12.09.2019

У России не осталось чистого государственного долга, точнее, он стал «отрицательным». Нет, не в том смысле, что мы никому не должны. Просто на сей момент, если бы все наши кредиторы разом потребовали рассчитаться, мы смогли бы сделать это с помощью одних лишь госрезервов, не объявляя мобилизацию, девальвацию и прочие чрезвычайные акции.

Весть, несомненно, благая. Свидетельствует о достижении нашей страной того уровня надежности, которого не было с периода Крымской весны и знаменитых слов Барака Обамы в обращении к конгрессу: «Россия изолирована, а экономика ее разорвана в клочья». 44-й президент США уже давно пишет мемуары, а побежденная в его мечтах российская экономика тем временем способна за счет золотовалютных резервов закрыть не только государственный, но и негосударственный внешний долг, чем не может похвастать ни одна из развивающихся стран (а по сухим цифрам мы относимся именно к данной категории).

Первая мысль, приходящая в голову человеку, далекому от макроэкономики: так, может, лучше раздать долги, как минимум внешние, да и спать спокойно? Не лучше. Во-первых, зарубежные заимствования дешевы и выгодны, во‑вторых, присутствие на рынках займов и умение обслуживать внешний долг — ​признак финансовой солидности, положительный фактор для привлечения иностранных инвестиций. В новейшей истории был властитель, который ценой мощнейшего напряжения целой нации обнулил внешний долг. В итоге это не понравилось ни союзникам, ни противникам, ни собственному народу. Происходило подобное в Румынии, и Николае Чаушеску оказался единственным среди вождей соцлагеря, закончившим жизнь в расстрельном дворе…

Так что наличие долгов нормально для любого государства (включая богатейшие США и Китай), и вопрос состоит исключительно в их соотношении с ВВП и возможностью страны с ними работать. У нас с этим сегодня дела обстоят неплохо.

Нынешнее положение отражает результаты экономической политики последних лет, одним из важнейших принципов которой является «наполнение кубышки». «Северный поток», «Голубой поток», «Уренгой —Помары — ​Ужгород» и трубопроводы помельче бесперебойно качают углеводороды зарубежным потребителям, исправно пополняя наш Фонд национального благосостояния. К началу сентября его объем равнялся 123 млрд долларов США, а это — ​7,5 процента ВВП. Плюс валютные резервы Центробанка недавно достигли отметки в полтриллиона долларов. Если прибавить и резко выросшую за последние годы эффективность налоговой политики (от работы ФНС до введения новых налоговых режимов), то никакого удивления нынешний «отрицательный» госдолг не вызывает.

Существование гигантских резервов, впрочем, вызывает ожесточенные споры. Нынешним летом практически объединились две противоположности — ​символ западничества, председатель Счетной палаты РФ Алексей Кудрин, и советник президента Сергей Глазьев, считающийся главой русской экономической школы. Оба видят бессмысленным сохранение огромных средств без движения и предлагают их активно инвестировать в экономику.

Но правительство к подобным идеям относится с большой осторожностью: призрак катастрофы 1998 года и поныне бродит по темным закоулкам Белого дома, вызывая стремление сохранять запас надежности. Это оправдывает себя: мировой кризис 2008-го у нас почувствовали слабо. Да и посткрымскую санкционную атаку удалось отразить с относительно небольшими потерями: абсолютные доходы населения, безусловно, упали вместе с рублем, но ничего подобного хвастливым словам Обамы не произошло, и даже, наоборот, контрсанкции заставили производителей осваивать новые технологии и рынки, а также перезапустили отечественный агропром.

Теперь сверхплановые доходы стараются пускать в «социалку» и на реализацию Майских указов, инвестиции же в экономику не выкладывать из госкармана, а привлекать из-за рубежа. Министр экономразвития Максим Орешкин, правда, предложил инвестировать средства ФНБ, переваливающие за планку в 7 процентов ВВП (такая «подушка безопасности» установлена Бюджетным кодексом), но — ​в зарубежные инфраструктурные проекты, обеспечивающие развитие экспортных отраслей, создание российской производственной базы за границей, расширение присутствия наших компаний в различных регионах планеты.

Принцип максимального накопления и медленного расходования имеет как очевидные плюсы, так и некоторые минусы. Жесткая бюджетная политика препятствует быстрому экономическому росту, но власти готовы смириться со стагнацией и предпочитают «закладываться» на кризисные ситуации. В составленном Центробанком проекте «Основных направлений денежно-кредитной политики на 2020–2022 годы» допускается снижение цены на нефть до 25 долларов за баррель, усиление инфляции и падение ВВП (а значит, и уровня потребления) на 1,5–2 процента. Правда, в проекте содержится и оптимистичный вариант, но политика, очевидно, станет строиться, исходя из нижней планки.

Если оглянуться на век назад, то мы увидим нечто подобное нынешней стратегии: усиленное накопление госрезервов, жесткая налоговая система, поощрение развития стратегических отраслей, протекционизм в производстве и одновременно стремление привлечь западные инвестиции. Заменив в данной картине введение новых налогов и алкогольной госмонополии на пенсионную реформу, получим полное дежавю. Конечно, мы вспоминаем реформы Сергея Витте. Их результатом стало первенство России по темпам промышленного роста, введение «золотого рубля» и пришедший уже после отставки премьера «эталонный» 1913-й, с которым многие десятилетия сравнивали экономические успехи в СССР.

Реформы Витте, впрочем, имели существенный недостаток — ​малый учет социального компонента, приведший в итоге к революциям. Экономисты современные стараются данный фактор учитывать, поэтому развиваться мы будем медленно и осторожно, с оглядкой на собственную историю и все возможные риски.

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции