18.10.2019
Путь в кино для Баталова, слово «карьера» в его случае представляется абсолютно неуместным, начался с крошечного эпизода, исполнителя которого в титрах не упомянули. 75 лет тому назад на экраны вышел фильм Лео Арнштама «Зоя», где дебютировал шестнадцатилетний юноша. Путь к каннской «Золотой пальмовой ветви» (ею был удостоен актерский ансамбль в картине «Большая семья»), а потом и к «Оскару», не был ни прямым, ни легким. Сегодня почти невозможно представить, что такого артиста могли не утверждать на роль, как это случилось, скажем, на пробах к «Даме с собачкой». Или что ленты с его участием подвергались резкой критике. Это относится не только к картине «Москва слезам не верит», в которой многие поначалу видели всего лишь простенькую мелодраму. Ставшие классикой нашего, а по большому счету и мирового кино, «Летят журавли» перед выходом в прокат отнюдь не вызывали пламенного восторга у «кинокритиков» из ЦК.
Баталов снялся в первой отечественной экранизации Булгакова — фильме «Бег» режиссеров Александра Алова и Владимира Наумова, которым пришлось преодолеть неимоверное количество административных и политических препон. К этой работе актер относился с особым чувством — после стольких «правильных» ролей ему важно было сыграть несоветского человека
— Он обладал, — рассказывает Владимир Наумов, — уникальным даром проникновения в самые потаенные глубины людских характеров. Именно поэтому выглядел одинаково убедительно в роли циркового акробата, чеховского интеллигента, парня из рабочей династии или английского профессора-историка. В каждом из своих персонажей искал и непременно находил высшую человеческую правду. Баталова любил и продолжает любить зритель, поскольку его герои в самых трудных жизненных ситуациях сохраняют достоинство и силу духа. Алексей и сам был удивительно цельной, сильной натурой. Часто приходится слышать, что он сыграл намного меньше, чем мог бы. Но размениваться по мелочам, приспосабливаться к временам и нравам не хотел. Он всю жизнь оставался самим собой.
— О Баталове могу говорить бесконечно, — признается режиссер и художник-мультипликатор Юрий Норштейн, автор «Ежика в тумане», входящего в список лучших анимационных лент всех времен и народов. — Под подушками у девушек, которых я любил в юности, лежала не моя фотография, а его. Алексей всегда восхищал меня своим профессионализмом, сверхответственным отношением к делу. Сегодня ничего подобного не встретишь. Но самое поразительное в нем — голос. Он звучал как некий удивительной гармонии музыкальный инструмент. В этом потоке можно было утонуть или, наоборот, взлететь на какую-то немыслимую высоту. Я мучительно искал голос, который мог бы рассказать историю Ежика и Медвежонка. Метания длились до тех пор, пока не вспомнил о Баталове. Вообще дружба с ним была счастьем. Таких светлых людей не часто посылают в наш мир.
«Девять дней одного года» до сих пор считаются эталонным воплощением «научной темы» в кинематографе. Не зря же многие выдающиеся ученые, причем не только физики, с особым теплом рассказывают, как этот фильм повлиял на их судьбу. Бетонные стены с паутиной силовых кабелей, загадочные приборы со стрелками, фантастический неуловимый «термояд» и посреди этого люди, которых ничто не собьет с пути к цели: «Опыт закончился неудачей, — произносит Баталов-Гусев. — Что ж, это закономерно. Зато из ста возможных путей к истине один испытан и отпал. Осталось только девяносто девять». В этот миг понимаешь: он пройдет все 99 и найдет тот, что приведет к истине.
О таких актерах принято говорить: над ними, над их творчеством не властно время. Доля истины в красивой метафоре есть. Над мемориальной доской работал молодой скульптор Александр Ноздрин, принадлежащий к поколению, не похожему на баталовское. И можно только радоваться, что есть люди, — их объединяет благотворительный фонд, носящий имя артиста, — готовые всеми силами поддерживать непрерывность этой эстафеты. Отныне на доме, с которым связаны два последних десятилетия жизни Алексея Владимировича, висит мемориальная доска; с ее кромки взмывают ввысь неудержимые баталовские журавли.
Фото на анонсе: Василий Кузьмиченок/ТАСС