Елена ФЕДОРЕНКО

10.02.2013

Владимир Мартынов — композитор-концептуалист. Его причисляют к православным минималистам, и в этом определении сразу не разобраться. В среде современных композиторов он гуру, награжден Государственной премией, его книги, где он провозглашает конец композиторской эпохи, будоражат как неофитов, так и просвещенных читателей.

Во «Временах года», а именно на эту музыку поставлен новый спектакль камерного балета «Москва», Мартынов вступает в диалог, обмениваясь репликами с Бахом («Лето»), Вивальди («Весна»), Мендельсоном («Осень»), Пяртом («Зима»).

Напомним, что «Москва» состоит из двух трупп — современной и классической. Вслед за балетами на музыку Стравинского (их танцуют «современщики»), появился спектакль «Времена года» для «классиков». Столь активным ритмом работы театр обязан новому руководителю Елене Тупысевой. Мартыновская постмодернистская игра подхвачена и в хореографии. Каждая часть спектакля внятно перекликается с танцевальными раритетами. «Весна» — отклик на «Весну священную», «Лето» — на «Послеполуденный отдых фавна», «Осень» напоминает о пряном и легком дыхании обрядов, «Зима» ставит трагическое многоточие: вернется ли все на круги своя?

Хореографов трое — Кирилл Симонов (ему отдали две части), Анастасия Кадрулева и Артем Игнатьев. Все молоды, хотя не новички в хореографии. Пластические почерки пока едва различимы, но их общность, вероятно, входила в замысел спектакля. Ансамбль Opus Posth во главе с Татьяной Гринденко играет прямо на сцене, участвуя в создании атмосферы. В день премьеры Владимир Мартынов — композитор, писатель, философ — ответил на вопросы «Культуры».

культура: Для Вас это первая работа с балетом?

Мартынов: Личных встреч с танцем не было, но танцевальные спектакли на мою музыку уже ставились и в России, и за границей. Постфактум получал видеозаписи, на сей раз — предупредили.

культура: В подготовке принимали участие?

Мартынов: Минимально. Познакомил участников с концепцией и переделал какие-то связочки. Считаю, что автору текста, будь он композитор или сценарист, негоже вмешиваться в работу художника, режиссера или балетмейстера. Видеоряд и музыка должны идти параллельно, иногда и независимо друг от друга и напоминать своего рода игру в бисер, а не составлять поле для дискуссий. Результат меня удовлетворяет, и труппа, по-моему, замечательная.

культура: «Время композиторов прошло», — часто повторяете Вы. Эта мысль Вами уже додумана?

Мартынов: Она настолько очевидна, что не нуждается ни в каких обсуждениях. Сама тема закрыта и исчерпана. Что отнюдь не означает конца музыки. Это, может быть, только начало, и впереди — немало лучезарных перспектив. Я имею в виду музыку, четко привязанную к нотному тексту. В великих культурах древности — Египте, Индии, Китае — композитора нет, а результаты бывают и не менее значительны. Богослужебное пение, рага индусская, пекинская опера — они композитора не знают. В таких современных практиках, как джаз и рок, роль автора музыкального текста тоже сведена к минимуму.

Могущество композиторов было связано с нотопечатанием, изобретенным Гутенбергом. Когда на смену печатному станку пришел микрофон, то все уравнялись: к микрофону может подойти человек, не знакомый с нотной грамотой. Раньше — если автор не напишет ноты, то исполнителю нечего будет играть, а слушателю — слушать. А сейчас выйдет к микрофону какой-нибудь новоорлеанский джазмен и без всяких записей сыграет. Уже со второй четверти ХХ века фигура композитора оттеснена исполнителем. Почему исполнителем? Он ближе к микрофону. Тот, кто ближе к микрофону, тот и правит бал.

культура: Тогда парадоксальный вопрос — для чего нужна музыка?

Мартынов: В Cети вы найдете музыку под рубрикой Entertainment, то есть развлечение. Но если бы об этом узнал Пифагор, то он бы растер вас в порошок, потому что музыка — то, что организует жизнь человека и космическую жизнь. Правильная музыка — продолжение космического порядка. Неправильная — разрушает космическую гармонию. Нам-то это смешно. Музыка девальвировалась и стала жвачкой: вы заходите в лифт — она звучит так же, как в супермаркете или ресторане. Но по-прежнему необходима: если этот «фон» отключить, большинство людей просто сойдут с ума.

культура: Получается, что музыка утилитарна?

Мартынов: Абсолютно. Она превратилась в продукт потребления и служит для поддержания жевательного рефлекса.

культура: Знала композитора, который мечтал сочинить музыку для коров — по его мнению, так повысятся удои молока.

Мартынов: Сермяжная правда в этом есть. Но такой уровень доступен шаманам или магам. Не случайно в архаические времена музыкой могли заниматься только сакрально посвященные люди. Композиторской музыке такое не под силу. Простой пример: все знают замечательные оперы Глюка и Монтеверди на сюжет Орфея и Эвридики. Пение Орфея — великая музыка, но она не войдет в контакт с адскими силами, для этого она должна звучать как пение буддистских монахов. Только оно и может повлиять на удои коров, композиторская музыка — ни в коем случае.

культура: Ваша музыка влияла на какие-то процессы?

Мартынов: В 1974 году ждали столкновения Земли с кометой, о чем объявлялось заранее. Я специально написал пьесу и сказал, что она предотвратит космическую катастрофу. Через несколько месяцев после исполнения комета изменила орбиту. Но это было давно, сейчас я бы уже не смог такого сделать.

культура: Готовясь к интервью, пересмотрела на YouTube ваш мультфильм «Шкатулка с секретом», и вдруг следом включилась «Весна священная». Просто мистика какая-то — наверное, в том было напоминание спросить у Вас о Стравинском, о Вашем особом к нему отношении…

Мартынов: Я даже встречался с ним. Получилось так, что Стравинский меня благословил. Он был для меня и царем, и богом, и даже чем-то большим. Хотя это не газетная история, и она у Вас не пойдет. Но если настаиваете… Я-то думал, что Стравинский мне будет говорить о секретах композиторского мастерства, ожидал высоких материй, а он рассказал, что страдает предконцертной диареей. Поведал, какие есть средства борьбы с недугом, в рецепты сложным образом входили коньяк и виски. Когда я начал серьезно заниматься концертной практикой, у меня появились такие же симптомы. Тогда и понял, что встреча была шаманским прикосновением.

культура: Что такое «шаманское прикосновение»?

Мартынов: Когда знание передается невербальным путем. Через моток ниток или какую-нибудь ерунду, что засовывается в карман. Или через простое прикосновение. Человеку передаются силы и опыт.

культура: Как уживаются в Вас увлечение Востоком и православие?

Мартынов: К православию пришел через буддизм и даосизм, как и многие в моем поколении. Благодарность Востоку у меня пожизненная. У нас была крепкая школа востоковедения, и мне повезло познакомиться с учениками Дандарона — буддиста, замученного в байкальских лагерях. Повезло вновь, когда я соприкоснулся со старцами. Встреча с отцом Таврионом, жившим в Спасо-Преображенской пустыни под Ригой, перевернула мою жизнь. Я понял: только православие…

культура: И Вы начали преподавать в духовной академии Троице-Сергиевой лавры. Какие предметы?

Мартынов: Почти 18 лет преподавал историю церковного пения, крюковое письмо, а в регентской школе — гармонию и сольфеджио.

культура: Расскажите о Вашей духовной музыке.

Мартынов: Четыре года вообще не писал музыку, занимался изучением древнерусской певческой системы. А потом под руководством владыки Питирима — он очень интересовался ранними формами богослужебного пения — мы осуществляли реконструкцию певческих служб XVI–XVII веков, строчной и знаменной литургий. Позже начал писать авторские вещи на сакральные тексты, самые крупные из них — «Апокалипсис» и «Плач пророка Иеремии». Хоры на певческих фестивалях исполняли мои сочинения. Много писал католической музыки: «Реквием», «Stabat Mater» — один итальянский продюсер мне заказывал.

культура: А как в Вашу профессиональную жизнь вошел театр?

Мартынов: Анатолий Васильев поставил «Моцарта и Сальери», еще раньше — «Плач пророка Иеремии», со спектаклем мы объехали чуть ли не всю Европу. «Апокалипсис» ставил Юрий Любимов. Начинал я свою театральную работу с Романом Виктюком в середине 70-х над «Вечерним светом» Арбузова в Театре имени Моссовета, играли Жжёнов, Дробышева, Марков, Талызина.

культура: Вы, и не только Вы, отдаете предпочтение мультимедийным формам искусства. В этом — синтетическое восприятие мира человеком, его природа или что-то еще?

Мартынов: Имею в виду не синтетическое начало, а некий архаический синкретизм. Мы живем в расколотом мире: музыка — отдельно, поэзия — отдельно, танец — отдельно. А древнегреческая трагедия, пекинская опера изначально были синкретичными. Кажется, современное искусство снова стремится к архаическим началам. Сейчас мало кому интересна станковая живопись, налицо тяга к инсталляциям, перформансам. Можно по-разному относиться к этому процессу, но тенденция — поиск нового объединения видов искусств — существует.

культура: Вы много работали в кино, в «Сталкере» Тарковского звучит Ваша флейта. Последним фильмом был «Остров» Лунгина?

Мартынов: После Лунгина работал с Досталем над «Расколом» и «Завещанием Ленина». Всего более пятидесяти фильмов. Самое яркое впечатление от кино — «Сталкер», музыку писал Леша Артемьев, а я сымпровизировал соло флейты на тему старинного песнопения.

культура: Вас называют православным минималистом. Объясните?

Мартынов: Есть два минимализма… Минимализм современной музыки, это направление родилось в Америке, а потом захватило Европу и Россию. И минимализм природный, исконный, минимализм как естественное состояние музыки: архаический фольклор, знаменный распев, колокольный звон, григорианский хорал, буддистские мантры. Я тяготею к этому первичному минимализму. Неминималистическая музыка — Баха, Бетховена, Шуберта, Стравинского — маленький островок в океане всеобщего минимализма.

культура: Почему Вы назвали исключительно эти имена?

Мартынов: Их музыка меняла лицо музыкального процесса. Штокхаузен — один из самых последних великих композиторов, кто переменил лицо музыки. Здесь не работает категория: «нравится – не нравится». Нравится ли Вам Бетховен? Нравятся ли Вам египетские пирамиды? Есть в истории меты, столпы, фундаментальные вещи — безусловные, которые никак не обойдешь. Не придет же в голову спросить: как Вам формула Эйнштейна Е=mc квадрат? У великих композиторов существуют формулы и алгоритмы. Первенствуют среди них немцы, стоит добавить Вагнера, Малера, в ХХ веке русские вошли — в лице Стравинского.

культура: Можно глупый вопрос? Эту формулу Вы готовы вывести? Музыкально? Вербально? Как?

Мартынов: Если можно вербально выразить, то это не формула. Ее надо почувствовать с позиций определенного — исторического — музыкального процесса и с точки зрения тех, кто этот процесс выстраивает. У Шопена, Рахманинова, да много у кого, в музыке — величие, но формульности нет. Хотя их очень красивая музыка доставляет большое удовольствие.

культура: Ваш ежегодный авторский фестиваль «Дом» продолжает существовать?

Мартынов: Да, в центре «Дом», он состоится в конце февраля, в марте продолжится в Политехническом институте. Его название — Зона Opus prenatum, то есть «нерожденный», хотя я всегда занимался пространством Opus Posth — послеопусной эпохой. Будут участвовать ансамбль «Opus Posth», руководимый Татьяной Гринденко, Марк Пекарский, Гермес Зайготт, композитор Максим Трефан. Я буду играть новые саундтреки к немым фильмам Бунюэля и Рене Клера.

культура: Ваш коллега Леонид Десятников всегда подчеркивает любовь к Петербургу, а для Вас, коренного москвича, город важен?

Мартынов: Очень. Москва — среда моего обитания, хотя в этой среде уже совершенно невозможно обитать, но я могу жить только здесь. Люблю Кисловские переулки в районе консерватории, подступы к Арбату, переулки Петровки.

культура: Над чем сейчас работаете?

Мартынов: Над очередной книжкой.

культура: А музыку пишете?

Мартынов: Приходится. Согласился писать оперу на либретто Юрия Любимова.