12.09.2018

Самый громкий скандал последних дней вызвал к жизни показ мод, концерт и фуршет, состоявшийся в Российской государственной библиотеке. В мероприятии приняли участие несколько сотен известных российских писателей, артистов, музыкантов, медийных персон. «Едва ли не вся светская Москва отправилась в знаменитую государственную библиотеку, но не за книгами, а на показ осенне-зимней коллекции…» — ​написал об этом Vogue. После дефиле гостей пригласили в знаменитый читальный зал с зелеными лампами — ​угостили шампанским и крабами и устроили концерт. Наибольший резонанс пришелся на долю актрисы Ингеборги Дапкунайте. Она — ​для хорошего кадра — ​забралась на полированный стол. Разумеется, не счесть было тех, кто посчитал это оскорблением «храма книги». Нашлись у подобной точки зрения и противники.

Баталии по мотивам дефиле в легендарной «Ленинке» связаны в первую очередь не с культурой, а с социальной сферой. Но говорить об этом не принято, комментаторы сразу берут на щит «духовность» и «статус библиотеки»: мол, против лома нет приема. Разумеется, раздражает людей сам глянец как таковой, модель поведения «тучных лет», «нефтяных нулевых» с их стилистической несообразностью.

Но на дворе другие времена, эпоха диктует скромность, пусть и ложную. Граждане в массе своей не богатеют: если не беднеют, то держатся на плаву, не позволяя себе лишнего. На этом фоне обычный модный показ не вызывает никаких эмоций. Он нужен тусовке, отгороженной от людей дресс-кодом и фейс-контролем. Но поход агентов высшего социального слоя в библиотеку воспринимается как посягательство на честную бедность. Отсюда — ​такое явное раздражение: наши миры уже разделены непроходимыми барьерами, и мы все знаем правила игры, не нужно их нарушать. Когда публика обсуждает развод какой-нибудь модели или певицы, к герою светской хроники можно проявить снисхождение — ​как к проигравшему и пострадавшему. Дапкунайте выглядит слишком победительно. Так нельзя. Поэтому к возмущенным голосам стоит прислушаться. Речь идет о социальных проблемах, от них опасно просто так отмахиваться.

Но если вернуться к собственно библиотеке, можно заметить, что культура снова приносится к жертву сиюминутному, из нее делают застывший «храм» — ​в классическом, ветхозаветном понимании этого слова. Буква оказывается важнее духа, правила важнее человека, порядок значимее жизни.

Устроители модного показа, как следует из их не слишком умелых и пространных комментариев, стараются придать библиотеке новый общественный статус, вынести культуру за пределы особо охраняемой зоны, чтобы она была доступна как можно большему числу сограждан, давно забывших о том, что такое книга. Их противники выступают с позиции «сами мы не ходим, да и вам не дадим». При здравом размышлении вторая точка зрения выглядит очевидно слабее.

Провокация, нарушение границ, вызов — ​старый и хорошо опробованный прием, в свое время считали кощунственным и эпатаж Владимира Маяковского, и ранние произведения Максима Горького, и картины Казимира Малевича. Как вообще может «Черный квадрат» висеть в одной из главных галерей страны, ведь есть великая традиция русской реалистической живописи, есть признанные мастера и очевидные гении? Может. Спокойно висит, никто не умер, культура не пострадала, а, наоборот, приобрела. Над «Черным квадратом» до сих пор принято издеваться — ​мол, это живопись, что ли? Конечно. Такая же, как полотна Репина или Саврасова.

Современное искусство ругают за то, что оно часто провокация и эпатаж. Но человеку, изуродованному массовой культурой, иначе не рассказать ни о чем. Как выдернуть обывателя из равномерного, сериального течения его жизни? Только нарушив границы, покусившись на святое, встав ногами на стол. Что поделать, если иные методы исчерпаны. Впрочем, о том же рассуждал чуть менее ста лет назад философ Хосе Ортега-и-Гассет в своей работе «Восстание масс», так что проблема не нова, а новых приемов не придумали.

Библиотека — ​сакральное пространство? Является ли священным сетевой книжный сток, который по объему наименований превышает многие из обычных библиотек, а по количеству запросов — ​и подавно? К какой именно религии относится этот предмет культа? Является ли библиотекарь аналогом священника? И нет ли тут ереси, в самом деле?

Рассуждение о святости, которые у нас так любят вставлять по делу и не по делу, — ​такой же постмодернизм, как и светское мероприятие. И потому всерьез рассматривать их как аргумент нельзя.

Но социальное измерение проблемы никуда не исчезает, и оно влияет на духовную сферу прямо. То, что произошло в «Ленинке», воспринимается как забава для богатеев, у которых нет ни стыда, ни совести, и консервация культуры будет происходить именно потому, что высокомерная тусовка, старающаяся сделать библиотеки ближе к народу, этого понять не в силах.

Настоящим вызовом, эпатажем и эталонной провокацией было бы пригласить на мероприятие Юлию Чичерину, которая — ​прямо там, в «храме книги» — ​спела бы о Донбассе. Но на такое смелости, конечно, не хватает — ​наша культурная среда на самом деле трусовата, с «чужими» диалога не ведет. И беда — ​именно в этом, а не в том, что Дапкунайте стоит на столе. Пожалуй, если бы они — ​Чичерина и Дапкунайте — ​как представители одной среды, но разных ее идеологических полюсов — ​забрались на этот злосчастный стол вместе, никто бы не бросил в них камень.