Тамара ЦЕРЕТЕЛИ

01.04.2015

7 апреля в Московском международном Доме музыки выступит Алексей АРХИПОВСКИЙ — балалаечник-виртуоз, изменивший представление о самом популярном народном инструменте. Трехструнная в руках Архиповского скулит, стучит, а то и вовсе заходится в психоделическом плаче. «Культура» поговорила с «русским Джими Хендриксом», как иногда называют Архиповского, о прошлом и настоящем инструмента.

культура: Балалайку в Ваших руках не узнать — то гитарные риффы слышатся, то звуки арфы. К тому же Вы ее «электрифицировали».
Архиповский: Немного изменил звук — вместо микрофона использую звукосниматели. Гитаристы этим еще лет пятьдесят назад начали заниматься. Когда-то работал с микрофоном — без него не обойтись, если зал больше чем на полсотни человек. Но меня не удовлетворяло звучание. Стал экспериментировать, обратился к гитаристам, к мастерам.

культура: Что в таком случае остается от аутентичной балалайки? Вы чем-то жертвуете, пропуская звук через усилитель?
Архиповский: Конечно, это немного другой инструмент. Хотя основные характеристики — тембр, «русскость» — остаются. Зато появились новые возможности. При этом я не играю на электрической балалайке, это все тот же акустический инструмент, просто он подзвучен. Благодаря этому, мне кажется, лучше раскрываются его возможности. Слава Богу, есть люди, которые мне помогают — мы долго прослушивали, сравнивали, искали натуральный звук. В итоге используем серебряные провода из Гонконга, американские лампы 1950 годов, немецкие компенсаторы 30-х... В общем, все зависит от того, насколько серьезно относишься к делу. Больше скажу: в этой схеме сейчас самое отсталое звено — сама балалайка. Пытаюсь найти высококлассную,  но пока ее не видно. Старых экземпляров практически не сохранилось, либо они в таком состоянии... Бесконечно завидую гитаристам, скрипачам — всем, у кого имеется большой выбор инструментов.

культура: А есть среди балалаечных мастеров свои Гварнери и Страдивари?
Архиповский: Несколько человек, которые работали в конце XIX — начале ХХ века. Например, Налимов, вместе с Андреевым создавший современную балалайку.

культура: Вы упомянули о «русскости» балалайки. Как Вы думаете, в чем она выражается? Ведь это, по сути, обыкновенный струнный инструмент, подобные есть почти у всех народов.
Архиповский: Может, и есть, но звучат они каждый по-своему. Африканские, например, ни с чем не спутать — от них веет жаром. Испанская гитара звучит именно по-испански. Не знаю, как это происходит, но почему-то национальный инструмент выражает менталитет народа, землю, на которой он живет, климатические условия... И балалайка — не исключение. Мне как-то валторнист Аркадий Шилклопер сказал: что на ней ни играй — хочешь джаз, хочешь рок — все равно фольклор получится.

культура: Не сказала бы, что у Вас фольклор выходит...
Архиповский: Я бы тоже. Хотя какие-то элементы из него включаю в программу. 25 лет проработал в академической музыке балалаечником. А потом стало интересно другое. Начал сочинять сам.

культура: Как думаете, если бы крестьянин XIX века услышал сегодняшнюю игру на балалайке, он узнал бы инструмент?
Архиповский: Смотря кого бы он услышал. Не думаю, будто многое зависит от инструмента. Скорее, от музыканта. 

культура: Вы начали играть на балалайке в музыкальной школе в Туапсе. Наверное, это было не самое распространенное занятие...
Архиповский: Оно было самое нераспространенное (смеется). Но так получилось. Говорят, родителей не выбирают. Так вот — инструмент тоже. Поначалу комплексовал из-за балалайки. Начал более или менее нормально себя ощущать, когда гитаристы и скрипачи стали жать мне руку после концертов. Но все равно еще сомневался: то ли выбрал? Поиск долго продолжался. Одним из больших шагов для меня стал отказ от нот. Никогда не фиксирую, что играю. Балалайка по своей сути — импровизационный инструмент. Конечно, это хорошая академическая школа, когда можно и Глюка исполнить, и Моцарта, но вряд ли люди потянутся к такому — она все равно будет проигрывать инструментам, для которых произведения написаны. Потому что каждый инструмент обладает своим голосом, характером, менталитетом, душой — и раскрывать это надо в оригинальной музыке, созданной для него. Как-то Александра Николаевна Пахмутова собралась сочинить что-нибудь для меня. Встречаю ее, спрашиваю: удалось ли? Она отвечает: «Даже не знаю, что делать, у тебя ведь там играть не на чем — две октавы...»

культура: Наверное, балалайка всегда ассоциировалась с чем-то шуточным, несерьезным — хотя бы исходя из названия. Да и играли на ней скоморохи.
Архиповский: Возможно, все так и было. С другой стороны — кто знает, что и как играли скоморохи? У нас не осталось древней инструментальной музыки. Так что своих корней мы не знаем. Балалайка давно уже перестала быть народным инструментом. Хотя я вообще не очень понимаю, что такое народная музыка — та, которую поет народ? А что он сейчас поет? И поет ли в принципе? Я интересовался балалаечными наигрышами, нашел относящиеся к началу ХХ века — так там уже полька какая-то... Где искать корни? Может, еще в устной певческой традиции что-то можно реконструировать, как это делают Сергей Старостин или Андрей Котов, но не в инструментальной. Помню, на концерте Котова, когда исполнялись духовные стихи, вдруг понял: где-то генетически во мне эта музыка сидит, я ее чувствую, но совсем не знаю. Она очень странная, какая-то марсианская, и слова под стать — то ли язычество, то ли христианство. Как бы то ни было, это исчезнувшая традиция. Как и традиционная музыка для балалайки. Остался только миф, сложенный из картузов, косовороток и «Калинки-малинки». В начале сольной карьеры я испытывал трудности. Меня спрашивали: «А где же нормальная музыка? Ты что, «Коробочку» не сыграешь?» Теперь люди уже знают, что идут за ощущениями. Я никогда не пропагандировал этот инструмент, не навязывал его. Вообще, думаю, если человек хорошо играет, все забывают — на чем именно.