Татьяна СТРАХОВА

17.04.2019

Власти Франции и эксперты заявляют, что Собор Парижской Богоматери не понес столь серьезного ущерба, как можно было предположить. Однако не все архитекторы и реставраторы готовы дать утешительные оценки, пока не проведены тщательные, глубокие исследования здания, пережившего колоссальное термическое воздействие. «Культура» пообщалась с ректором Московского архитектурного института — ​вице-президентом Российской академии художеств, доктором искусствоведения Дмитрием Швидковским.

культура: Весь мир следил за тушением пожара, не в силах поверить, что такое возможно. Люди горюют об утрате лучшего образца готики. Однако это не первый пожар в истории Нотр-Дам-де-Пари.
Швидковский: Столь разрушительный пожар — ​событие мирового масштаба. Подобные опасные ситуации, наверное, случались во Франции не позже XIX столетия, хотя прежде собор горел много раз. Также он сильно пострадал от вандализма в XVIII веке: революционеры считали, что статуи пророков — ​изображение французских королей, и решили публично отрубить головы. В здании устроили «храм Разума», затем склад. Статуи, химеры, гаргульи — ​почти все это результат творчества архитектора Эжена Виолле-ле-Дюка, руководившего реставрацией собора в XIX веке. Кстати, все то, что сгорело, — ​поздние наслоения истории. Можно быть уверенным, что если фрагменты XII–XIV веков пострадали, то не сейчас, а значительно раньше. Основная ценность в соборе — ​средневековая конструкция из камня с пучками колонн, поддерживающих своды изнутри, а также система противовесов снаружи: контрфорсы и аркбутаны. Главное, готическая конструкция устояла. Французы считают, что до ее падения оставалось не более 15 минут. Пожарные героически успели погасить пламя в последний момент, благодаря тому, что, невзирая на опасность обрушения сводов, вошли в собор и стали тушить его изнутри.

культура: Собор не обрушился. Можно больше не волноваться?
Швидковский: Нет, возникают сомнения в устойчивости этой конструкции после пожара. То, как мы себе представляем готическую структуру (колонны из камня, наружные опоры, своды и проч.), отнюдь не все, из чего она состоит. За последнее столетие нашли много нового. Металлические конструкции — ​связи и стержни внутри колонн. Даже спирали, которые в случае сейсмических колебаний пружинят, дают собору «дышать» и не разрушаться. В дополнение все своды были замазаны толстым слоем раствора, включавшего песок, известку и другие ингредиенты. В результате возникала тонкая, похожая на бетон оболочка, которая работала целиком, — ​очень современная технология, гениально придуманная в XII веке. Сейчас никто не знает, не повреждены ли огнем эти два элемента — ​металлические стержни внутри колонн и скрепляющая оболочка. Известь могла быть полностью уничтожена высокой температурой. Да и никто не исследовал, что с ней произошло за семь-восемь столетий. Ситуация гораздо серьезнее, чем объявляют. Сейчас важнее всего выяснить, насколько пожар нарушил стабильность всех этих конструкций. Да и что сделал огонь с самими камнями XII–XIV веков — ​огромный вопрос. Здесь нужно проверять каждый камень. Архитектура органическая, очень цельная, и выпадение одного элемента может привести к фатальным последствиям.

культура: Чем объяснить столь трепетное отношение к собору, которое проявилось на фоне бедствия?
Швидковский: Это великое инженерное сооружение, свидетель зарождения готики. Памятник изучают во всех архитектурных школах мира, на его примере постигают особенности стиля. Не соборы в Кёльне, Реймсе либо Шартре, а именно Нотр-Дам-де-Пари. Он дает обобщенный образ Средневековья, созданный не только той эпохой, но всеми прошедшими веками. Так что неудивительно, что он дорог всему человечеству.

В возгорании, возникшем в области кровли, могут быть виновны реставраторы. Но еще большая вина лежит на их коллегах из XIX века. Скажем, у нас в Петербурге в таких важных зданиях уже в то время не применяли для перекрытий дерево, а ставили чугун: он не загорится и, в отличие от свинца, не расплавится. Если только при очень высокой температуре. То есть парижские реставраторы невольно сделали все, чтобы собор загорелся. В каменном вроде бы здании оказалась масса сухого дерева — ​и стропила, и часть шпиля. Именно оттуда, вероятно, и начался пожар. Это выяснит следствие, но насколько все будет объективно, сказать трудно. Собор воспринимается как незыблемая национальная святыня, так что вопрос политический. Фактически пожар закончил президентство Макрона. Во всяком случае, отношение к нему, и без того плохое, резко ухудшилось на фоне национальной трагедии.

культура: Люди тревожились не только об архитектуре, но и о хранящихся в Нотр-Дам-де-Пари святынях и артефактах.
Швидковский: Кроме профессионалов-пожарных, очень грамотно работали хранители музея. В эвакуации сокровищ помогло то, что они находились на нижнем уровне — ​в ризнице и часовнях. Едва начался пожар, величайшие реликвии (в их числе Терновый венец Христа, попавший в Париж через крестоносцев, которые украли его в Константинополе) были моментально перенесены прочь от огня.

культура: Как долго, по Вашему мнению, может продлиться восстановление?
Швидковский: По аналогии с другими зданиями и учитывая, какие усилия будут приложены, можно сказать, что это потребует от четырех до пяти лет. В том случае, если все окажется благополучно с конструкцией. Если же нет, то придется разбирать собор полностью и затем собирать заново, а это вопрос десятилетий. Как бы то ни было, сейчас нужна серьезнейшая инженерная экспертиза. Привлечение, как предложил президент РФ, российских специалистов было бы вполне разумно — ​у нас очень хорошие эксперты в этой области. Например, во всем мире, в том числе во Франции и США, архитектурную статику изучают по нашему учебнику Тимошенко. У нас есть прекрасные реставраторы, будь то представители петербургской школы с ее великой традицией либо очень достойные члены Клуба почетных реставраторов Москвы.

Беда в том, что во Франции недавно произошла реформа в сфере реставрации. Она привела к урезанию финансирования, изменению функций охраны. Так, раньше к каждому собору уровня Нотр-Дам был приставлен отдельный архитектор. Теперь их число уменьшилось, и знаменитых специалистов по готике, какие были раньше, сегодня мы не знаем. Возможно, тот, кто восстановит Собор Парижской Богоматери, себя прославит. Хотя результат его трудов смогут оценить лишь спустя десятилетия.

культура: Неизбежен вопрос о стоимости реставрационных работ.
Швидковский: Все зависит от состояния структуры, но сумма в пять миллиардов евро кажется разумной. Нужно приглашать специалистов из разных стран, создавать международный совет. Возможно, французы захотят все делать сами, но это было бы неправильно. Нотр-Дам — ​памятник такого значения, что его реставрация должна быть общим делом для всего человечества. Это может дать импульс к изменению политической ситуации, снятию напряженности. Именно хрупкость культуры, прежде всего европейской, должна напоминать о необходимости нашей совместной работы по ее сохранению, по спасению общих ценностей.

культура: Можем ли мы извлечь выводы для себя из горького парижского урока?
Швидковский: Безусловно, я предложил ускорить работу по фиксации наследия, находящегося в опасности. У нас такого много — ​масса церквей, усадеб. Один из моих учеников недавно ездил в Тверскую область, вошел в какой-то храм, и на него упал барочный иконостас. Самое ужасное, что они с коллегой поехали в соседний город, купили замки, решетки, все перекрыли, а вернулись через два дня — ​иконы уже растащили местные антиквары… Нам надо хотя бы задокументировать свое наследие в полной мере. У нас такое изобилие, что никаких денег не хватит, чтобы восстановить ту Россию, которая была когда-то. К сожалению, в стране утрачена ценность подлинности, и началось это давно, не в ХХ веке: еще Николай I приказал заменить скульптурный декор Дмитриевского собора во Владимире. Увы, в ХХ столетии выработалось такое пренебрежение к аутентичной жизненной среде, что заставляет людей до сих пор желать уничтожения этой среды. Если, например, во Владимире вы поговорите с местными жителями, то узнаете: они хотят покинуть свои полуразвалившиеся домики и переселиться в квартиры с удобствами. То же самое в Звенигороде, который просто исчез с карты (в конце прошлого года объединен с Одинцовским районом в единый городской округ. — «Культура»), но бывшие звенигородцы в восторге — ​они живут в 20-этажных башнях. И так по всей России. Это социальное явление, с которым вряд ли можно справиться. Заставить людей жить в музее под открытым небом невозможно, но я давно агитирую за полифонический город. Требуется разделение на зоны исторического развития. Удачный пример — ​Арзамас: есть новый город, а рядом — ​старый, полностью сохранившийся, начиная от эпохи Ивана Грозного до XIX века. Там в одном районе старинная архитектура, а в другом развивается современная, без вторжений на «чужую» территорию.

Думаю, мы не должны следовать по стопам Екатерины  II, которая велела снести всю старую архитектуру и отстроить города заново. Единственное исключение в ее указе — ​предписание не ломать каменные постройки, но их тогда было мало, уцелели лишь немногие купеческие дома и церкви. Так мы утратили почти все средневековое русское зодчество. А теперь нам нужно очень серьезно беречь то, что осталось. Парижский пожар должен заставить нас всерьез задуматься о сохранении своего материального культурного наследия. Надо использовать все возможности, чтобы решить проблемы. Именно сбережение исторического наследия может стать национальной идеей, которую страна давно ищет.

Фото на анонсе: Виктория Виатрис/РИА Новости