Без ума от граффити

Павел СУРКОВ, культуролог

18.04.2019

14 апреля перед матчем «Динамо» и «Краснодара» на арбатской «стене Цоя» появилось огромное граффити со строчкой: «Перемен требуют наши сердца», где буква «д» была стилизована под символику столичного клуба. Надпись перекрыла основную часть рисунков, превратившись в большой баннер. У меня, как у болельщика «бело-голубых», данное происшествие вызывает двоякие чувства: с одной стороны, я понимаю ожидания фанатов, а с другой — ​оригинальные граффити уже не вернешь.

Впрочем, «стену Цоя» и ранее неоднократно пытались закрасить и даже снести — ​но она выстаивала. Она и по сей день московская достопримечательность. И у нее уже имеются «сестры» — ​в Туле, Минске, Киеве и других городах тоже есть аналогичные рукотворные памятники. И каждый демонстрирует старое, как мир, желание хомо сапиенс «расписаться в вечности»: запечатлеть себя в важном месте, застолбить место в истории человеческой цивилизации.

Чем были рисунки первобытных людей в пещерах, как не первыми такими граффити? В античности же подобные художества стали приобретать практическое значение. Вот, например, церковь Санта-Мария-ин-Трастевере в Вечном городе. Перед входом, прямо в колоннаде, размещен удивительный музей древнеримских граффити. Неизвестный поэт выцарапал на камне едкий стишок о сопернике, кто-то с помощью рисунка рассказал о своей жизни. Некоторые граффити сравнимы даже с летописными источниками — ​скажем, тексты на стенах Софии Киевской поведали исследователям о походах древнерусских князей, о судьбоносных событиях (лучше всего сохранилось упоминание о кончине Ярослава Мудрого). Можно составить интересную этнографическую картину о том, чем жили наши предки, об их волнениях и порывах.

Иногда граффити становится предтечей шедевра: Виктор Гюго бродил под сводами Собора Парижской Богоматери — ​и заметил выведенное по-гречески слово, означающее «фатум», «рок», «судьба». Писатель вдохновился и начал задумываться о том, при каких обстоятельствах могла возникнуть надпись, кто мог быть ее автором. В итоге появился один из самых знаменитых французских романов о горбуне Квазимодо и прекрасной Эсмеральде. Всего из одной нацарапанной надписи!..

Сегодня граффити по праву считаются частью современного арт-пространства. Не случайно при проектировке городских ландшафтов художников, рисующих в этом стиле, приглашают для оформления зданий. Так, в Москве недалеко от Большого театра раскинулся сквер Майи Плисецкой, а на стене стоящего рядом дома красуется граффити, созданное бразильцем Эдуардо Коброй, на нем — ​балерина в образе Одетты из «Лебединого озера». И вот — ​настенный рисунок уже не просто изображение, а целая часть городской культуры, маленькое, но важное украшение Москвы.

Даже Google делает виртуальный путеводитель по лучшим мировым граффити, где особое место, конечно, занимают творения неуловимого Бэнкси. Безликий британский художник нет-нет да и порадует публику новой картинкой, каждая из которых остросоциальна и сверхактуальна. Искусство, выдвинувшееся на улицу, не ограниченное рамками, где созерцающий — ​не специально ищущий арт-пространство человек, а любой прохожий, оказавшийся рядом с рисунком. Человечество — ​твой зритель, мир — ​твой музей. Что может быть лучше?

Но, как и в любом искусстве, где есть и актуальность, и историческая подоплека, и вызов — ​на каждого творца приходится с десяток дураков. Ведь надпись «здесь был Вася» — ​тоже граффити (по крайней мере, по формальному признаку) и тоже часть культуры (в академическом смысле, как социальный феномен), но к искусству не имеет ни малейшего отношения. Хотя и может многое сказать о людях как таковых.

В знаменитой французской пещере Руффиньяк сохранились одни из самых древних наскальных рисунков: звери выглядят словно живые. Данное место называют «пещерой тысячи мамонтов» — ​настолько в ней много древних граффити. Но особняком стоит большое изображение шерстистого носорога: на мохнатом гиганте несколько десятков лет назад кто-то размашисто расписался. Охрана пещеры вандала не поймала — ​тысячи лет зверь оставался в неприкосновенности, пока некий турист не добавил к нему свой автограф. И это стремление к геростратовой славе — ​вполне сродни тому, когда закрашивается «стена Цоя».

Однако зачастую граффити напрямую связаны с уличной преступностью. Недаром Рудольф Джулиани, избравшись мэром Нью-Йорка, развернул активную борьбу с криминалом в Большом Яблоке с уничтожения настенных рисунков. Он взял на вооружение тактику босса метро Дэвида Ганна, в середине 80-х годов объявившего войну граффити. И после этого кривая преступности резко пошла вниз. Ведь граффити — ​это иногда не только вандализм, но и метка уголовников; так банды рекламируют себя. И в то же время — ​одно из проявлений асоциального поведения, его первая ступень, встав на которую иные пойдут и дальше. Выходит, что пресечь вульгарное граффити на стене, означает порой то же самое, что и вовремя одернуть потенциального преступника.

Где в таких случаях место для искусства? Увы, его нет — ​остался исключительно социальный, а то и хулиганский жест, не имеющий к культуре ни малейшего отношения. Отличить одно от другого поможет закон — ​и юридический, и моральный, а еще эстетический вкус. В любом случае стоит помнить: рисунок мастера, сделанный в любой манере, уж точно живет дольше, чем всякие «Киса и Ося были тут». Пусть даже и надпись ту делали из вполне благородных побуждений — ​«забить Мике баки». Так культура — ​подчас в прямом смысле — ​заштриховывается субкультурой, куда более зловредной и низкопробной.


Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции