14.08.2023

Про ЛГБТ, эпигенетику и истоки либерального экстремизма

Лет 10–15 назад я куда-то ехал в Вашингтоне на машине, по привычке включил новостное радио и невольно заслушался рассказом о том, как в некой американской семье родители один за другим сменили пол, а вслед за ними и сын-подросток решил сделать то же самое. С подобными историями мне доводилось сталкиваться и прежде, но в тот раз меня почему-то прошибло. Ну ладно, взрослые люди, думал я. Папа хочет стать мамой, мама папой — их дело. Пусть сами разбираются со своими тараканами. Но ребенка-то во что втягивают? Ведь безо всяких яких понятно, что тот следует их примеру...

Теперь радужное знамя сексуальных свобод LGBTQ+ гордо реет в США чуть ли не выше национального звездно-полосатого стяга. Сюжеты вроде пересказанного стали настолько обыденными, что их уже не включают на радио в новостные сводки. Сторонники традиционных ценностей, в свое время гордо и напористо именовавшие себя «моральным большинством», деморализованы и ведут арьергардные оборонительные бои в консервативных штатах и отдельных школьных округах в американской глубинке.

А реальная борьба за те же ценности переместилась в сферу международной политики: на сегодняшний день это один из центральных идеологических фронтов «гибридной войны» коллективного Запада против России. Поищите в интернете англоязычные отклики на новый российский закон о запрете смены пола: там целый хор, от «Голоса Америки» и CNN до BBC и Deutsche Welle. И разумеется, все о том, как живучи в России заветы будочника Мымрецова: «тащить и не пущать».

Как на «Скотном дворе»

В самой Америке, когда я в 1987 году впервые прибыл туда на репортерскую вахту, тема LGBTQ казалась полузапретной и обсуждалась вполголоса. И даже еще через 10 лет публичное признание популярной актрисы Эллен Дедженерес в нетрадиционной сексуальной ориентации (своей собственной и своего персонажа в телесериале) вызвало публичный ажиотаж. Тогда это все еще было в диковинку, и шоу достаточно быстро убрали с экранов, но уже скорее с привкусом скандальной славы, а не позора. Теперь же в рамках нового культа расовой и социальной политкорректности в США меньшинства, в том числе и сексуальные, требуют для себя уже не просто равного, а, по сути, привилегированного положения. Помните, как у Джорджа Оруэлла в «Скотном дворе»: «Все животные равны, но некоторые более равны, чем остальные».

А мне даже самому немного странно сознавать: получается, все то, что распустилось ныне за океаном махровым цветом, прорастало и расцветало буквально у меня на глазах. Хотя ассоциируется у меня скорее не с радужным многоцветием, а с «оттенками серого» — по названию также нашумевшего в недавнем прошлом эротического романа. С высоты своего нынешнего седого возраста я бы их даже назвал «оттенками серости».

Отношение к теме у меня остается прежним: чем и как занимаются в собственных спальнях по обоюдному согласию взрослые люди, никого не касается. Но дети и подростки — другое дело. И потому на днях меня опять «зацепило»: на сей раз не журналистское изложение, а прямое и откровенное выступление на слушаниях в Конгрессе США 19-летней американки Хлои Коул (Chloe Cole) о заблуждении, которое причинило ей «пожизненный, непоправимый ущерб».

«Идеологически мотивированный обман»

Оно небольшое и вообще-то его лучше прочитать или прослушать целиком. Но поскольку оригинал на английском, а у меня все-таки колонка, а не перевод, перескажу и приведу ключевые цитаты. (https://www.realclearpolitics.com/video/2023/07/27/de-transitioner_chloe_cole_tells_congress_let_me_be_your_final_warning.html).

«Я выступаю перед вами как жертва одного из крупнейших медицинских скандалов в истории США, — сказала Хлоя. —  Говорю в надежде на то, что вам хватит смелости положить конец этому скандалу и не допустить, чтобы другие уязвимые подростки и дети пережили то, что пережила я».

По словам девушки, с 12-летнего возраста, то есть с раннего пубертата (полового созревания), она стала испытывать то, что позже было диагностировано, как «гендерная дисфория». Ее смущали перемены, происходившие с ее телом, пугало мужское внимание, в семье братья казались более близкими, чем сестры. Она заявила родителям, что чувствует себя мальчиком, хотя «задним умом это всего лишь означало, что для меня невыносим был пубертат и мне хотелось, чтобы вся эта невесть откуда взявшаяся сексуальная напряженность исчезла». Но в письме домашним, оставленном на обеденном столе, все это выглядело как признания «трансгендера».

На беду Хлои родители восприняли ее домыслы серьезно и решили обратиться за медицинской помощью. «Но это оказалось ошибкой, — подчеркнула она. — Это сразу же поставило всю нашу семью на путь идеологически мотивированного обмана и принуждения. Специалист общего профиля, к которому меня привели, сразу заявил моим родителям, что мне надо немедленно начать принимать лекарства, блокирующие половое созревание».

«Мертвая дочь или сын-трансгендер»

Родителям девушки, по ее словам, был предложен «простой вопрос». Дескать, что для вас лучше: мертвая дочь или живой сын-трансгендер? «Поставленные перед таким выбором, родители забыли об осторожности, и задним числом я не могу их винить, — сказала Хлоя. — С этого момента мы все стали жертвами так называемой гендерно-утверждающей терапии (gender-affirming care). Меня сразу посадили на блокаторы пубертата, а затем на тестостерон (мужской половой гормон. – Прим. ТАСС). Из-за климактерических приливов заниматься в школе стало невозможно. У меня и по сей день болят суставы и странно хрустит в спине. Но тогда на блокаторах было еще гораздо хуже».

«Через месяц, когда мне исполнилось 13, мне сделали первую инъекцию тестостерона, — продолжала юная американка. — Это навсегда изменило мое тело. Голос у меня теперь всегда будет ниже, подбородок — резче очерчен, нос — длиннее, структура костей — мужеподобная, кадык — более выраженный, способность к деторождению — неизвестна».

«Порой я смотрюсь в зеркало и чувствую себя монстром, — призналась девушка. — В 15 лет мне удалили обе груди. Их проверяли на рак, но никакого рака, конечно, не было. Я была совершенно здорова. И со все еще формирующимся телом моим, и с грудью все было в порядке — за исключением того, что как мнительная девочка-подросток я их стеснялась».

«Основополагающая реальность»

Теперь удаленной плоти Хлои нет физически; ее отправили в топку. «До возраста легального получения водительских прав я лишилась огромной части своей будущей женской природы, — констатировала она. — Я никогда не смогу кормить грудью ребенка. Мне порой трудно смотреться в зеркало. У меня огромные шрамы на груди», переделанной под «мужскую».

Психологическое состояние тоже не улучшилось. «После операции отметки в школе покатились вниз, — сказала вчерашняя старшеклассница. — Подспудных моих психологических проблем все, что со мной произошло, не решило. Врачи со своими гендерными теориями уверяли, что как только я хирургически трансформируюсь в нечто отдаленно напоминающее мальчика, проблемы мои исчезнут. Но их теории оказались неверными. Лекарства и операции изменили мое тело, но не изменили — и не могли изменить — той основополагающей реальности, что я принадлежала и всегда буду принадлежать, — к женскому полу».

«Когда специалисты предлагали родителям на выбор мертвую дочь или живого сына-трансгендера, у меня не было суицидальных наклонностей; я была счастливым ребенком, пусть и с заморочками, — сказала Хлоя. — Однако в 16, после операции, у меня и впрямь появилась мысль покончить с собой. Теперь мне лучше, но родители чуть не получили ту самую мертвую дочь, которую прочили им врачи. Доктора чуть не создали тот самый кошмар, которого, по их словам, пытались избежать».

Признаюсь, даже просто переводить все это морально тяжело. У меня самого есть и сын, и дочь, и внучка. Но знать историю Хлои, на мой взгляд, необходимо: это урок для всех нас.

«Хватит приносить детей в жертву!»

Сама она главные выводы из пережитого, которые «надо донести до американских подростков и их семей», формулирует так: «Мне не нужно было вранье, нужны были сострадание и любовь. Нужна была терапия, которая помогла бы мне разобраться в себе, а не утверждала бы меня в иллюзии, будто превращение в мальчика решит все мои проблемы».

«Нам надо перестать твердить 12-летним детям, будто с ними от рождения что-то не так, будто они правы, отвергая собственное тело и неловко чувствуя себя в коже, с которой родились, — добавила Хлоя. — Надо перестать говорить детям, будто половое созревание — дело собственного выбора, будто можно выбирать тот или иной пубертат, как выбирают одежду или любимую музыку».

«Пубертат — это взросление, а не болезнь, течение которой надо смягчать, — подчеркнула участница слушаний в Конгрессе США. — Сегодня мне надо бы дома с родными отмечать свое 19-летие. Вместо этого я обращаюсь к народным избранникам с отчаянным призывом: усвойте уроки этого и других медицинских скандалов вроде кризиса с опиоидами! Поймите, что врачи — тоже люди и порой заблуждаются».

«Мое детство было загублено, как и у тысяч несостоявшихся трансгендеров (de-transitioners), с которыми мы знакомы по нашим сетям, — заявила американка. — Этому надо положить конец. Вы одни можете это сделать. Хватит приносить детей в жертву этой варварской псевдонауке! Ну пожалуйста, пусть я стану вашим последним предупреждением! Спасибо!»

Что тут скажешь. По-моему, это напоминает своего рода политическую молитву. Дай Бог, чтобы этот крик юной души был услышан.

«Мы идем за вашими детьми!»

А я заодно поделюсь парой воспоминаний, что называется, в тему. В 2013 году знакомый русский ученый в США Сергей Гаврилец рассказал мне о новом проекте со своим участием, призванном уточнить биологическую природу гомосексуальности. Проблема ставилась так: если эта особенность эволюционно выгодна, почему она не распространяется шире, если невыгодна — почему не сходит на нет? Эмпирические данные свидетельствуют о том, что доля населения, испытывающего сексуальное влечение к собственному полу, относительно стабильна.

Рабочая гипотеза, предложенная американским исследователем Уильямом Райсом, сводилась к тому, что причина кроется не в генах как таковых (это ранее многажды проверялось и подтверждения не нашло), а в их экспрессивности. Это можно сравнить с клавишами у рояля: набор их одинаков, но звучание зависит от того, шарахают ли по ним кулаком или ласково пробегаются кончиками пальцев. А экспрессивность может определяться наличием эпигенетических «меток», унаследованных от родителей, в том числе и противоположного пола. Гаврилец подвел под эту теорию математический аппарат (он вообще исходно математик, хоть и занимается в своем Теннессийском университете вопросами эволюционной биологии); расчеты показали, что гипотеза не противоречит реальности и может ее объяснять.

Понятно, что дальше нужно еще тысячу раз все уточнять и перепроверять, но я на всякий случай сразу попросил первое интервью после того, как за работу будет присуждена Нобелевская премия. Однако собеседник в ответ только хмыкнул: мол, какая премия? Не убили бы сгоряча сами же активисты LGBTQ — и на том спасибо. И пояснил, что меньшинства чрезвычайно болезненно относятся к теориям, противопоставляющим их некой предполагаемой норме, и встречают в штыки любые исследования на подобные темы.

Признаться, тогда мне эти опасения показались шутливой отговоркой. Но теперь уже не до шуток: современные «гей-парады гордости» приобретают формы, от которых и впрямь берет оторопь. Не далее как в конце июня участники одного из таких маршей в Нью-Йорке скандировали: «Мы идем за вашими детьми!» Организаторы парада говорят, что это у них такой черный юмор. Поневоле поежишься вслед за Гаврильцом или как минимум вспомнишь Оруэлла с его антиутопией.

Зачем нужны «традиционные ценности»

Сначала люди, чувствовавшие себя изгоями, хотели быть на равных со всеми, теперь пытаются равнять других под себя. Как в «Интернационале»: «Кто был ничем, тот станет всем»…

Другое дело, что в американской истории есть и свои прецеденты. И «сексуальная революция» за океаном уже была: в 1960-х годах, когда там «зажигало» поколение послевоенного бума рождаемости. Но в ответ поднялась волна религиозности и консерватизма, вынесшая на вершину власти президента-республиканца Рональда Рейгана.

Лично меня это ничуть не удивляет. «Традиционные ценности» потому так и называются, что испокон веков служат основой не только общественного благополучия, но и личного счастья, прежде всего семейного. Буквально только что новый опрос Чикагского университета подтвердил, что счастливы чаще бывают люди, состоящие в браке и имеющие детей; статистически это самый надежный показатель (predictor) для «прогнозирования» счастья.

Между тем, по данным социологической службы Pew Research, в США все больше одиноких. Опрос ко дню св. Валентина в феврале нынешнего года показал, что около трети всех совершеннолетних американцев не находятся в браке или романтических отношениях, не живут с постоянным партнером. Среди молодых людей в возрасте от 18 до 29 лет таких почти половина, среди молодых мужчин — шестеро из десяти (63%)! В июне та же служба уточнила на базе данных Бюро переписи США, что по состоянию на 2021 год рекордно высокая доля 40-летних американцев — целых 25%, то есть каждый четвертый, никогда не были женаты или замужем.

И еще лыко в ту же строку: американцы меньше хотят иметь детей. Среди тех, у кого их нет в возрасте от 18 до 49 лет, 44% говорят, что, скорее всего, и не будет. Три четверти тех, у кого дети есть, новых заводить не собираются. Организаторы опроса указывают, что настроения в пользу бездетности растут, при том что в период «медицинского и экономического кризисов», сопровождавших пандемию COVID-19, рождаемость в США и без того снизилась.