Корреспондент «Культуры» пообщался с одной из самых ярких, незаурядных и искренних артисток современной России.

— Полагаю, юбилейный год (2020-й. — «Культура»), по большому счету, пошел для вас насмарку...

— Именно. Его как такового вовсе не произошло. Но каждый раз по окончании спектакля в нашем театре обращаюсь к зрителям примерно со следующим посылом: «Дорогие мои, все эти маски, санитайзеры и прочее — это, конечно, хорошо и правильно. Но давайте обратимся к опыту наших отцов, дедов и прадедов. Ведь они выиграли войну (празднование 75-летия Победы которой тоже оказалось в этом году, увы, скомкано). Так неужели мы не в состоянии побороть напасть, свалившуюся на нас в этом злополучном високосном году?

А ведь это та же самая война — она реально косит людей. Просто, в отличие от Второй мировой, в данном случае враг до конца неясен, он где-то там притаился и охотится на нас. Вот и делайте выводы. Если наши предки, голодные, холодные, босые, рвались за семью, за детей, любимых, за города, за страну, в конце концов, — неужели же мы не сумеем выжить и выйти из создавшейся ситуации с честью и достоинством...» С людьми вообще надо разговаривать как можно искреннее, плотнее и чаще. Не надо никого стращать и никому угрожать. Ибо люди — основной стратегический ресурс нашей страны.

— Можете ли сказать, что создание собственного театра — Театра «Русская песня» — было для вас главной целью в жизни?

— Одной из таковых уж точно. Мечтала об этом с детства. Дело в том, что мысли и задачи надо формировать — и формулировать — правильно. Не на какой-то там беспочвенной основе: хочу стать артистом и все тут, как сейчас предпочитает говорить молодежь. Стоп. А что ты сделал такого, чтобы претендовать на подобное звание — и призвание? Много ли ты учился, чем ты можешь похвастать, что можешь предъявить широкой аудитории для того, чтобы именоваться и считаться Артистом? А то ж сегодня иные соплячки накачают губы и иные места и искренне полагают: этого вполне достаточно для того, чтобы выходить на сцену. Всегда возражаю таким неумехам: «Возможно, ты и станешь артисткой, но это же не так делается. Артиста нужно взращивать изнутри — и тогда это обнаружит свое внешнее проявление. Оно не заставит себя долго ждать, если ты искренен перед самим собой».

— Надежда Бабкина как раз-таки и производит впечатление человека, который предельно честен и искренен — как перед самой собой, так и перед окружающими. Не исключено, что именно за это вас и любит народ.

— Может быть, не знаю. Но, скорее всего, за то, что я никогда не вру. Мое негласное кредо таково: уж лучше я скажу правду в лицо, нежели стану лебезить перед кем бы то ни было. Я просто не буду в таком случае спокойно спать. Это во-первых. А во-вторых, подозреваю, что где-то могу проколоться. Примерно из той серии, когда тебе дарят подарки, а ты их потом передариваешь — в итоге, не исключено, этот самый презент попадет в руки тому, кто тебе его изначально подарил. Ну это же просто позорище!

Но вернемся к моей детской мечте, которая перекочевала в сегодняшний день: в центре Москвы стоит театр. Конечно, он мне очень дорог, я им горжусь. Но при этом прекрасно отдаю себе отчет в том, что одними народными песнями и экспедиционным колоритом зрительный зал не заполнишь. Ведь сегодня людей настолько отлучили от национальных традиций и «корневого» искусства, что негласно считается: это не модно и не современно. На самом же деле народное искусство — это суть глубина содержания жизни. У каждого народа нашей необъятной страны есть свои уникальные обряды, обычаи, сказания, былины, песни, наряды. Но при этом есть и нечто общее, и это общее — Россия. Возможно, это прозвучит немного пафосно, но я считаю, что генетическая память, объединяющая многочисленные этносы страны, — это и есть национальная идея. Одними экономическими показателями и политической ситуацией все не ограничивается. В национальном колорите, в народных традициях сокрыты вещи более общего, человечного характера: ну кто бы мы были без таких понятий, как мышление, терпение, сострадание, созидание, любовь, доброта... И вообще, с родной Землей надо разговаривать, как с живым организмом, тогда она и родит много чего.

— Существует мнение, что Надежда Бабкина — весьма деспотичный руководитель. Так ли это на самом деле?

— Это небезосновательная точка зрения, скажем так. Но вы знаете, не обладая твердым характером и железной волей, весьма затруднительно было бы руководить коллективом сорок пять лет. Однако дело в том, что на протяжении всех этих лет рядом со мной любящие меня люди, которым я отвечаю взаимностью.

Да, с тех, с кем я работаю, я три шкуры сдеру, но я же за них и «пасть порву». У меня есть определенная, очень высокая планка качества, и я хочу, чтобы конечный результат не был ниже ее. Мне крайне необходимо получать удовольствие от того, чем занимаюсь я и мои подопечные. Если я счастлива, то все в порядке: никогда в жизни никого не осужу и носом не ткну. Но если меня что-то раздражает или не удовлетворяет, я не то что не смолчу — буду копытцем бить так, что мало не покажется (улыбается). Но нашему театру необыкновенно повезло — у нас нет сволочей. Обычно ведь, знаете, как в театрах бывает: интриги, сплетни и прочая подковерная возня. К счастью у нас в коллективе здоровая дружеская атмосфера.

Впрочем, несмотря на то, что театр недвусмысленно называется «Русская песня», одной лишь песенной составляющей наш репертуар не ограничивается. В частности, сейчас мы делаем музыкально-драматический спектакль «Горько!» по произведениям Чехова и Зощенко. Это не случайный выбор, поскольку творчество этих писателей насквозь пронизано русскими мотивами. А для меня это крайне важно, поэтому вообще с сочинениями иностранных авторов стараюсь не связываться. Это не от неуважения к ним — просто это не мое. Кстати, слово «мюзикл» я терпеть не могу: как бы этот жанр ни насаждали в последнее время, к России он не имеет никакого отношения, и никогда нашим не станет. Вообще, русская тема всегда будет определяющей во всем, чем бы я ни занималась, и пока я жива, с этой тропинки не сверну.

— Что является определяющим, когда вы принимаете кого-либо на работу?

— Прежде всего человеческий фактор. И лишь после того, как состоялся личный контакт, уже смотрю на степень таланта артиста. Кстати, в театре у нас все с высшим образованием, выпускники консерватории, случайных «пассажиров» нет. Все настолько серьезно, что даже если человек является удивительным самородком, но музыкально безграмотен, путь в нашу труппу ему заказан. У нас ноты, и ты обязан уметь их читать. Но, повторюсь, даже до этого дело не дойдет, если на человеческом уровне не промелькнула искра. Понимаю, что высокий профессионализм и приятная личность — сочетание, встречающееся в наши дни нечасто, но именно этого я требую от своих артистов. Для достижения качественного результата мы должны понимать друг друга с полувзгляда, с полуслова.

Мои музыканты — практически родные мне люди. У меня есть сын Данила, который родился в январе, а в октябре того же года образовался коллектив. Так что хоть многих детей, сугубо по крови, у меня не получилось, зато есть масса воспитанников, которые мне тоже как дети. В моем штате, на минуточку, порядка пятисот сотрудников.

— Можно ли сказать, что музыку вы впитали, что называется, с молоком матери? Или в детстве-юности рассматривали возможность посвятить себя другому делу?

— Я могла выбрать все что угодно в этой жизни. Родители мои мечтали, чтобы я стала врачом, учителем, рыбным техником — я же из Астрахани, в конце концов. Но в моей головушке зарождалось совсем другое. С раннего детства любила ходить на выступления народных коллективов, и эта увлеченность, если хотите, даже одержимость привела меня в музыкальное училище.

Правда, отношения с учебой у меня не всегда складывались гладко. Несколько раз меня выгоняли по разным причинам — девочка-то неспокойная была, скажем так. Но как только назревал какой-нибудь конкурс, о Наде тут же вспоминали: с оркестром порепетировала, первое место заняла, и меня снова восстанавливали.

— Почему на рубеже 1980–1990-х годов мощная традиция народного пения, которую в разные годы олицетворяли Плевицкая, Русланова, Зыкина, Шульженко, резко оборвалась? Только ли с распадом Советского Союза это связано или были и другие причины?

— Конечно же, это основной момент. Дело в том, что во времена СССР существовала программа развития нашей страны. Я имею в виду не столько политический курс, сколько идеологическую подоплеку. Ведь идеология была стержнем, духовной скрепой общества. Развал государства повлек за собой упадок во всех отраслях, и в том числе больно ударил по культуре.

И если откровенно, я не знаю, каким чудом смогла выжить как творческий человек — для меня это остается загадкой. Наверное, с Божией помощью. Потому что, над нами только небо и Господь. Разве ж этого мало? А еще, когда наступили непростые для всех времена, я, видимо, почувствовала, что не имею права разрушить и потерять то, что так долго и упорно создавала, чему посвятила жизнь. Благо рядом со мной находились люди, преданные как мне лично, так и тому, что мы делали.

Ведь я могла вильнуть куда угодно: быть хоть рок-певицей, хоть джазовой вокалисткой. В юном возрасте я исполняла песни Эллы Фицджеральд просто «в ноль». А потом, когда уже мне ставили голос, весь этот джазовый «флер» исчез — потому что фольклорное пение подразумевает совершенно иную технику. Могу без ложной скромности сказать, что была в известной мере первопроходцем. Ведь когда я только начинала, педагоги вообще не имели представления как работать с народниками. Но все оказалось просто, ведь в любом деле, главное — чтобы тебе не навредили и не мешали.

Если у вас, например, меццо-сопрано, но с вами занимается преподаватель сопрано классического, то он попросту все загубит. У меня был печальный опыт подобного рода, когда мое меццо пытались дотянуть до второй октавы — в результате я на полгода потеряла голос и вообще всерьез задумывалась о смене профессии. Словом, надо стараться петь так, как говоришь, и не идти против природы.

— Часто приходится слышать мнение, что многие приходят в музыку для того, чтобы «срубить денег». Как будто это так легко — пришел и срубил.

— Совершенно верно. И в Театре «Русская песня» все это прекрасно понимают — у нас нет таких, кто в профессии исключительно ради наживы. Здесь трудятся, искренне любя свое дело. Во время этой чертовой пандемии ни один не «свалил» и не планирует — наоборот, каждый терпеливо ждет улучшения ситуации. Они более-менее спокойны, потому что знают: у них есть Надя Бабкина.

— Расскажите немного о недавно вышедшей книге «Модная народная».

— Откровенно говоря, меня чуть ли не заставили ее написать. В частности, Антон Собянин, директор театра, говорил: мол, грядет юбилей, нужно тебе книжку по этому случаю написать. Сначала я подумала: зачем это надо? Потом, когда немного поразмыслила, идея уже не показалась мне неудачной. Но я хотела сделать ее в форме интервью — не в сборник моих бесед разных лет, а новый большой развернутый диалог. Применительно к книжному формату это не такой уж распространенный жанр, по крайней мере я с подобным сталкивалась редко.

Но потом приняла решение, что собеседником стану для себя сама — то есть буду наговаривать, а потом расшифровывать. Матерные слова убрали — а что, я же русский человек, в конце концов (смеется). Впрочем, в некоторых моментах было бы весьма уместно. Это не автобиография в привычном понимании слова. Там, в частности, много сказано про мои «любови», которых было немало. О творческих людях, с которыми меня сталкивала судьба. В целом результатом я осталась довольна — когда перечитывала готовый текст, хохотала и плакала, порой одновременно. Помимо прочего, на этих страницах я хочу поделиться с бабами нашей страны, что не надо сопли жевать. Хотя это ни в коем случае не дамский роман — про козлов-мужиков там тоже довольно много сказано... И даже немножко про пандемию, потому что время строгое, сложное, и вопросов куда больше, чем ответов. Но по собственному опыту могу сказать: от болезни вылечиться можно, куда серьезнее и страшнее — период реабилитации. Она, по крайней мере, в моем случае проходила весьма непросто.

— Наверняка вам неоднократно намекали на то, что у вас говорящие имя и фамилия. То есть для хранительницы традиций русской песни лучше и придумать-то нельзя.

— Верно. Бабкина — это моя природная фамилия. Она настолько крестьянская, народная... В ней сокрыта корневая русская сила. Недаром говорят, фамилию надо отрабатывать. Как, впрочем, и имя. Меня назвали Надеждой — вот и стараюсь соответствовать. Так что мне кажется, свои имя и фамилию я отрабатываю сполна.

Материал опубликован в № 12 печатной версии газеты «Культура» от 24 декабря 2020 года.