Мэтью Боурн: «Я бы страшно затосковал, если бы в Англии упразднили монархию»

Елена ФЕДОРЕНКО

17.06.2013

Москвичи с радостью отдали свои симпатии Мэтью Боурну и его труппе New Adventures Production. Залы переполнены, овации бесконечны. Чеховский фестиваль устроил уже целую библиотеку из придуманных культовым британским хореографом и режиссером историй. Самая знаменитая — «Лебединое озеро», где на место тонких и гордых птиц прилетела жилистая и мстительная мужская стая, все как один — в пушистых панталонах. На сей раз Боурн привез новинку — «Спящую красавицу». Оба балета, и ранний «Щелкунчик», где действие происходит в сиротском доме, входят в трилогию Боурна на музыку Чайковского.

Завязка «Спящей красавицы» происходит в конце XIX века, — время появления великого спектакля Петипа. Затем из эдвардианской эпохи, когда празднуется совершеннолетие Авроры, действие переносится в начало нового тысячелетия. Прошло сто лет, принцесса проснулась в наши дни. Временной разброс потребовал от Боурна существенных корректив. Дело злобной феи Карабос спустя век продолжает ее не менее злобный отпрыск, оказавшийся кровопийцей. Вместо благодетельной феи Сирени — добрый вампир граф Сирень. Чтобы превратить возлюбленного Авроры в бессмертного, он кусает его, и тот тоже становится вурдалаком. Принцессе не избежать той же участи, она производит на свет младенца-оборотня, и все вместе они будут жить долго и счастливо. Фантазия Боурна бьет через край, публика не успевает откликаться на новые и новые повороты сюжета. Танец оказывается совсем не главным в этом спектакле.

Сам Боурн не лукавит, когда утверждает, что классику он так и не познал. Любит, но не испытывает трепетного почтения, да и танцем начал заниматься непозволительно поздно, разменяв третий десяток. Но это совсем не помешало ему стать родоначальником жанра «пьесы без слов», и тут хитрец и выдумщик не имеет себе равных: он обладатель нескольких «Тони» и лауреат премии Лоуренса Оливье. Несть числа и другим наградам. Наш разговор состоялся после одного из первых показов «Спящей красавицы» в Москве.

культура: Вы привезли свою «Спящую» в Россию в год празднования 400-летия Дома Романовых. Этот балет связан с царской семьей и со сценой, где был поставлен: Мариинский театр назван в честь супруги Александра II императрицы Марии Александровны. Идея «Спящей красавицы» в балете принадлежит Ивану Всеволожскому — директору императорских театров, он был важной персоной в иерархии императорского двора. Сам балет уже на премьере звучал здравицей монархии. Случайно ли, что первая сцена Вашего спектакля датирована 1890-м — годом премьеры «Спящей» в Санкт-Петербурге. Важна ли для Вас российская история в данном случае?
Боурн: Скорее, я имел в виду закат викторианской эпохи и великий балет Петипа — через него можно понять многое в российской культуре. Нельзя сказать, что мне важна сила монархии, хотя, конечно, все происходит согласно сказке, которая начинается словами: жили король и королева. В нашем спектакле их дочь Аврора влюбляется в простого человека, и получается некий мезальянс. Королевская чета реагирует на выходки своего ребенка как родители, а не как монархи.

культура: Вы роялист?
Боурн: Сложно ответить. Наверное, люди не должны иметь особые привилегии только по праву рождения. Но, тем не менее, я бы страшно затосковал, если б в Англии 

монархию упразднили. Это что-то такое традиционное, то, с чем я вырос и к чему привык. К тому же вся королевская семья много работает на благо страны. В особенности королева — трудно даже представить, что в 87 лет можно делать столько добрых дел. Знаете, королева очень деятельна, я имел честь общаться с ней во время обеда (Мэтью Боурн — кавалер Ордена Британской империи. — «Культура»). Монархия — это наша история.

культура: Как родилась идея «Спящей красавицы»? И вообще — зачем Вам понадобилась триада Чайковского?
Боурн: Яне вырабатывал план постановки трех балетов Чайковского. Мой «Щелкунчик» старше «Лебединого озера», которому уже 18 лет. Когда же дозрел до «Спящей», то назвал это трилогией. Почему нет? Давно понял, что буду наслаждаться работой на любимую музыку, но подходящей идеи не возникало. И вот на прошлом Чеховском фестивале, когда мы привозили «Золушку», меня отвезли в Музей Чайковского в Клину, и там — о, счастье! — все сошлось. Летом я погрузился в исследовательские изыскания, искал ракурсы, через которые можно подать свою историю. Безумно интересная и увлекательная работа над «Спящей» научила меня больше доверять самому себе. Так что спасибо Чеховскому фестивалю за экскурсию.

культура: Как мелодии Чайковского могли привести к вампирам и вурдалакам?
Боурн: Это не Петр Ильич навеял, а история потребовала. Обдумывая сюжеты и балета, и сказки, я понял, что и там, и там не хватает любовной интриги и некоего драматизма. Фактически действие «засыпает» вместе с Авророй. Пришлось придумать сына феи Карабос, который доводит борьбу добра и зла до апогея, и садовника Лео — возлюбленного Авроры. Вампиры появились закономерно — ведь для Лео нужно оказаться рядом с любимой во время ее пробуждения, через сто лет. И поскольку история готическая, то вампиры пришлись кстати, они же вполне органичная часть готической культуры.

культура: В балетной музыке Чайковского Вы слышите надрыв и тоску, в отличие от многих, кого поражает ее умиротворенность. Понравились бы Чайковскому Ваши спектакли, как думаете?
Боурн: Он был бы очень доволен тем, что мы стараемся следовать за его музыкой и вскрываем ее трагизм, особенно в «Лебедином озере». С годами исполнение балетной музыки Чайковского замедлялось и замедлялось. Чем сложнее становилась хореография, тем спокойнее по темпу она игралась. Мы брали первоначальный динамичный темп, купюры делали аккуратно. Такой подход мне кажется бережным.

культура: Каждый Ваш спектакль выглядит своеобразным парафразом киновпечатлений. «Пьеса без слов» «отправляет» к «Слуге» Лоузи, «Лебединое озеро» напоминает о «Людвиге» Висконти и хичкоковских «Птицах», «Золушка» идет по следам «Моста Ватерлоо» Лероя. В «Спящей» отчетливых аллюзий с кино не прочитывается.
Боурн: Часто основой моих спектаклей становится кино, но в «Спящей», Вы правы, четкой кинопараллели нет. Я смотрел немало фильмов, чтобы почувствовать эпоху (да не одну, а три!), но не заимствовать фабульные линии. В «Спящей» нет реплик из кино, больше театральности и танца.

культура: Вы так и остались киноманом?
Боурн: Да, я по-прежнему большой любитель кино, оно мне просто необходимо как инструмент познания. Люблю саспенсы, особенно Хичкока, триллеры. И еще моя страсть — старые киномюзиклы.

культура: Что должно было произойти с молодым человеком, какое художественное впечатление должно было на него повлиять, чтобы, прожив двадцать с лишним лет, повернуться лицом к танцу и начать его осваивать?
Боурн: В детстве я не сомневался, что буду актером. Собирал автографы знаменитостей, подолгу караулил своих кумиров у служебных подъездов. У меня есть даже автограф Чарли Чаплина. Мне хотелось на сцене играть, петь, говорить, танцевать — все вместе. Когда же я подрос, годам к 14-15 голос стал ломаться, я начал стесняться, речь и пение стали мне менее доступны и, соответственно, я утратил к ним былой интерес. Движение оказалось единственным, в чем я мог себя выразить, и это был ключевой момент, заставивший меня спустя несколько лет направиться в Лабан Центр на танцевальные занятия.

культура: Кто Вы — художник, сценарист, балетмейстер, режиссер?
Боурн: Часто слышу такой вопрос. В первую очередь я художественный руководитель New Adventures Production. Занимаю высокий пост и отвечаю за то, чтобы в труппе шли хорошие спектакли. Их и стараюсь ставить как хореограф и режиссер. Эти две профессии не стоит разделять…

культура: Критики всего мира пишут о том, что тайна Ваших спектаклей — в сочетании занимательного сюжета, ярких характеров, страстной любви с долей пикантного секса и английским юмором. Все ингредиенты перечислены? И что такое английский юмор?
Боурн: Мне трудно говорить об английском юморе, потому что я сам англичанин, и юмор — часть нашей культуры. Наверное, надо сказать об иронии по отношению к своим традициям, абсурдности в игре слов и сумасшедшинки «черного юмора», как у вашего Хармса. Юмор мне пришелся кстати, потому что к танцу на сцене всегда относились серьезно, а мне-то хотелось, чтобы публика расслабилась, прежде чем понять, что я хочу сказать. Чтобы танец просто случался — внезапно и радостно, как у Фреда Астера.

Из ингредиентов, может быть, Вы забыли — знакомую музыку? И еще важен метод — он ключ к нашим спектаклям: все, что делает труппа, идет от сердца. Мы глубоко и искренне погружаемся в характеры и в глубины самой истории.

культура: Прямо по Станиславскому — яркая и ясная «жизнь человеческого духа»?
Боурн: Да-да, очень похоже… Не только актер, но и зритель должен понимать, что каждое движение вызвано определенной эмоцией, а не намерением насмешить или удивить, например, своей виртуозностью.

культура: В спектакле заметны забавные микроцитаты из Петипа, это — английский юмор?
Боурн: Это, что называется, юмор для себя, маленькие домашние радости. Основная публика не знает Петипа и не распознает их.

культура: Как Вы делите лондонскую публику с благородными английскими домами — Ковент-Гарден и Национальным балетом?
Боурн: В Лондоне у нас достаточно длинный сезон. «Спящую красавицу» мы играли два месяца, по 8 спектаклей в неделю, потом колесили по Соединенному королевству. Последний спектакль в Москве будет уже 220-м, хотя ему всего полгода. В Ковент-Гарден ходит балетная публика, а наши спектакли адресованы более широкому зрителю. Аудитории наши пересекаются всего на 15 процентов.

культура: Каким должен быть танцовщик, чтобы Вы взяли его в труппу?
Боурн: Отличительные черты: страсть к движению и желание щедро дарить свою игру публике, это — отправная точка для актерского роста. Конечно же, ищу индивидуальность, потому что для меня важно, чтобы на сцену выходили разные танцовщики, не похожие друг на друга.

культура: Вы говорили, что Принц в «Лебедином озере» и Золушка — это Вы сами. А есть ли alter ego в «Спящей красавице»?
Боурн: В каждом моем спектакле есть какой-то персонаж, который отличается от всех: он либо из иной социальной среды или не соответствует общепринятому стандарту. Таким героям необходимо завоевать право на свою «непохожесть», в них я вкладываю больше всего личного. В «Спящей» это Аврора — она ведь не родная дочка короля и королевы, им ее принесли и, кто знает, возможно, этого ребенка украли у цыган. В Авроре живет неистребимое стремление к свободе, и ее природный характер противоречит тому миру, где она растет. Ей и садовнику Лео нужно многое преодолеть для того, чтобы обрести друг друга.

культура: Два года назад в дни Чеховского фестиваля Вас окружал вниманием Большой театр — многие подумали, что последует приглашение к сотрудничеству.
Боурн: Да-да, я тоже так подумал, был ко мне такой заход, но с тех пор ничего не произошло…

культура: Вы изобрели жанр «пьесы без слов». Видите ли последователей?
Боурн: Думаю, «пьесы без слов» повлияли на некоторые балетные труппы, у них появилось желание рассказать понятную историю — она более привлекает публику. С другой стороны, новый жанр показал, что на строгие балетные сюжеты можно посмотреть свежим взглядом, и, кстати, совершенно необязательно танцевать только на пуантах.

культура: Не хочется ли обратиться к слову?
Боурн: Я много работал в музыкальном театре, меня приглашали на постановки, где были и слова, и пение. Там я — один из режиссеров или хореографов. Для своей же компании не ищу путей к слову, Вы же сами верно заметили, что мы создали жанр «пьесы без слов». Вот нам и хочется его дальше развивать. Лучше быть первым парнем на деревне, чем последним в городе. Ведь так говорят в России?