06.09.2021

Материал опубликован в № 6 печатной версии газеты «Культура» от 24 июня 2021 года в рамках темы номера «Почему для культуры наступили «темные времена»?».

Кризис — это постоянное состояние культуры. Несмотря на то, что сама она всегда «ищет» стабильности и на нее ориентирована, вместе с тем она не может обойтись и без подобных периодов турбулентности.

В сущности, культура не в кризисе — это культура ненормальная, неживая. Потому что любой кризис — это всегда плодотворный период, когда в культуре начинается пусть и мучительный, но поиск новых путей развития, новых стилей, новых канонов, если угодно.

В этом смысле наше сегодняшнее состояние, на мой взгляд, очень плодотворное, хотя оно и переживается многими болезненно. Что тоже совершенно нормально. В конце концов, любые кризисы порождают колоссальный смысловой диссонанс в обществе, когда люди перестают понимать друг друга даже на уровне самых простых, рутинных вещей.

Скажем, понятно, что мне как 75-летнему кинокритику трудно найти общий язык с нынешним 13-летним посетителем кинотеатра или что человек, который в своем творчестве стремится к наибольшему охвату аудитории, вряд ли поймет того, кто, не оглядываясь на массовые вкусы, постоянно стремится к предельному совершенству, к абсолютному единоначалию шедевра.

Тем не менее, как любое большое явление в культуре, нынешний кризис имеет, на мой взгляд, две плоскости, или два масштаба. Один кажется более тривиальным и связан с очередным изменением приоритетов — ценностных и содержательных. Этот процесс мы наблюдаем сегодня довольно часто — он явно ускорился за последние десятилетия. И, конечно, он по-своему трансформирует культуру на микроуровне.

В этом отношении мой любимый пример подобной трансформации приоритетов — чуть ли не мгновенное переосмысление места и роли Ленина и его соратников в нашей культуре. Если еще в конце 1980-х годов они были героями, которые, как считалось, боролись за счастливое будущее человечества, а, к примеру, царская семья воспринималась как сборище злодеев, то уже через несколько лет эта оппозиция пережила радикальную перемену.

То же самое можно сказать, например, о статусе цензуры. Если в 1990-е годы любой цензуре была объявлена война, несмотря на то, что без цензуры человечество существовать не может — оно всегда нуждается в подобных ограничителях или границах, — то позднее статус цензуры круто изменился. Так что сегодня мы все явственнее наблюдаем нарастание самых разных цензурных процессов, причем далеко не только в России.

Но есть и другая перспектива, на мой взгляд, более значимая, которая вскрывает глубинную логику современного кризиса. В сущности, эта перспектива связана с окончанием эпохи Просвещения, которая продлилась несколько столетий и внутри которой воспитывался я.

То была культура знания, культура чтения, культура, для которой однозначным злом было невежество. Однако на смену этой эпохе уже в XX веке пришло то, что я называю «эпохой развлечения», когда и сама культура оказалась ориентирована не на познание, а на развлечение.

Помню, еще в 1984 году я впервые написал статью «Развлечения и развлекаловка», которая как раз была посвящена преломлению этой эпохи в пространстве кино. И тогда я, быть может, первым выступил в защиту развлечения, потому что развлечения, писал я, — это тоже по-своему хорошо, потому что они дают человеку положительные эмоции, действуют на него терапевтически, что особенно важно, когда повседневная жизнь становится все более сложной, а затраты интеллектуальной энергии — все более ощутимыми. Сейчас же мне и в голову не придет написать подобную статью, потому что дух развлечения пронизывает теперь все.

Пожалуй, ярче всего наступление «культуры развлечения» стало заметно после знаменитых демонстраций 1968 года, когда капитализм перестал быть чем-то скучным и буржуазным, а приобрел развлекательный и притягательный антураж. По сути, после 1968 года молодость и мода стали чем-то идентичным, закрепив вместе с тем за капитализмом и его новый, более притягательный лик.

При этом нельзя не сказать, что приход «культуры развлечения» в первую очередь был связан с тем, что восторжествовало так называемое «торговое общество». Стало ясно, что экономический интерес является самой сильной движущей силой, в том числе и в интеллектуальном развитии человека. Так, «интеллигенты» превратились в «интеллектуалов». А «интеллектуалы» стали продавать свою интеллектуальную деятельность за деньги, обслуживая господствующий класс уже без прежнего комплекса неполноценности.

При этом стоит подчеркнуть, что культуре развлечений свойственны, как минимум, две очень важные особенности, которые многими сегодня переживаются болезненно. Они позволят точнее высветить грани того кризиса, или трансформации, с которыми мы сегодня столкнулись.

Во-первых, наступление «культуры развлечения» привело к отступлению от рациональной культуры и переходу к «культуре переживания». Ведь «культура развлечений» в первую очередь основана на чувствах, на постоянной компенсации эмоционального дефицита.

Не в последнюю очередь столь мощной реабилитации чувств способствовала аудиовизуальная коммуникация, получившая мощное технологическое развитие за последние десятилетия. Ясно, что подобная коммуникация априори более эмоциональна, чем, скажем, письменный язык, ориентированный на степенную рациональную рефлексию.

Во-вторых, существенный сдвиг наметился и в образовательных практиках. Обучение, как известно, — это культ разума, а развлечение — это культ чувств. Конечно, вместе с приходом «эпохи развлечения» идеалы просвещения никуда не исчезли, но они стали составной частью развлечения. То есть произошла важная ценностная перестановка.

Раньше развлечение было составной частью просвещения, но теперь, если процесс обучения не встроен в оболочку развлечения, едва ли человек найдет в себе силы чему-то научиться. При этом современному человеку важно получать удовольствие как от процесса познания, так и от процесса использования полученных им знаний.

Конечно, за такой переориентацией методик образования стоит крушение просветительских иллюзий. Считалось, что именно знание является фундаментальной ценностью человеческой жизни, и потому оно само по себе является тем, к чему человек будет стремиться, невзирая ни на что. А теперь оказалось, что самого знания недостаточно, что важна среда, в которой это знание преподносится, приемы, с помощью которых оно транслируется, и так далее.

Однако, повторюсь, наступление эпохи развлечений не девальвировало ценность знания как такового. Оно лишь оказалось сдвинуто в область разнообразных досуговых практик.

Как же стоит относиться к этой эпохе и куда она может привести? Ответить на эти вопросы сегодня очень непросто. Можно, конечно, повториться, что культура никогда не бывает статичной, что она постоянно находится в движении. И в этом смысле «культура развлечений» с нами не навсегда. Но этого мало. Впрочем, и времени прошло не так много, чтобы давать сегодня хоть сколько-нибудь точные прогнозы в долгосрочной перспективе.

Рискну сказать только одно: для будущих поколений, скорее всего, чтение перестанет иметь такое же существенное значение для интеллектуального развития, какое оно имело для нашего поколения. Думаю, что куда большее значение для него будет иметь аудиовизуальный образ, который, очевидно, будет становиться все более точным, многомерным и «ощутимым» за счет развития технологической среды.