Максим ХОДЫКИН

27.07.2021

Материал опубликован в № 3 печатного номера газеты «Культура» от 25 марта 2021 года в рамках темы номера «Церковь и культура: возможен ли новый союз?».

87% американских респондентов утверждают, что верят в Бога. Такими данными в 2019 году поделился исследовательский центр Gallup. Что стоит за этими цифрами: реальная вера или дань традиции? Какую роль различные христианские церкви играют в американском обществе? Об этом «Культура» поговорила с Родионом Бельковичем, известным американистом, научным руководителем Центра республиканских исследований.

— Если говорить в целом, какую роль религия, и в частности разнообразные христианские церкви, играет в современном американском обществе?

— Давайте начнем с того, что мы в Европе слишком привыкли рассматривать пространство религиозной деятельности как своеобразную олигополию (экономический термин, обозначающий наличие нескольких крупных участников, держащих под собой весь рынок. — «Культура»), где существует ряд крупных игроков — например, католическая церковь или РПЦ. Все же остальные формы религиозной жизни для нас практически незаметны в силу наличия таких крупных, доминирующих организаций, притягивающих к себе основную массу верующих.

Однако специфика современной Америки состоит в том, что сам ее социальный порядок, сложившийся с первых поселений начала XVII века, всегда строился вокруг верований пуритан. По сути, это была религиозная секта, маргинальная по отношению к официальным церквям Европы и выступавшая против насильственной централизации населения вокруг единой официальной Церкви. Поэтому Новый Свет был притягателен именно для тех, кто искал возможность исповедовать свою веру, не опасаясь преследований.

Тем не менее первые общественные конфликты в 1620-х годах возникли в Новой Англии именно по религиозным вопросам. Диссиденты уже по отношению к самой пуританской догматике покидали Массачусетс и основывали новые поселения. Первым таким крупным поселением стала колония Род-Айленд, законодательство которой прямо предусматривало веротерпимость. И впоследствии религиозное диссидентство вообще стало одним из серьезных факторов продвижения колонистов на запад материка.

Таким образом, религиозная жизнь не концентрировалась вокруг одной деноминации или религиозного центра — обширные территории континента позволяли множиться христианским сектам. В этом смысле вся история США — это история религиозного плюрализма. Поэтому церковь никогда не была институтом, по отношению к которому могла бы произойти поляризация общества. И в силу этой как бы «незаметности» религия и сегодня является частью жизни практически каждого американца.

— В таком случае в чем своеобразие этой по-американски «незаметной» религии?

— Здесь сразу стоит отметить, что доминирующими формами религии традиционной Америки всегда были разнообразные толки протестантизма — религии, практически лишенной мистической составляющей. Такая религия является в первую очередь этической системой и в этом смысле выполняет функции социализации и упорядочивания общественных отношений, не утрачивая своего религиозного содержания.

Вместе с тем, несмотря на многообразие религиозных форм и в целом спокойное отношение к ним населения, конфликты на этой почве не минули и Америку. Глубокая религиозность пуритан, практически полное отсутствие государственных институтов на протяжении колониального периода, а впоследствии и унаследованная от английских радикальных вигов республиканская традиция сформировали у американцев своего рода «культуру подозрительности». Это достаточно архаичное мироощущение, требующее постоянной бдительности в отношении соседей.

Такому мироощущению свойственно искать и находить врагов. В конце XVII века это, например, привело к известной «охоте на ведьм» в Салеме. Такими «ведьмами» зачастую становились католики. Не стоит забывать, что пуритане бежали из Англии в том числе потому, что с их точки зрения церковь Англии не в полной мере порвала с римской католической традицией.

Однако ненависть к католикам, периодически возжигавшая сердца населения, была продиктована не только различиями в догматике, но и тем простым обстоятельством, что католиками были, в частности, французы и испанцы, с которыми англосаксонские колонисты вступали в военные конфликты за территорию. Протестанты также полагали, что иерархия, существующая в римской церкви, требовала от католиков лояльности в отношении папы, и потому католики не могли быть хорошими гражданами, так как интересы Рима для них были выше интересов США.

— То есть католичество было олицетворением врага, оставленного за океаном?

— Именно. А сам католик, живущий среди протестантов, подозревался в шпионаже. Кроме того, католиками были представители новых волн миграции — ирландцы, итальянцы, поляки. Все они казались угрозой экономическому благополучию старожилов и их устоявшимся моделям поведения. Здесь две формы шовинизма сливались в одну — религия была тождественна этнической принадлежности. Вокруг сопротивления католицизму уже в XIX веке возникали первые националистические организации, а впоследствии антикатолическая повестка стала частью идеологии ку-клукс-клана.

То есть многообразие форм религиозности становится поводом для интенсивной рефлексии и самоидентификации в социальном смысле. Эти процессы идут и сегодня. В частности, можно вести речь о консервативном католическом «ответе», связанном с массовой миграцией в США мексиканцев и других представителей Латинской Америки, несущих с собой традиционные, но весьма своеобразные для современного сознания формы благочестия. В их церквях можно наблюдать и искреннее рвение верующих, и склонность к мистицизму, и значительное влияние социальной стратификации на порядок богослужения и поведение прихожан. В общем, все то, что во многом утрачено в западном христианстве.

— В таком случае как стоит относиться к цифрам, согласно которым от 64 до 87% американских респондентов утверждают, что верят в Бога? Такие утверждения респондентов — это как у нас: в Бога верю, но обрядовой жизнью не живу, или верю потому, что в России так положено? Для американцев такая вера действительно глубоко укоренена в жизнь и значит нечто большее, чем оглядка на традиции?

— Тут стоит сразу оговорить, что обрядовой жизни в привычном смысле, например, для православного человека, по большому счету для среднестатистического христианина в США почти не существует. Но не потому, что тот ею сознательно или из лености пренебрегает, а попросту в силу ее отсутствия в большинстве форм протестантизма. Религия становится формой личного переживания, «разговора с Богом». И в таком прочтении она весьма соответствует духу индивидуализма и скепсису в отношении социальной иерархии.

При этом религиозный индивидуализм Реформации всегда порождал с ней связанную социальность веры. То есть если мы отрицаем особую роль священства, таинства, то церковь для нас — это прежде всего другие люди. Именно они становятся нашими «пастырями», именно по отношению к ним мы можем испытывать стыд за наши несовершенства.

Здесь проповедь становится формой коммуникации, взаимной поведенческой коррекции. Характерно, что для православия дореформенного образца проповедь была вообще не свойственна, так как служба была обращена не к человеку, но к Богу. Для протестантизма же, основанного на рациональном анализе текста, проповедь — это естественная форма диалога между людьми по поводу должного. Таким образом, религиозное содержание здесь так тесно соединяется с социальной формой, что провести четкую границу между ними затруднительно.

Немаловажно и то, что с начала XVII века и вплоть до американской революции на территории колоний политическая власть имела очень скромные масштабы, государство в современном смысле фактически отсутствовало, люди были предоставлены самим себе. Существовавшие властные институты носили весьма локальный, «домашний» характер, а их представители в своей деятельности опирались не столько на писаное право, сколько на общественные нравы.

В этих условиях христианская община, уважаемые проповедники играли серьезную роль в поддержании порядка. Но даже современные Соединенные Штаты — это страна по нашим меркам весьма децентрализованная. Местные нравы, порядки, традиции играют существенную роль за пределами мегаполисов наподобие Нью-Йорка или крайне «прогрессивных» штатов вроде Калифорнии. Для жителя маленького городка в Центральной Америке его непосредственное окружение значительно важнее абстрактного Вашингтона. И религия в этих сообществах и соседствах продолжает выполнять ту же функцию, что и в XVII веке.

— В таком случае как работает механизм, если тот или иной принимаемый в США закон противоречит религиозным верованиям?

— В этом случае отдельные граждане объединяются в самостоятельные группы, чтобы высказать свои опасения или протест по этому поводу. Наиболее характерный пример — аборты и другие вопросы биоэтики. При этом сами религиозные организации активную политическую работу обычно не ведут. То есть религия в США — это всегда именно частное дело, она не является непосредственной частью реальной политики, как это имело и имеет место в Старом Свете.

— Почему в таком случае религия играет столь большую роль в современной политике США, которая ведь обращена далеко не только к религиозным группам? Известно, например, что любая предвыборная агитация всегда нацелена в том числе и на определенные религиозные группы. Вплоть до того, что даже в официальных биографиях претендентов на выборные должности указывается, к какой церкви принадлежит кандидат.

— Повторюсь: для значительной части американцев их локальная идентичность — например, их штат — значительно важнее их идентичности как американцев. В том числе и потому, что США для них в каком-то смысле и есть весь мир. И эта идентичность подчеркивается особой любовью ко всему местному, в том числе и местным религиозным предпочтениям. Поэтому любой политик, стремящийся завоевать голоса своей целевой аудитории, стремится выглядеть максимально «своим». И религия здесь не менее важный фактор, чем, например, социальное происхождение. Собственно говоря, религия об этом происхождении опосредованно свидетельствует.

Здесь уместно вспомнить характерное американское понятие WASP — White Anglo-Saxon Protestant, «белый англосаксонский протестант». Эта аббревиатура применяется по отношению к социальной группе, традиционно составляющей элиту американского общества. Принадлежность к этой группе подразумевает определенный образ жизни, стиль поведения, круг социальных связей. И, как мы видим, это понятие включает в себя и религиозную идентичность.

Кстати, воспроизводству этой группы исторически способствовали и американские университеты, студенты которых до начала борьбы за гражданские права в XX веке практически поголовно принадлежали именно к белым англосаксонским протестантам. Первый американский колледж — Гарвард — был учрежден в 1636 году для подготовки школьных учителей в духе пуританской догматики. То есть сама система высшего образования в Америке была изначально направлена именно на сохранение определенной религиозной идентичности, и прежде всего среди высших слоев общества. И с этой функцией она прекрасно справлялась вплоть до середины XX века.

Любопытно и то, что начало консервативного ренессанса в американской политической мысли связано с публикацией Уильямом Бакли-младшим книги «Бог и человек в Йеле» в 1951 году. В тот период он был молодым выпускником Йеля, а впоследствии стал лидером всего консервативного движения в США. В этой работе Бакли — сам, кстати, католик — обвиняет современный университет в «обмирщении», в том, что он перестал выполнять задачу нравственного воспитания элит.

Бакли призывал выпускников, щедро спонсирующих свою alma mater, перестать оказывать материальную помощь университету до тех пор, пока духовные ценности христианской цивилизации не станут вновь стержнем образования. Нельзя сказать, что Бакли смог существенно изменить ситуацию, но во всяком случае он напомнил Америке о религиозном фундаменте ее политической истории.

— Тем не менее все равно сохраняется ощущение, что процесс «обмирщения» в американском обществе все же идет. Однако в политическом дискурсе США чисто религиозные лозунги, как, например, «Боже, благослови Америку», все равно остаются важными. Это уже что-то про традицию?

— Еще на «Мэйфлауэре», корабле с первыми иммигрантами в Новую Англию, «отцами-пилигримами» были сформулированы и зафиксированы принципы, на которых будет основано новое общество. И принципы эти носили глубоко религиозный характер. Бегство из Европы для пуритан было бегством от греха, от порочных церковных институтов, сросшихся с государством. А Новая Англия должна была стать образцом христианского общежития, братской любви и взаимной бдительности.

Несмотря на то, что современные США, конечно, мало напоминают почти социалистическую общину первых английских переселенцев, сама идея особой исторической роли, священной миссии Америки вновь и вновь возвращается в публичную повестку. Особенно активно эту идею стали эксплуатировать в XX веке, обосновывая ею вмешательство США в дела Европы.

И корни этой идеи, к которой и сегодня обращаются политики самого разного толка, лежат в глубокой религиозности первых поселенцев. Кроме того, даже Декларация независимости — священный для американцев документ, важнейшая часть конституционного права — содержит указание на то, что люди созданы равными. Иными словами, пафос естественного права в Америке тесно связан с христианской верой.

— Мы знаем, что Старый Свет вступил в процесс секуляризации вместе с окончанием религиозных войн. Было ли уже в США что-либо подобное? Или эта страна так и продолжает жить в условно «досекулярном» состоянии, где обычная религия просто причудливо переплелась с «гражданской религией», и ей все это только предстоит?

— Любое, даже самое современное общество на практике так или иначе нуждается в обращении к сфере священного, пусть и на языке, адаптированном для конкретной аудитории. В США эта «духовная потребность» обслуживается бесчисленным количеством религиозных или квазирелигиозных структур. Протестантизм, который, безусловно, был и остается основой религиозности американцев, в силу отрицания формальной иерархии и общей «партийной линии» всегда вел к увеличению числа толков и учений.

Можно сказать, что религиозность в США скорее близка религиозности в буддийских странах, где практически каждый регион наполнен своими своеобразными сектами, живущими вполне бесконфликтной жизнью. Интерес к сфере духовного в 60-е годы XX века стимулировал еще большее размывание границ религиозности у американцев.

Парадоксальным образом, именно в силу отсутствия крупного единого религиозного центра притяжения, США оказались заполнены религиозным чувством. Процесс секуляризации имел смысл там, где религия была подкреплена принудительной силой государства. В случае с Америкой, быстро пришедшей к религиозной терпимости, отделение церкви от государства попросту не требовалось — они никогда не были соединены.

Фото на анонсе: www.hse.ru.