03.04.2014
?игентно. Дмитрий Киселев жжет напалмом — ой-ой-ой, кричат, горячо, прекратите безобразие! Никита Михалков предлагает спокойно подышать, подумать, порассуждать — нарывается на злобный сарказм.«Михалков в фильме очень сокрушается о том, до какой разрухи довели русскую землю его ленивые, бездеятельные соотечественники, словно бы не замечая (какая удобная барская близорукость!), что разруха эта — плод разрушительной деятельности тех самых нынешних «строителей капитализма», служить которым он нас призывает»...
«С одной стороны, Россия сосредотачивается, с другой — Россия истреблена. Настолько, что великий режиссер не нашел на родине ни одного колесного парохода, вследствие чего и вынужден был отправиться в «скучную» Швейцарию. Разумеется, в данном распаде виноват не президент, возглавляющий страну целых 14 светоносных лет, а оппозиция. Кадры антинародных Немцова, Собчак, Удальцова, Гудкова прилагаются...»
Опытный читатель по нюансам сразу угадает, откуда первая цитата, откуда — вторая. Но, согласитесь, похожи они до оторопи.
Коммунистам проще: они равно не любят и Бунина, и Михалкова. У либералов засада: не любить Михалкова — profession de foi, однако при этом следует выгораживать Бунина, а Бунин-то им глубоко неинтересен, не до него сейчас.
Опять же преимущество коммунистов — зоркий глаз, классовое чутье. «Модные очки, меняющиеся от кадра к кадру, на пальцах кольца с крупными камнями. На фоне массивного стола, за которым он восседает, — высокие книжные стеллажи. Словом, олицетворение положительности, полноценности, состоятельности, самодовольства...»
Кстати, удивительным образом эту пролетарскую ненависть подхватила «Российская газета»: «У Михалкова несколько пар очков с разными модными оправами — он меняет их в течение фильма. Его руки украшены крупными кольцами. Кажется, что он сейчас снимет одно из них и подарит мужичку, который просит пару рублей на водку». Граждане, если мэтр российской режиссуры замотает очки изолентой и напялит мешок из-под картошки, вы станете его слушать? Попытаетесь понять?
Вряд ли. Михалков раздражает неспешностью, вдумчивостью, дыханием — не знаю, легким ли, но спокойным. Для России последних лет это действительно барство. Ровное дыхание сегодня могут позволить себе немногие. Большинство, тяжело пыхтя, мчится в четко заданном направлении — к условно белым или условно красным. Доступная альтернатива: радоваться собачьей свадьбе в Майдановке либо припечатывать врагов народа заголовками «Ты скажи нам, гадина, сколько тебе дадено?». Современные коммунисты ведут себя не лучше Бунина, столь ими порицаемого, — не держат для политических противников иных красок, кроме черной. Точнее, ведут себя в тысячу раз хуже, ибо Бунин времен «Окаянных дней» мог погибнуть в любую секунду, а журналистам газеты «Правда» решительно ничего не угрожает. Что касается либералов, их обсуждать бессмысленно: давно известно, что так называемый российский «либерал» унаследовал всю непримиримость первых большевиков (не унаследовав, впрочем, их неподкупности).
Это Булату Окуджаве позволено было плести кружева: «Каждый пишет, как он слышит, каждый слышит, как он дышит. Как он дышит, так и пишет...» etc. Для Михалкова подобных преференций не предусмотрено. Его дыхание обязано соответствовать диагнозу «красный» или диагнозу «белый». А Никита Сергеевич — примерно по центру. Кровь с молоком. Очень любопытная позиция, мы еще поговорим о ней подробнее осенью, когда выйдет на экраны «Солнечный удар».
Тогда же, наверное, разумно будет вернуться к вопросу, за что, собственно, Михалков с такой душевной дрожью, с таким трогательным трепетом обожает Бунина. Что общего между одним — с пудовыми кулачищами (утяжеленными набором перстней, само собой), и другим — тонкогубым, педантичным, язвительным? Разумеется, это личное впечатление — пристрастное, возможно, несправедливое, но оно таково, и для меня всегда было загадкой: какая между ними связь? Что Михалкову «Окаянные дни», столь похожие на блог какого-нибудь нынешнего непримиримого оппозиционера (с той разницей, что нынешние визжат во всю мощь легких, а Бунин прятал свои записки по щелям, даже в землю закапывал)? Этот запротоколированный невроз чтения советских газет — до обеда, после, а зачастую и вместо... Этот по-человечески очень понятный страх, который глаза застит, и уже нет зверя страшнее Маяковского... А представьте, до чего надо довести великого стилиста, чтобы лица «чувашские», «мордовские», «преступные» шли через запятую, как синонимы...
Документальный фильм на канале «Россия» лично для меня завесу тайны — какие ниточки протянуты между Буниным и Михалковым — приоткрыл. Требовалось, чтобы большой артист (не только режиссер) проинтонировал: «Есть два типа в народе. В одном преобладает Русь, в другом — Чудь, Меря. Но и в том и в другом есть страшная переменчивость настроений, обликов, «шаткость», как говорили в старину. Народ сам сказал про себя: «Из нас, как из древа, — и дубина, и икона», — в зависимости от обстоятельств, от того, кто это древо обрабатывает: Сергий Радонежский или Емелька Пугачев. Если бы я эту «икону», эту Русь не любил, не видал, из-за чего же бы я так сходил с ума все эти годы, из-за чего страдал так беспрерывно, так люто?..»
Есть в «Легком дыхании...» кадры, над которыми особенно потешаются либеральные журналисты и блогеры — так ерничает закомплексованный типус, всячески скрывая, что обшивку пробило. Полуюродивый мужичок, с которым обнимается Михалков в монастырской ограде. Доверчивый, почти детский лепет: «Никитушка, дай денежку...» Очень важная персона и обитатель «дна» льнут друг к другу, как родные, словно встретились после многолетней разлуки. Можете смеяться, можете надорвать животы от хохота, но Михалков — естественная часть огромного организма, именуемого русским народом. Он не торчит у этого народа в горле интеллигентской костью, не делит его на «верхи» и «низы». Для него внизу — корни, наверху — крона, и все это — одно-единое, слитное, неразрывное. Представляю, с какой прытью стартанул бы от мужичка в треухе брезгливый столичный сноб. Или — какую лекцию о труде и капитале прочитали бы ему соратники товарища Зюганова...
У Михалкова, как и у Бунина, — просто в силу происхождения — долгая историческая память. У Михалкова, как и у Бунина, две сердечные привязанности — русский народ и русская земля. Бунин попал в круговерть революционной бесовщины. Бесовщину изгнали, однако Бунина в России к тому моменту уже не было. Михалков никуда не уезжает (слава Богу — незачем), он пережил очередной бесовский натиск вместе с нами и предупреждает об угрозе следующего. Говорит не о белых и красных, но о том, как рушится слаженная — с традициями и ценностями — жизнь, как разъедаются циничным сарказмом основы государственности, причем под обломками гибнут затем и овцы, и козлища; как наблюдали — и всегда готовы наблюдать — за падением России наши западные «друзья и партнеры».
Набор риторических вопросов: от «почему уезжают ученые» до «знает ли Навальный, как растет рожь», — выражаясь спортивным языком, дорожка к четверному прыжку. К попытке — с искренней болью — понять, «как постепенно вымывалось из людей ощущение Родины».
Чем вертеть, лизать и нюхать михалковские очки, выясняя стоимость оправы, вы бы послушали, товарищи: «Чрезвычайно важно сегодня поговорить о том, какую Россию потеряли наши дети и внуки... Какую потеряли они огромную мощь страны, целостного организма... Какой органичный евразийский механизм существовал в течение долгого времени...»
Позвольте процитировать фрагмент из «Окаянных дней», в ленту Михалкова не вошедший: «Нападите врасплох на любой старый дом, где десятки лет жила многочисленная семья, перебейте или возьмите в полон хозяев, домоправителей, слуг, захватите семейные архивы, начните их разбор и вообще розыски о жизни этой семьи, этого дома, — сколько откроется темного, греховного, неправедного, какую ужасную картину можно нарисовать и особенно при известном пристрастии, при желании опозорить во что бы то ни стало, всякое лыко поставить в строку!
Так врасплох, совершенно врасплох был захвачен и российский старый дом. И что же открылось? Истинно диву надо даваться, какие пустяки открылись! А ведь захватили этот дом как раз при том строе, из которого сделали истинно мировой жупел. Что открыли? Изумительно: ровно ничего!»
Так врасплох был захвачен и не очень старый советский дом. И что открыли «разоблачители»? Да практически ничего, пустяки. А страну жалко...
История повторяется — это полбеды. Беда в том, что земля уже не повторится. Брошенная, загаженная, отравленная, отданная китайцам, не любимая, не нужная... Эту загубим — другой не будет. По сему поводу Михалков бьет в колокола уже лет десять. Окаянные дни новой российской истории явно закончились — может, теперь услышат?..
Всем, кто «Легкое дыхание...» не видел, пропустил, советую потратить час времени и посмотреть. Например, на ресурсе «Бесогон». Это важное высказывание. Это живая и умная работа. Не слушайте вы ни правых, ни левых, слушайте себя. Конечно, несколько раздражающее превосходство, исходившее в свое время от Бунина, а сегодня исходящее от Михалкова: мол, «и только я один в белых брюках», возникает не на пустом месте. Но что же делать, если у некоторых брюки действительно белее?..
Нельзя дискриминировать человека по цвету брюк.