12.10.2021

Ксении Собчак трудно добиться от общества сочувствия, потому что добровольно усвоенная ею роль «шутихи», существа злобного, но острого, не предполагает ничего подобного.

В катастрофе на трассе «Сочи-Адлер», когда при выезде на встречку «Майбаха», везшего К. А. Собчак, погибли две женщины, формальной вины телеведущей нет. Она не была за рулем.

И даже косвенную вину доказать довольно трудно. Возможно, К. А. Собчак в манере Глеба Жеглова подбадривала шофера: «Гони, старик, гони!», но где свидетельства тому? Когда в 2010 г. под Смоленском разбился польский борт №1, черный ящик сохранил речи командующего польскими ВВС Бласика, обращенные к командиру воздушного судна. В данном случае таких записей нет.

То есть предъявить нечего, но публику это не смущает, и разные эпитеты про «Кровавую барыню» звучат громко и хлестко. Барыня возмущена и винит в потоке клеветы «шайку комбинаторов из апэшечки, которые решили назначить меня на роль нового Ефремова».

Что не очень умно. Где АП РФ и где люди, не любящие Собчак и желающие вставить ей лыко в строку? Вряд ли большинство негодующих на барыню вообще знает, кто руководит структурой на Старой площади.

Дело скорее совсем не в АП, а в доходной социальной роли, которую избрала себе К. А. Собчак. Роль эта называется шутиха или шутовка (ж. р. от слова «шут»). Увеселение сильных мира сего (несильные в этой игре не участвуют) различными хлесткими шутками на грани фола или даже за гранью. Венчание в катафалке, представание в образе православного попа с бородой и в рясе etc. Все как они любят.

Шут, развлекающий владетельных особ и их двор, — традиция весьма давняя. Шутки грубоваты, но не без хлесткости и даже не без специфического остроумия. См. неаполитанца Педрилло, увеселявшего Анну Иоанновну и составившего себе немалое богатство. Или Трибуле — шута при Франциске I, сделавшегося героем драмы Гюго «Король забавляется». Впоследствии переделанного в Риголетто, увеселявшего герцога Мантуанского.

Вельможи ценят такой юмор — какой же двор без шута? — и даже неплохо его оплачивают, но, конечно, социальная дистанция остается, ея же не перейдеши. Вельможа есть вельможа, шут есть шут, и если у шута возникли какие-то проблемы, то пускай сам их решает. Решать их за него — не королевское это дело.

В опере «Риголетто» мы наблюдаем именно эту коллизию. Шут может быть чрезвычайно остроумен. Он и в катафалке ездит, и в «Майбахе». Но когда над ним самим решили подшутить, герцога это не касается.

Конечно, сравнение условно. Шут Риголетто и шутиха Риголетта — тут совсем разные сюжеты. Но общее в них, что Риголетта также оказывается наедине со своими проблемами. И когда она с пафосом обличает комбинаторов из апэшечки: «Куртизаны, исчадье порока!», эффект примерно тот же, что и в аналогичных обличениях оперного шута-горбуна.

Беда здесь в непонимании того, что шутовское звание может быть весьма доходным. Но оно исключает пафос и морализаторство. В устах шута они не звучат.

С другой стороны, неясно, к чему вообще весь этот шум. Положение К. А. Собчак не ухудшилось. Государственная репрессия ей не грозит, корпоративы, ютьюбы, реклама новых работ К. Ю. Богомолова, интервью с маньяками и прочими замечательными людьми — все это остается при ней. Охотников до такой продукции всегда будет хватать, а сеять разумное, доброе, вечное — кто же от нее это ждет.

Шут Педрилло смотрел на вещи проще — и что же ей мешает?