20.07.2019

Единственный в нашей стране памятник Хемингуэю находится в городе Сасово Рязанской области. Выполнен из бетона и покрашен белой краской. Бородатый человек сидит на земле и смотрит на дорогу: мимо проносятся авто из Шацка на Касимов. Где-то на рубеже 70-х писателя, прожившего много лет на вилле «Финка Вихия» под Гаваной, изваяли кубинские курсанты Сасовского летного училища.

О да, Хемингуэй вдохновил не только кубинских летчиков, но и несколько поколений отечественных литераторов, увидевших в прозе этого обаятельного раздолбая то, что ранее отыскал он сам в русской литературе. Удивительным образом Хэм через свои романы транслировал американскому и европейскому читателю страсть, жертвенность и одержимость великим, найденные у Тургенева, Достоевского, Чехова, Толстого. Это был заново открытый им мир: «… чудесный мир, который дарили (…) русские писатели. Сначала русские, а потом и все остальные. Но долгое время только русские». И мы приняли двойной перевод своего посконного — ​на английский и обратно. Но в нем нашлось то, чего остро не хватало — ​свободы, а не только желания освободиться.

Образ Папы Хэма в истории литературы собирают из одних и тех же деталек: бокс, Первая мировая, репортерство, охота, Испания, «потерянное поколение», ну и еще Куба, рыбалка, жены, выпивка, сигары, паранойя и, наконец, самоубийство. Хемингуэй получается похожим на фигурки конструктора, в который играют мои дочери. Но за подобной абстракцией — ​страсть, воля, ошеломительный по силе литературный талант, пришедшийся впору такому же огромному трагическому началу писательской личности.

Когда говорят «это мужская проза», не имеют в виду «прозу для мужчин». Ни в коем случае. Все, кроме «Старика и море», написано Хемингуэем, чтобы понравилось женщинам. Почему же его романы до сих пор волнуют кипящих гормонами молодых людей? Мужское самосознание питается героической романтикой, желанием служить высоким идеалам. Поверять себя нынешнего с собой же юношей — ​обычная практика. И столь же понятны периоды, когда над былыми идеалами человек хохочет, потом посмеивается, после улыбается и, наконец, рыдает, видя собственную загубленную в ничтожной суете жизнь.

Уже ранние романы Хемингуэя — ​«Фиеста», а тем более «Прощай оружие!» — ​убеждают, что юношество без мечты недостойно грядущей старости, коль человеку суждено до нее дожить, не сгинув в боях, походах и гульбе. И тут важно, какая именно идея охватит молодого человека. Будет то романтика поиска или романтика уголовная, романтика подвига или романтика любви. Казалось бы, человек уже готов, в нем проросли семена добра и зла, и он собирается выходить в мир. Но зачем? Неужели, чтобы пить смузи и стричь бороду в барбер-шопах?

Романы Хэма отвечали на вопрос «зачем жить?» нескольким поколениям молодых людей по всему миру. Некоторых товарищей моего детства они отвели от блатной романтики, да и потом помогали становиться личностями. Впрочем, всё до той поры, пока и шпана, и «правильные» не задохнулись, наглотавшись концентрированного перестроечного обмана, словно французы в газовой атаке под Ипром.

Эрнест Миллер Хемингуэй родился 21 июля 1899-го в респектабельной американской семье: отец — ​врач, мать — ​оперная певица. Однако будущий нобелевский лауреат уже в юные годы не был согласен с ролью, уготованной происхождением: «К черту приличия! Он жаждет славы!» Став полицейским репортером, залезал в самые клоаки, видел дно человеческой плоти и духа. А когда в 1917-м по состоянию здоровья ему дали от ворот поворот в призывном пункте, попал на Великую войну добровольцем Красного креста как шофер санитарной машины.

«Отправляясь на войну мальчиком, ты полон великой иллюзии бессмертия. Другие могут быть убиты, только не ты. Потом, после первого ранения, ты теряешь эту иллюзию, и понимаешь, что такое может произойти и с тобой», — ​комментировал Хемингуэй свой военный опыт для издания Men at War. Что, кроме конечности собственного бытия, осознал он в итальянском госпитале, где лежал с ранениями обеих ног? Возможно, то, что потом, вдохновленный «Севастопольскими рассказами» Толстого, писатель спрятал нитью в пряжу уже своей военной прозы.

Читая его романы один за одним, с досадой и одновременно с восторгом понимаешь, что герои Хемингуэя не могут не погибнуть, не могут не проиграть и, зная это, тем не менее остаются верными себе. Критики пеняли писателю за эстетику поражения, видя лишь жертву, но не видя во имя чего она совершалась. Чертова русская душа! В конце концов, разве великий роман «По ком звонит колокол» не о том, как прожить ярчайшую жизнь за четыре дня? Сам автор осознавал себя сильно мельче персонажей собственных книг, но тянулся вслед за ними, тщился быть похожим, достойным своих же строк, геройствовал, совершал сумасбродства, был непослушен и потому неудобен. Вероятно, не будь этого вечного бунта против фальшивого комфорта буржуазной жизни, Хемингуэя не посчитали бы в СССР прогрессивным писателем и не издали бы миллионным тиражом, чтобы переиздавать вновь и вновь.

В 1954 году он получил Нобелевскую премию. Тогда она еще не стала оружием политической интервенции для огромных корпораций. В речи, которую на церемонии вручения прочел за хворающего автора посол США в Швеции, Хемингуэй писал: «Жизнь писателя — ​всегда одинокая жизнь… Избавляясь от одиночества, он вырастает как общественная фигура, и нередко это идет во вред его творчеству… Для настоящего писателя каждая книга должна быть новым началом, новой попыткой достигнуть недостижимого. Он всегда стремится сделать то, чего до него никто не делал или что другие пытались сделать и не сумели. И на этом пути, если ему повезет, он иногда добивается удачи». Пожалуй, любой настоящий прозаик подпишется под этими словами.

Злые языки поговаривали, что Хэм симулировал болезнь, лишь бы не надевать фрак и не кланяться королевской чете. Допускаю, что так и было. И от этого Папа Хэм мне еще более симпатичен.

Хемингуэй в Сасово за пятьдесят лет врос в землю. Ныне он сидит, словно в воде, в маленьком бассейне из тротуарной плитки. Огромный и нелепый этому миру человек. Американский писатель с русской душой. Проезжают дальнобойщики — ​гудок Эрнесту, приходят туристы — ​селфи с Эрнестом, в интернете же — ​лайк Эрнесту. Он смеется.

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции