Раньше «пинком», от которого вдруг вырастали крылья, были культурные события «большого стиля». В театре, а позже в кино изображались воодушевленные и романтические герои в поисках добра, света и справедливости.

Искусство — и высокое, и массовое — всегда идет рука об руку с идеологическими потребностями. От этой истины никуда не деться. Она верна для любого государства, но для российского — особенно. История у нас — что советская, что постсоветская — как-то особенно трудно загоняется в параграфы учебников. Та же часть нашего народонаселения, которая склонна к потреблению прекрасного, проводит большую часть времени в рефлексиях. Нашим соотечественникам с тонкой кожей на путях отечественной истории то страшно, то больно, то душно — и очень мало когда комфортно. 

Кроме того, не все могут заедать ковидную реальность за окном чипсами да пивом под сомнительного качества телешоу. Граждане, ищущие смыслов, постоянно находятся под угрозой депрессии. В то же время стране для дальнейшего развития крайне необходим оптимизм и направленность населения в русло требуемых свершений. Таким рождающим крылья пинком с самых первых советских лет были культурные события «большого стиля»: в операх, балетах, спектаклях, на выставках, а позже в кино и телефильмах изображались воодушевленные и романтические герои, которые в поисках добра, света и справедливости действовали в крайне драматичных условиях. Добивавшиеся всего вопреки всему. Великолепное, высококлассное, а то и шедевральное музыкальное, актерское, режиссерское сопровождение было условием обязательным.

«Большой стиль» расцвел во времена сталинского подъема культуры и был востребован все оставшиеся советские годы. Благо, поводов для того, чтобы встряхнуть массы, всегда было предостаточно: от мобилизации на индустриализацию до заплесневелого застойного благодушия. Предвестником спайки высокого искусства и психологического регулирования на государственном уровне стало первое появление на сцене Большого театра… «Щелкунчика» в 1919 году. Казалось бы, самое неподходящее — да что там, попросту невозможное — время для постановки рождественской сказки в еще не до конца победившей стране большевиков. Разруха, голод (павшая лошадь — за счастье!), бандитизм — а на сцене объявленное враждебным праздником Рождество, действующие лица из «благородных», угощения и подарки в ярких упаковках, волшебство и прочие буржуазные штучки. Само искусство балета, в конце концов, находившееся едва ли не вне красного закона. 

Но нет — было решено, что именно такое искусство нужно в таких жестоких обстоятельствах. Сказка помогала быть, существовать и в итоге жить. В такой же ситуации оказались и жители осажденного Ленинграда, когда спасительным глотком оказались роскошные спектакли Театра музыкальной комедии, на два-три часа уводившие изможденных зрителей (и артистов) в волшебные теплые дали, подальше от ужасов блокады. 

Это все примеры крайних обстоятельств. Но схожие приемы служения муз государственной пользе вовсю применялись и в менее напряженные времена. Оправданный балет призывал трудящихся к верности идеалам феноменальным «Красным маком», появившимся в 1927 году и перевыпущенным в 1948 и 1957 годах. О правильном курсе говорил публике балет «Пламя Парижа» в 1932-м. Волшебная «Золушка» возвестила в 1945-м о долгожданном мире. Не стоит притягивать за уши, но все же нельзя не отметить крайнюю своевременность переиздания в Большом «Спартака» Юрием Григоровичем в 1968 году — спектакля, который не только в итоге прорвал на самых престижных площадках культурную блокаду СССР, установившуюся было после пражских событий, но и позволил немного перевести дух местной фрондирующей публике. 

Это только некоторые примеры. Если изучить репертуарную историю других ведущих советских театров, получится очень похожая картина. А оперы! Величественная «Псковитянка» в умопомрачительных декорациях Федора Федоровского утверждала идею сильной руки на сценах Большого и Кировского театров в постановках 1932, 1945 и 1952 годов. Победоносное шествие по советским сценам «Мазепы» в конце сороковых — начале пятидесятых — не подготовило ли оно на своей грядке почву, пусть невольно, для пышного празднования «вечного» воссоединения Украины с Россией? «Евгений Онегин» и «Пиковая дама», созданные Юрием Темиркановым, влили недостающий кислород в атмосферу начала восьмидесятых. И как один из последних всхлипов уходящего имперского искусства — «Иван Сусанин» Николая Кузнецова и Валерия Левенталя, выпущенный в Большом в 1989 году. 

Это только то, что касается музыкального театра. А какое влияние на умы и чувства оказали ленты «Летят журавли», «Вечный зов», «Цыган», «Место встречи изменить нельзя», «Долгая дорога в дюнах» и многие другие — при всей разности и непохожести это именно произведения «большого стиля». Только уже рассчитанные на гораздо более массовую аудиторию, чем жители крупных театральных городов. 

Сейчас же, на очередном переломе эпох (и, может быть, самом кардинальном — кто знает?), публика осталась один на один с театром психологическим, камерным по сути, авторским, субъективным, каким угодно. И крайне редко оптимистичным. Ничего не имею против нынешних деятелей и режиссеров, они творят, как видят и могут. Но очевидно, что публике недостаточно только сцен ночной жизни транссексуалов в лесу под Парижем на сцене Большого. Или прогуливающейся там же девы-культуристки в свежей постановке «Манон Леско». Публика ищет спектакли, которые становятся событием не только благодаря пикантным сценам и одеяниям исполнителей. Ищет — и не находит. Даже всегда актуальную военную тематику (вот уж чем нам точно можно гордиться!) современные мастера сводят к аляповым сказкам с модными фамилиями в титрах. Как это произошло в фильме «Т-34», где наш сбежавший танк превратился в волшебную Птицу Тройку, которая под управлениям трех богатырей рассекает по автобанам Третьего рейха, спасая заточенную в логове фашистского Кащея Василису Прекрасную. Получилась откровенная глупость. А потому снова и снова зритель обращается к архивным спектаклям и постановкам. Наверное, по этой причине громким хитом стала прошлогодняя выставка-ретроспектива Дейнеки и Самохвалова в петербургском «Манеже». Примеры можно множить. 

Мне возразят, что «большой стиль» это в какой-то степени цензура и что это неприемлемо. И что на Западе он не в чести, а превалируют совсем другие мировые тенденции. Но такие суждения лукавы. Ничто не помешало ВВС запустить суперпатриотический безразмерный сериал «Корона». Про американские ленты типа «Перл-Харбор» или «Операция «Арго» и говорить не стоит. А уж постановке «Пиковой дамы» в театре Лисеу в 2009 году позавидовал бы любой сталинский худсовет, прослезившийся от державности и сметы явленного действа.

Дайте же нам больше мастерства, больше героики, больше Искусства с большой буквы. Нам мало света — это же очевидно!