05.07.2021
Материал опубликован в № 1 печатного номера газеты «Культура» от 28 января 2021 года в рамках темы номера «Культурный человек XXI века: каким он должен быть?».
— Мир изменился, но наш герой по-прежнему воспроизводит поведенческие нормы, в которых он был воспитан. Раньше это гарантировало внутренний комфорт — а теперь? Что может сказать психотерапевт, который работает с такими людьми?
— Этот культурный человек относится к поколению, которому сейчас за сорок, а то и за пятьдесят. Таким он был в советскую эпоху, отчасти в девяностые. В нулевые годы он еще был активен, а сейчас ему приходится тяжело. Он уже немолод, на его век выпала тотальная перемена жизненных ценностей — я имею в виду цифровую революцию. Все, что происходит нынче, совершенно не вписывается в его ценности.
Ценности сегодняшнего времени определяют те, кому около тридцати лет. Эти люди, на мой взгляд, к типажу культурного человека прошлой эпохи никакого отношения не имеют.
— В чем же разница?
— Важнейшей характеристикой советского культурного человека являлось то, что он был читателем. Культурный багаж советского инженера включал джентльменский набор литературы, начиная со Стругацких до Юрия Трифонова, Замятина, Бабеля — и так далее. Читали и Льва Толстого — пусть в школе. Культурный человек знал кое-что из Серебряного века, если в сферу его интересов входила поэзия. Из фантастики он знал Лема, читал Дюма. Если мы приходили в гости и в квартире стояла довольно стандартная библиотека, с такими же, как у многих, собраниями сочинений, то становилось понятно, что здесь живет культурный человек.
А сейчас приходишь в дома молодых людей, и совершенно нормально, что у них на полке всего пять книг. Это никак не свидетельствует об уровне образования.
— У них все закачано в ридер.
— Ридеры у них действительно есть, но читают они гораздо меньше. Я работаю с подростками как психолог, преподаю литературу студентам первых курсов. Они не просто меньше читают — у них иной круг чтения. Вот «Мятная сказка» Александра Полярного: тираж 62 тысячи экземпляров, 172 тысячи дополнительного тиража, картинок больше, чем текста. Эта книга безумно популярна у обладающих клиповым мышлением подростков. Серьезные книги сейчас читают люди за сорок.
Еще ушла культура кино: для культурного человека прежней эпохи она была очень важна. По тому, какие фильмы он смотрел, определялся его статус. Когда в компании культурных людей спрашивали: «а вы видели Тарковского?» (или Феллини) было неприлично отвечать «нет».
А для нынешнего молодого человека не существует джентльменского набора настоящего кино. Кто-то любит аниме, кто-то триллеры, кто-то фантастику, другие смотрят сериалы. Когда-то кино объединяло культурных людей: «Сталкер» Тарковского повлиял на многих, все его обсуждали.
Теперь подобное невозможно.
Исключение — «Джокер» Тодда Филлипса, почти единственное кино, которое оказалось близко всем, почти как в былые времена. Этот фильм объединил и культурных людей былых времен, которые все его посмотрели, и отчасти новое поколение, которое тоже высказывалось на эту тему...
— Фильм был пророческим, все это почувствовали. Мятеж в городе Джокера обернулся штурмом Капитолия.
— Отчасти да. Но важнее то, что режиссер показал другого человека, иной мир, антитезу. И это всех всколыхнуло, потому что «другого» сейчас не существует.
— Как так?
— Вспомним: в прежние времена культурный человек считал важным общаться с людьми лично. Очень важно было контактировать, поздравлять, жать руки. Люди не обменивались открытками, а встречались, общались, разговаривали. На дни рождения собирались. Позвонить по дисковому еще телефону и сказать: «Поздравляю! Но увидеться не сможем, я очень занят, всего тебе хорошего!» — было не принято. Сейчас подобной ценности нет, а это значит, что для молодого человека нынешней эпохи перестал существовать другой. Теперь он виртуален.
О его дне рождения напоминает «Фейсбук». Люди только переписываются, в наше время неприлично побеспокоить звонком. То, что раньше для культурного человека считалось моветоном, сейчас комильфо.
Ладно, если я царапаю какие-то личные слова в вотсапе, но даже этого теперь не делают. Шлют какую-то ужасную открытку (это точка культурного человека прежнего времени) и тычут ее в качестве поздравления. На Новый год и Рождество я получила миллион таких поздравлений — люди не считают нужным что-то приписать от себя и считают, что нормально и так.
Новое поколение объединяет абсолютная разрозненность, отсутствие контактов, обязательного набора хорошей литературы. А культурный человек прежней эпохи сейчас чувствует себя совершенно растерянным: кто-то в шоке, кто-то замкнулся, другие не хотят вести социальные сети, потому что им кажется, что это пародия на дружбу. А кто-то ухает в них с головой и пытается стать там своим. Получается это плохо.
— Понятие дружбы тоже изменилось?
— Прежде для культурного человека она была очень важна. Друг, особенно в среде технической интеллигенции, был чем-то святым. Отсюда и Клуб самодеятельной песни, туристические походы с песнями под гитару вокруг костров. Это была часть антуража культурного человека, а сейчас ничего подобного нет. Рейв, вечеринки и пижамные пати никакого отношения к этому не имеют. У молодежи полно приятелей, френдов на «Фейсбуке», но дружба как ценность совершенно изменила свои параметры. Вместо литературы у них посты на два абзаца, а вместо общения — переписка.
— Кто чаще оказывается на кушетке у психотерапевта: культурный человек прежней эпохи или сегодняшняя молодежь? Для кого эта ситуация разрушительнее, кто больше склонен к неврозам?
— Клиентов за сорок — сорок пять, за пятьдесят лет у психотерапевтов достаточно много. Главная проблема, которая объединяет этих людей, в том, что разрушились смыслы, на которых держалось общество. Прежние ценности рухнули, и они никак не могут поймать новые и встроить в них свою жизнь. Это настоящая катастрофа, им очень сложно: с этим связаны вся симптоматика, невротические реакции и психосоматика.
— О каких смыслах и ценностях идет речь?
— Люди верили в культуру в ее книжно-классическом варианте и в те смыслы, которые она пропагандировала. В ценность человеческой жизни, свободы, любви и так далее. В справедливость, — потому что ценности культуры связаны с идеей справедливости, разумности. Сейчас этих ценностей нет и в помине.
Если взять техническую интеллигенцию, то, кроме веры в ценности культуры, там была сильная вера в некую структуру. Что было хорошего в брежневские времена, с точки зрения среднеблагополучных, среднекультурных людей, если мы оставим в стороне девиации, диссидентов и богему? Ты включаешь телевизор или радио, а там — Брежнев, сообщения о росте надоев... Заранее известно, что станут говорить, какие песни ты услышишь. Из-за этой повторяемости, отсутствия социальных катаклизмов, предполагающих собственную ответственность воли, у людей было ощущение стабильности. Эта структура была ценностью. А сейчас никакой структуры нет.
— А те, кому тридцать и за тридцать, не верят в любовь и справедливость, в то, что жизнь устойчива?
— Конечно, нет. Они попали под социальный разлом, и их родители до сих пор не могут пережить развал СССР. Во время работы с ними я постоянно слышу, как их мамы, интеллигентные женщины, торговали на рынках, а отцы сложили крылья и все девяностые провели на диванах. Что могут родители передать детям, когда у них разрушилась жизнь?
— Что же с любовью?
— На любовь повлияла цифровизация. Приходят ко мне трепетные девушки и говорят:
— У меня роман!
В чем же он заключается? В том, что моя клиентка переписывается с кем-то на другом конце света, и тот написал, что она его девушка... Это что за роман такой?
— А как в связи с этим проявляются симптоматика и психосоматика?
— У старшего поколения чаще всего как апатия. Есть и другое: люди сейчас в среднем очень сильно собой недовольны. Кто-то неожиданно вырвался из грязи в князи, остальные за ним с завистью наблюдают. Дальше идет ранжировка отношения к себе: от раздражения до презрения в собственный адрес. Раздражение — это мелкие мигрени, легкие депрессии и так далее. Дальше это усиливается: «я никто и ничто, я погубил свою жизнь...». Подобное происходит тихой сапой, совершенно незаметно для человека. Если доходит до ненависти и презрения к себе, человек включает программу самоуничтожения, та начинает работать. И тут уже не психосоматика, а тяжелейшие болезни. С этим часто связаны рак, рассеянный склероз, диабет.
— А что со смыслами у тех, кто моложе?
— Если взять тех, кому за тридцать и больше, то здесь с ними та же история, только с другого бока. Они тоже пытаются их собрать. Но у них никогда ничего подобного не было, и они склеивают их из осколков родительских смыслов, потому что других не знают. И если людям старшего поколения надо их возродить, обновив и трансформировав, то молодым приходится создавать смыслы заново. Без этого им не на что опираться в жизни.
Молодежь сталкивается с тотальной проблемой одиночества, о которой писали еще экзистенциалисты, Камю, Сартр и иже с ними. Знали бы они, что будет происходить в XXI веке! В шестидесятые годы экзистенциалисты писали о том, как отчужден современный человек, какая это драма. А сейчас это так далеко зашло за грань трагедии, что та уже не считывается. Бывает и такое переживание, когда трагедия перестает восприниматься как таковая.
У молодого поколения тотально закрыты чувства. Психотерапевту приходится днем с огнем вытаскивать из 30–35-летних эмоции, провоцировать их. Для этих людей ничто не является событием! Смерть — это не событие, сейчас ковид. Болезнь не событие — болеют все... Невиртуальную реальность это поколение переживает небольшой частью души. В виртуальном мире для них происходит какой-то экшн. Но эмоциональная реакция на него очень вторична.
При этом старшему поколению приходится еще хуже. Они совершенно не могут встроиться в новый мир, не могут себя найти. А 30–35-летние никогда и не жили в мире, где ценности были собраны воедино. Если ты никогда не пробовал бананы или не знаешь, что такое красный цвет, то спокойно без этого живешь.
— То, что молодые не разделяют реальный и виртуальный миры, как-то сказывается на их сексуальной жизни, отношении к любви и браку?
— Конечно. Они гораздо позже стали вступать в брак — в этом отношении у нас происходит то же, что и на Западе. Гораздо позже стали рожать. Очень часто они любят жить одни. Есть такое понятие — «новые взрослые». Это люди, которые и в тридцать, и в сорок, и даже в сорок пять лет все еще считают себя молодыми. Они находятся в постоянном поиске своей идентичности и не связывают себя узами брака. Хотят быть свободными в годы, когда раньше создавали семьи и имели детей. Эти люди могут на все забить, бросить одну профессию и посвятить себя другой. Сейчас можно хоть сто образований получить — и они все время находятся в выборе. Возьмут и совершат дауншифтинг в Таиланд, а потом начнут учиться рисовать. А потом петь, а потом — фотографировать... Брак им не нужен, потому что они хотят сохранить вечную юность. Сегодня это большой пласт людей.
— Но ведь это все-таки маргинальное явление?
— Отнюдь нет, я это встречаю очень часто. У меня много клиентов этого возраста, и они активно проповедуют вечную юность. Им под сорок, а они говорят, что не собираются ни замуж, ни жениться: «...Я свободный человек, и еще себя ищу!» У них совершенно другая психология.
— Впору им позавидовать.
— В этом есть элементы инфантильности. К тому же нарушена связь поколений: родители их совершенно не понимают. И демографическая проблема за этим вырисовывается определенная...
Ко мне на терапию приходят партнеры таких людей, они очень недовольны отношениями. И рассказывают, что те, как правило, очень безответственные и очень инфантильные, что на них ни в чем нельзя положиться. Захотели — все бросили, уехали на край света, не предупредив. Потом позвонили: «так фишка легла, я человек спонтанный и свободный, не надо меня удерживать». С ними довольно сложно.
— Выходит, в наше время внутренне стабильных, психологически устойчивых культурных людей нет?
— Я их не вижу.
— Значит, нам и дальше жить в обществе без ценностей? Прежнее поколение по ним тоскует, но оно вскоре сойдет со сцены...
— К тому же будет усугубляться цифровизация. Мы видим, что происходит в пандемию: люди сидят на «удаленке», они еще более изолированы, оторваны друг от друга. И мы знаем, что это будет продолжаться. В вузах готовятся к тому — причем не только у нас, но и в Европе и в Америке, — чтобы эта «удаленка» была постоянной. Скоро всем объяснят, что так учиться лучше и эффективнее. Понятно, что уровень образования очень сильно упадет, и это уже происходит. Дистанцированность молодых людей, совершенно оторванных друг от друга, будет расти.
Это относится не только к молодежи: выпускать людей с «удаленки» никто не собирается — кроме некоторых профессий. Так выгоднее, не надо снимать офисов, тратиться на аренду и коммуналку. При компьютерах жить можно и так.
— То есть перспективы культурного человека...
— У культурного человека никакой перспективы нет.
— Почему? У него остались книги, а свободное время — роскошь. Не надо тратить его на дорогу и посиделки в офисе.
— Это не имеет никакого отношения к бытию культурного человека прошлого. Оно предполагало среду, взаимные обмены. Дома, в изоляции, можно прочитать много книг и обменяться мнениями в социальных сетях, но это не имеет никакого отношения к цветению среды, которая питает и поддерживает, к обогащающим тебя дружеским связям.
— Если бы Пушкина, после дистанционного обучения в Лицее, сразу запереть в Михайловском, то он написал бы что-то совсем другое...
— Боюсь, да, потому что душу надо обогащать внешними впечатлениями. В культурной среде люди питали друг друга своими личностями. А сейчас личности свелись к трем абзацам в «Фейсбуке» или «Инстаграме» и нескольким дурацким фотографиям. И всех своих фейсбучных френдов ты чаще всего никогда не видел.
Фото: Сергей Ведяшкин / АГН «Москва». Фото на анонсе из архива Елены Головиной.