В рамках этого проекта прославленные артисты исполняют классику отечественного городского романса и песни собственного сочинения, стилизованные под тот же жанр. «Культура» встретилась с мэтрами российского рока.

— Вы решили возродить проект «Боцман и бродяга» спустя 25 лет после выхода первой одноименной пластинки. Что послужило побудительным мотивом и с чего вообще все начиналось четверть века назад?

Сукачев: Случайностей в мире, на мой взгляд, не существует — есть только закономерности. Кто верит в случайность, тот не верит в Бога. 25 лет назад один наш близкий товарищ, ныне успешный режиссер и кинопродюсер Юсуп Бахшиев, услышал, как мы с Александром пели после концерта. Это был импровизированный сейшн, для узкого круга своих людей.

Как Юсуп там оказался, ни я, ни Саня до сих пор не знаем; это и не столь важно. Куда важнее то, что Юсуп Геннадьевич являлся владельцем клуба «Московский», где он, находясь под впечатлением от услышанного, предложил нам выступить — сыграть дуэтную программу. С этого все и началось.

Скляр: Бахшиев нам сказал, что под открытие клуба, между прочим, одного из первых подобных коммерческих проектов в нашей стране, ему бы хотелось устроить клевый концерт. Обещал пригласить массу народа, которые к творчеству — как моему, так и Гарика — неравнодушны. А нас, помимо многолетней дружбы, всегда связывала обоюдная любовь к этой музыке, которую сейчас принято называть городским романсом.

Так что долго мы не раздумывали ни над самим предложением, ни над репертуаром. Кстати, песню Алеши Димитриевича «Я милого узнаю по походке» 25 лет назад практически никто в нашей стране не знал, а мы с Гариком оба любили ее с юных лет. Ну и помимо этой дворовой классики — как то утесовский «Одессит Мишка», «Татуировка» Высоцкого и другие вещи, — мы решили доукомплектовать трек-лист некоторыми авторскими песнями, которые в собственные программы не включали. Так и возник проект «Боцман и бродяга».

А почему много времени потребовалось на его возрождение... Да просто потому, что мы оба — очень занятые люди, у каждого своя персональная история. Для того чтобы сделать проект на высокопрофессиональном уровне, требуется время. Необходимо на какой-то период оставить своих музыкантов, мне нужно забыть про «Ва-Банкъ», Гарику — про «Неприкасаемых». А ведь помимо этого у нас хватает и других дел. Чтобы проект обрел второе дыхание и зажил новой жизнью, должны были сойтись звезды. Именно это и произошло.

— Традиции городского романса необычайно богаты, репертуар — поистине безграничен. От чего вы отталкивались, выбирая композиции для новой пластинки?

Сукачев: Только от самих себя, от внутренних ощущений и предпочтений. Ну и, конечно, от чисто технических, профессиональных моментов. Например, размер физического носителя не резиновый и вмещает лишь определенное количество информации. Иначе можно было не одиннадцать песен записать, а сто одиннадцать...

Сегодня пластинка — это роскошь, а компакт-диск уже редкость. Но, во-первых, мы, люди последней четверти ХХ века, привыкли к тому, что материал нужно фиксировать — должна быть возможность «потрогать» музыку. А во-вторых, мы чисто механически устроены так, что отдаем себе отчет: на эмоциональном уровне человек способен воспринять на одном дыхании лишь определенное количество музыкальной информации. Поэтому и песен должно быть ровно столько, чтобы при прослушивании альбома люди не покидали зону комфорта. Необходимо помнить о золотой середине: композиций должно быть не больше и не меньше.

Что же касается выбора песен для альбома, то разногласий и споров до хрипоты у нас не было, потому что в данном жанре мы любим одни и те же вещи — наши вкусы и предпочтения совпадают если и не на сто процентов, то где-то рядом с этим. Какие-то песни мы давно уже хотели исполнить, до этого никак не доходили руки. И здесь уместно процитировать Витьку Цоя: «Я ждал это время, и вот это время пришло»...

Скляр: При выборе песен для пластинки очень важно было поймать то же настроение, которое присутствовало на первом «Боцмане и бродяге». Диск четвертьвековой давности создавался довольно спонтанно, но он, без ложной скромности, получился. А воссоздать те же интонации — задача не из легких. Ведь вы только вдумайтесь: прошло 25 лет! А это большая часть творческой жизни любого, даже долго выступающего артиста.

Поэтому, с одной стороны, того обстоятельства, что мы уже изрядно повзрослели, никто, увы, не отменял, с другой, повторюсь, все равно хотелось вернуться в то самое эмоциональное состояние, которым был наполнен первый альбом. Надеюсь, нам это удалось, и мостик от «Боцмана и бродяги 1» к «Боцману и бродяге 2» успешно перекинут.

— Насколько, исходя из реакции друзей, коллег, поклонников, актуальна сегодня песенная городская романтика? Едва ли этот музыкальный жанр, при всем его очаровании, можно назвать мейнстримовым...

Сукачев: Любой живой организм, населяющий планету Земля — от человека до растения, — обитает в определенных местах: есть дубовые леса, есть березовые рощи, а есть заросли кактуса. И люди, где бы они ни находились, волей-неволей несут в себе частички окружающего мира. И главное здесь, помимо взаимоотношений с растениями, птицами или букашками, — тот колоссальный пласт культурного кода, который во многом формируется конкретным местом обитания человека.

Рождаясь на свет Божий, с молоком матери, с колыбельной песенкой, с детским садиком — мы впитываем то, что называем национальной культурой. И сколько бы мы ни открещивались от каких-то эстетических элементов, окружающих нас и составляющих наш быт, мы — хотим того или нет — все равно придем к тому, что повзрослеем, соберемся за столом с близкими людьми и споем старые песни. Вплоть до того, что стоит кому-то затянуть мотив, как вы его подхватите и неожиданно для самого себя обнаружите, что знаете все слова — хотя, возможно, раньше эту песню никогда не пели. Все эти незримые культурные коды живут в нас — просто мы об этом не задумываемся.

Поэтому в этом контексте понятия «сегодня», на мой взгляд, не существует. Мир не живет сегодняшним днем. Конечно, наше сиюминутное сознание не может не определяться условной высшей точкой — именно она и называется «сегодня». Это могут быть современные популярные исполнители, хоккейная команда, которая выиграла или проиграла, свежий фильм, который зацепил или не зацепил. Но это всего лишь капельки в безграничном океане времени: в конечном итоге значение имеет лишь то, что всегда было, есть и будет.

Скляр: Поэтому те самые песни — назовите их дворовыми, блатными, городскими, эстрадными, — которые дороги нам с Гариком, точно так же близки и понятны другим людям. Даже если они и пытаются это отрицать. Скажу больше, я уверен: когда нынешние слушатели Моргенштерна доживут до нашего сегодняшнего возраста, они будут петь и слушать не его, а те самые старые добрые вещи. Возможно, они доживут даже до того момента, когда и сам Моргенштерн будет исполнять наши «корневые» песни. И это будет вполне закономерно.

— Вот вы упомянули это имя, которое сегодня на устах и в айподах многих тинейджеров... Вас не пугает тотальное нашествие безвкусицы и посредственностей в современном медийном поле?

Скляр: Нас вообще ничего не пугает — как-то поздновато да и несолидно уже пугаться (смеется)! А молодежь на то и молодежь, чтобы петь и слушать то, что нам, людям старшего поколения, непонятно и неинтересно.

Сукачев: О нас в свое время говорили то же самое. Помните, как в песне Кости Кинчева: «Наркоманы, нацисты, шпана — как один социально опасны, и по каждому плачет тюрьма». Другое дело — и в этом принципиальное отличие от нынешних исполнителей — мы пели мелодичные песни. Именно исполняли песни, а не занимались читкой рэпа. Ну так что ж, сегодня время другое, и к этому надо относиться философски.

История искусства демонстрирует, что бесконечного поступательного движения нет: искусство развивается, доходит до высшей точки, после которой неизбежно следует спад — оно стремится к нулю. Но после этого обязательно начинается новый подъем. Так что ничего страшного в нынешнем «времени безвременья», как я его называю, нет. Новые герои, которые создадут свежий музыкальный феномен, каким для нашего поколения был рок-н-ролл, обязательно появятся. Обделенных поколений в принципе не существует. Дайте только срок.

Когда появились первые синтезаторы и компьютеры, многие начали выступать с пессимистичными заявлениями: мол, гитара теперь никому не нужна. Но поймите, это всего лишь железяки, которые делает человечество, и время не раз подтвердило несостоятельность таких прогнозов. Никто, никогда и ни при каких условиях не отменит того, что мальчик сядет учиться играть на гитаре, влюбится в девочку, напишет для нее кургузые неуклюжие стихи про любовь и споет ей песню. Эта условная «схема» работала во все века — она никогда не начиналась и никогда не закончится.

— У искусства есть какая-то особая миссия, да не прозвучит сие громко и несколько пафосно?

Сукачев: Когда я размышляю на эту тему, мне всегда приходят на ум слова моего любимого учителя, выдающегося кинорежиссера Александра Наумовича Митты: «У искусства нет никакой задачи — оно просто есть». И вы, живя в искусстве, чувствуете его, оно через вас и реализуется.

Без искусства человеческая жизнь была бы необычайно бедна. Я прекрасно понимаю, что никакого сокровенного знания этой фразой не сообщаю, но ведь так оно на самом деле и есть. И новые шедевры, которые будут необычайно значимы для последующих поколений, вне всякого сомнения, появятся.

Скляр: Как значимы для нас те песни, которые мы любим, исполняем и записываем. Мы ведь никому ничего не навязываем и весьма далеки от того, чтобы сделать того же «Боцмана...» модным продуктом.

И когда мы приступали к работе над обоими альбомами, ни о какой медийности не задумывались. Над тем, какая будет уготована этим записям судьба и какое место они займут в истории, мы совершенно точно не парились. Просто хотели исполнить то, что дорого нам. И от мысли, что эти треки будут пользоваться бешеной популярностью, мы, само собой, далеки.

Просто тем, кому не все равно, услышат их, приобретут диски и, разумеется, нам подпоют. Ведь не надо забывать, что повзрослели на четверть века не только мы — наши слушатели прошли этот путь параллельно с нами. И все те девочки, на глазах которых рождался проект «Боцман и бродяга», сегодня уже стали мамами и бабушками. Само собой, именно им, людям нашего поколения, пластинка в первую очередь и адресована. А если нам удастся заодно «цепануть» кого-то из более молодого поколения, то это будет вдвойне здорово.

— Вопрос к вам не только как к живым классикам отечественного рока, но и как к режиссерам и телеведущим. Почему до сих пор не существует подробного и авторитетного документального исследования — фильма, рассказывающего историю нашего рока?

Сукачев: Потому что, на мой взгляд, рок-музыка — это все-таки не русская традиция.

Скляр: Полностью согласен, подписываюсь на сто процентов. Рок — это корневая музыка англосаксов.

Сукачев: Мы можем только робко предполагать, что отечественный рок-н-ролл — музыка всеобъемлющая, выходящая за географические границы России. Но, конечно же, это не так. Для того чтобы серьезно рассуждать о национальной принадлежности и идентичности русского рока, достаточно подойти на улице к любому человеку и попросить его назвать хотя бы одного нашего великого вокалиста, гитариста, басиста, клавишника и барабанщика.

В Англии и Соединенных Штатах с таким условным «тестом» справится, подозреваю, каждый второй, а вот у нас — сильно сомневаюсь. Поэтому, с одной стороны, говорить о роке как о самостоятельном российском явлении я бы не стал. Но, с другой, именно потому, что русские отличаются от остального населения планеты, работа, о которой вы говорите, безусловно, была бы достойна внимания. Потому что отечественное андерграундное музыкальное движение, как и во всем мире, породило удивительных поэтов, музыкантов и исполнителей.

Впрочем, даже миру сегодня рок-музыка уже не так важна. Например, несколько лет назад на Западе выходил замечательный, посвященный року, телесериал, который продюсировал Мик Джаггер. Так вот, проект этот под названием «Винил» продержался лишь один сезон, потом люди утратили к нему интерес. И если такая история имеет место в Британии и Штатах, то есть на родине рок-культуры, что уж говорить о России?

Хотя с учетом того, что человечество осмысливает и анализирует все постфактум, не исключено, что такой качественный кинопроект, о котором вы говорите, лет через двадцать-тридцать появится. И если это произойдет, то, скорее всего, он может быть подан как исследование мощного контркультурного феномена прошлого века. Возможно, потенциальный режиссер такой масштабной документальной ленты уже ходит в школу, а может быть, он только произносит свои первые звуки... Поживем — увидим.

— Красота спасет мир? И что вы вкладываете в понятие красоты?

Скляр: Спасет или нет — вопрос риторический. Мы, наверное, этого никогда не узнаем, я скорее склонен полагать, что не спасет. Если что и способно выполнить такую миссию, то, наверное, это какие-то наши общие бессознательные усилия. Но красота все равно должна быть — хотя бы просто потому, что искусство крайне важно для человека.

А что именно мы вкладываем в это понятие... Не углубляясь в философские дебри, отвечу так: мы, по мере наших скромных сил, стараемся своим творчеством как минимум не испохабить этот мир, добавлять в его общую палитру толику добрых красок. А насколько нам это удается — решат на Небесах. Когда-нибудь мы ответ на этот вопрос получим.

Фотография: Photoxpress.