви к трем апельсинам».
культура: Это был фурор, подтвержденный множеством наград...
Исаакян: Да, но сначала «Апельсины» вызвали бурные дискуссии — как внутри труппы, так и за пределами театра. Следом шла другая крайность — Кавальери «Игра о Душе и Теле». Аутентисты, англичане и русские, на Малой сцене плетут кружевную вязь старинной музыки и ведут религиозный диспут. Появился Стравинский — многие артисты балета мечтают станцевать «Петрушку», а наши получили такую возможность. Дальше спектакль, о котором мы знали только по учебникам, — опера Римского-Корсакова «Золотой петушок» с декорациями Натальи Гончаровой.
Конечно, мои любимые экстремальные опыты — «Маленький Арлекин» Штокхаузена и «Альцина» Генделя. Сохраняется и генеральная линия — создание новых произведений для детей современными композиторами: за эти годы прозвучали творения Ефрема Подгайца, Ширвани Чалаева, Михаила Броннера, Александра Чайковского. Постановщиками выступали Владимир Васильев, Николай Цискаридзе, Андрис Лиепа, Дмитрий Бертман, Гали Абайдулов, Мартин Дункан, La Fura dels Baus. Только что Георгий Ковтун сделал очаровательный балет «Стойкий оловянный солдатик».
культура: А «Шерлок Холмс»? «Репетиция оркестра»?
Исаакян: Мне кажется, чудеснейший балет Елены Богданович «Шерлок» не получил адекватной оценки. Работа тонкая, остроумная, лиричная и изобретательная.
В «Репетиции оркестра» нет зафиксированного текста, зафиксированной музыки, артисты импровизируют прямо на глазах у публики — возникают речитативы, репризы, рассказы. Необычный музыкальный и театральный опыт, наш оркестр стал ощущать себя актерским коллективом, оказался на виду.
культура: Театр часто гастролирует, раньше такого не было...
Исаакян: Мы много ездим по России — за эти годы прочертили маршруты от Южно-Сахалинска до Салехарда. «Шерлок» приглашался десятком фестивалей, как и «Письма с фронта» — самостоятельная работа наших молодых артистов балета. Недавно труппа участвовала в культурной программе саммита ШОС. Гастролируем и по миру. Например, знаменитому Театру Елисейских полей в завершение юбилейного векового сезона понадобилось нечто, перекликающееся с «Русскими сезонами». Наш дягилевский «Золотой петушок» отправился в Париж. Мы выступали на прославленной сцене вслед за Гергиевым, Мариинкой и балетом Пины Бауш. Позже с семью спектаклями побывали в «доме» Английской национальной оперы, лондонском «Колизеуме». «Таймс» — даже в условиях непростых взаимоотношений России и Европы — трижды посвящал Детскому музыкальному свои полосы.
культура: Самая сложная часть вашей аудитории — наверное, подростки, которых принято называть «детьми пофигистов».
Исаакян: У подростков, с одной стороны, невероятно обостренный запрос на «честность», на взрослый, откровенный разговор, с другой — море цинизма, чаще всего напускного, демонстративного. Им нужен дискурс «на равных», но любая попытка прикинуться «своим», разговаривать на их языке, вызывает раздражение и отпор. На эту тему мы недавно спорили с коллегами на конференции OperaEuropa. Наши европейские друзья рассказывали, как с целью приобщения молодежи к опере устраивают в театрах дискотеки: снимают в зале сиденья, стелют танцпол... Выпивка, ди-джеи... И периодически, раз в 20–25 минут, появляются оперные певцы. Думаю, эта тенденция к упрощению создает ложное ощущение «причастности». Никакого истинного познания не происходит — так, разовая вечеринка в необычном месте.
культура: Что это за организация — Совет OperaEuropa?
Исаакян: OperaEuropa — серьезнейшая ассоциация, объединяющая порядка 150 оперных театров: от крупнейших, как «Ковент-Гарден», Парижская опера, Большой, «Ла Скала», до самых маленьких, состоящих всего из нескольких человек. Совет OperaEuropa — руководящий орган ассоциации, куда меня избрали — впервые от России.
культура: При Вашем руководстве Пермский театр стал ведущим в России и конкурентоспособным по отношению к Большому и Мариинскому. В Перми прошла мировая премьера «Одного дня Ивана Денисовича», впервые в России появились балеты Роббинса, в «Перми-36» состоялись показы оперы «Фиделио». Неужели не обидно было покидать театр с завидной репутацией, которую Вы так бережно и долго выстраивали?
Исаакян: Я прослужил в Пермском театре 20 сезонов, из них половину — как худрук. Сколько десятилетий можно работать на одном месте? Рискуя навлечь на себя гнев коллег, хочу сказать: если что и губит российский театр, то никак не «русская репертуарная система» (эту идею последние годы бесконечно мусолят несколько не очень далеких, но очень шумных околотеатральных деятелей), а практика несменяемости руководителей. Понятно, квалифицированный лидер театра — фигура уникальная, штучная, и есть риск назначить вместо толкового худрука кого-то не слишком адекватного. Но жизнь — это перемены. Новые ощущения, направления. Это не значит, что у меня закончились художественные идеи, связанные с Пермью, — даже несмотря на все более удушливую атмосферу начинавшейся тогда «пермской культурной революции». Когда я получил предложение перебраться в Москву, мне исполнилось сорок. Возможно, через несколько лет мне уже было бы трудно принять такой вызов и практически начать все сначала.
культура: Работа в Перми и Москве, но все-таки старт и в жизнь, и в профессию дал Ереван...
Исаакян: Я родился и вырос в Ереване, красивейшем городе, столице маленькой союзной республики. Сегодня принято швырять камни в наше общее прошлое, но я могу с полным основанием сказать: для Армении это был один из самых благополучных периодов в ее многострадальной истории. Время расцвета. Знаменитые научные школы, уникальные физико-математические институты, обсерватории, фантастический театр, живопись, кинематограф, мультипликация. Меня бесконечно печалит сегодняшняя русофобия бывших «братьев по общему дому» — при том, что понимаю: в ней много показного, истерического, наигранного, а то и просто — «на продажу». Я вырос в атмосфере преклонения перед русской культурой, осознания ее уникальной способности становиться лоном для всех культур, с которыми она соприкасается. Даже в Москве я скучаю по тому изысканному, чистейшему русскому языку, на котором говорила тогдашняя армянская интеллигенция. Сейчас, когда приезжаю в Ереван, понимаю, что он по-прежнему прекрасен, но — город моего детства исчезает.
культура: Ваше отношение к тому, что оперы сейчас ставят режиссеры драматических театров? Действительно ли, умение разбираться в нотном материале не обязательно для оперной режиссуры?
Исаакян: Вы же слышали, что у нас — только один оперный режиссер...
культура: Не только слышала на пресс-конференции в Большом театре, что есть только один режиссер — Дмитрий Черняков, но и откомментировала это в нашей газете. Обидно стало за профессию режиссера музыкального театра. Вы же еще и в ГИТИСе преподаете, готовите этих самых музрежиссеров, а тут — сравняли с землей...
Исаакян: Знаете, возник какой-то странный морок российского оперного пространства. С одной стороны, понятно: браться за постановку оперы, не будучи полностью погруженным в музыку, не ощущая ее каждой клеточкой тела, не будучи влюбленным в ее историю, не умея читать партитуры, — профанация. Оперной режиссурой должны заниматься профессионалы. С другой стороны, мир оперы — такой манящий: сотни артистов, огромные бюджеты, изысканная публика, роскошные залы, немаленькие гонорары. Ну, и вроде бы тот же театр. Только вот законы драматического театра в оперном пространстве перестают работать. Здесь драматургия совсем иной природы — чувственной, тончайшей, сотканной из звука, музыкальной фразы, музыкальной формы. В Европе это хорошо понимают: недаром практически все крупнейшие имена мировой оперной режиссуры — люди, десятилетиями занимающиеся исключительно музыкальным театром. А у нас раз за разом, с упорством, достойным лучшего применения, крупнейшие оперные сцены страны пытаются найти «философский камень» при помощи специалистов с совсем иной психологией профессии. Я, конечно, не имею в виду своих уважаемых коллег и обожаемых режиссеров, таких, как Лев Додин или Алексей Бородин: видеть их спектакли на любой сцене — всегда счастье. Но вспомните: какое количество шумных оперно-драматических проектов в итоге надолго задержались в репертуаре музыкальных театров? Единицы.
культура: Планы на юбилейный сезон обширны, но что покажете 21 ноября — в день, когда театру на проспекте Вернадского исполнится полвека?
Исаакян: Зрителей ждут премьеры: необычная опера Яначека «Приключения Лисички-плутовки», опера Стравинского «Соловей», новая версия легендарного балета «Синяя птица» Ильи Саца. Еще одной «пернатой» премьерой станет специально написанная Михаилом Броннером опера «Гадкий утенок».
В день рождения покажем новую версию спектакля, которым в 1965 году открылся театр, — оперу «Морозко» Михаила Красева. В те же дни устроим день и ночь открытых дверей. Пригласим публику на репетиции, в мастерские, на экскурсии и даже дадим возможность на несколько минут оказаться за дирижерским пультом настоящего симфонического оркестра.