Алексей КОЛЕНСКИЙ

30.11.2017

Накануне юбилея картины «Ликвидация» «Культура» встретилась с режиссером Сергеем Урсуляком, поднявшим планку отечественного телефильма на невиданные прежде высоты.

культура: Вам удалось снять первый российский сериал, выдержавший испытание временем. Некоторые сравнивали «Ликвидацию» с «Местом встречи...».
Урсуляк: Я этих параллелей не вижу. Есть чисто формальные совпадения — послевоенное время, уголовный розыск, бандиты... Во многих моих работах есть отголоски любимых картин, но фокус в том, что «Место встречи...» не служило мне путеводной звездой. Почему Гоцмана полюбили зрители? Думаю, «Ликвидация» привлекла их не детективным сюжетом, а атмосферой утраченного рая, где простые люди в сложное время существовали в категориях нормальности и справедливости. Мы бессознательно тянемся к прошлому — там понятно, кто друг, а кто враг, есть не назывные, а подлинные понятия: верность, любовь, дружба, общность, двор, любимая музыка и песни.

Мы понимаем правила этого мира. И, разумеется, «Ликвидация» привлекала обаятельным героем. Машков не сразу нашел свой образ, его Гоцман не боялся быть разным — смешным, нелепым, откровенно глуповатым. К этому герою мы шли на ощупь — помню, Володя уточнял перед очередным дублем: «Он здесь «лупень»?» И я кивал головой: ага! Это значит — Давид вновь угодил впросак и спокойно перенес неудачу. В Гоцмане нет ничего излишне героического, кроме мужской привлекательности и человечности, простоты и самоиронии. С точки зрения замысла считаю удачным наше решение с автором сценария Лешей Поярковым убить в начале картины второго главного героя — друга и помощника Гоцмана Фиму. Зрители до конца не верили в его смерть, надеялись на воскрешение персонажа Маковецкого. Убежден, нашей находкой воспользовались создатели «Игры престолов». По крайней мере, мне хочется так думать. Что еще? Думаю, зрители оценили легкость изложения — «Ликвидация» написана легким пером.

культура: Каким изначально рисовался Вам Гоцман?
Урсуляк: В сценарии было написано: крупный высокий человек. Пробовали многих, взяли Машкова, долго искали характер — отсутствие внешних статей и проявлений геройства, мужественная надежность, живой юмор, взрывной характер, южные корни. Что-то я показывал Володе, что-то предлагал он. В Гоцмане есть черты моего отца, дяди, и еще — режиссера Гарри Черняховского. Невысокий, потрясающе  темпераментный, он производил физиологическое ощущение талантливого человека и сыграл огромную роль в моей судьбе — мы общались в институте, участвовали в его спектаклях. Увидев Гарри, я сразу понял, что такое настоящий режиссер, он создавал миры буквально из ничего.

культура: Фима Маковецкого — душа послевоенной Одессы, его смерть сигнализирует о том, что война не окончена, в городе зреет заговор — рота диверсантов, переодетых бойцами Красной армии, может захватить власть, как сто лет назад.
Урсуляк: Я бы не переусложнял ходы картины. Первый вариант сценария зацепил меня наивностью, это были просто поиски врага в своей среде. Потом замысел оброс сюжетом, характерами актеров, и монолог Кречетова возник в последний момент, когда мы поняли, что этот потерявший Родину человек и принципиально находящийся в стане врагов должен обладать конкретной мотивацией.

Систему как таковую у нас олицетворял маршал Жуков. Как и Жеглов, он убежден в том, что вор должен сидеть в тюрьме, что не лучшим образом повлияло на наши правоохранительные органы, поскольку не был прояснен вопрос: каким образом он должен попасть за решетку? Получается, если ты убежден, что перед тобой преступник, то можешь подкинуть кошелек и придумать обстоятельства, при которых его можно посадить? Гоцман считает иначе: преступник должен сидеть, но только по закону. Нельзя сажать просто так, поэтому он и был против «маскарада», организованного Жуковым на одесских улицах. В этом суть отличия Жеглова от Гоцмана. Москвичи не очень понимают, как это — жить в городе, где все друг друга знают. В этом городе труднее сохранять анонимность и совершать некрасивые поступки. Мы в полной мере заряжались этой атмосферой — на шестой месяц экспедиции по дороге на съемки здоровались с половиной водителей.

культура: В «Ликвидации» есть цитата на «Подвиг разведчика».
Урсуляк: Фильм Барнета для меня — пример эмоционально наполненного зрелища. Не случайно его реплики вошли в фольклор: тост «За нашу победу!», пароль «У вас продается славянский шкаф?». То же самое — песни, все до одной отбирал я лично и прекрасно знаю, что некоторые из них написаны позже событий картины — «У черного моря», «Два сольди»... Я создал условный рукотворный мир, в котором хотел бы жить. Там есть нестыковки, несоответствия, но мне хочется, чтобы было вот так: в одном дворе жили люди разных национальностей, причем одной семьей. Я в это верю, знаю, что это возможно, и дружба народов — не придуманный лозунг, я в ней жил, и данелиевский «Мимино» не радовал бы нас, если бы был враньем. Увы, сейчас это ушло, мы стали боязливы, напуганны, недоброжелательны, и я тоскую по стране, в которой каждый чувствовал себя своим, каждый был равным каждому и чаяния одного передавались другому. Так было и так должно быть. Мне кажется, в этом и заключается одна из задач искусства — создавать среду, в которой хочется жить. 

культура: А кем Вы видите себя в этом дружном дворе?
Урсуляк: Мальчиком, сидящим на скамейке. Мои самые счастливые годы пришлись на ту пору, когда я был ребенком и жил во дворе города Электросталь. Мир был радостным, мы ничего не боялись — ни улицы, ни поздних посиделок, ни взрослых, ни дождя, который вполне мог оказаться кислотным. Дворник окатывал нас водой из кишки, мы шли по проспекту и видели фонтан, в котором купались дети, и это было прекрасно.

культура: Не хотите замахнуться на продолжение «Ликвидации»?
Урсуляк: Я мог бы рассмотреть подобный сценарий, но пока не вижу повода. Делать из картины коммерческое предприятие мне неинтересно. Но если завтра принесут текст и я скажу «ого!», возможен вариант моего участия.

культура: Что пригодилось Вам из полученного режиссерского опыта?
Урсуляк: Упорство. В разгар съемок я был готов сойти с дистанции. Это был мой первый сериальный опыт, силы кончались, начал опасаться, что взялся не за свое дело. Потом переборол усталость, научился распределять силы. А затем пришел успех, это важная вещь. С профессиональной точки зрения я не считаю «Ликвидацию» лучшей своей работой. Прелесть и беда режиссуры в том, что весь накопленный опыт ничего не значит. Каждый раз приходится все делать заново, испытывая новый испуг. Выходит картина, спустя год тебе дают «Золотого орла», а ты стоишь на сцене и понимаешь — премией отмечают режиссера двухгодичной давности, а сейчас ты снова в работе и боишься наложить в штаны. Как в первый раз. То, что какой-то опыт остается в руках, понимаешь лишь на съемочной площадке.

культура: Наши люди обычно сплачиваются вследствие исторических потрясений. Полагаете, можно без эксцессов вернуть чувство локтя и взаимного участия?
Урсуляк: Человеку русской ментальности и культуры крайне важно иметь внятную цель существования и ощущение справедливости. Сегодня их нет, и, мне кажется, отсюда и идет раздрай. Нам нужна общая надежда, вера, и глупая фраза «завтра будет лучше, чем вчера» важна для человека. Мы всегда готовы жить плохо, но не для того, чтобы вася пупкин жил хорошо, а ради общего блага. И мне, как и всем, не хватает общности, связывающей страну не на словах, а на деле. Ощущения, что я не горожу свой огород, а делаю большое общее дело. 

Фото на анонсе: Светлана Холявчук/ТАСС