Муслим Магомаев получил звание народного артиста СССР в возрасте 31 года, став самым молодым обладателем этого титула за всю историю страны. 17 августа великому певцу исполнилось бы 70 лет.

Еще сравнительно недавно в нашей стране было много выдающихся певцов — перечислять их не стоит, ибо эти имена, слава Богу, пока еще помнят. Но даже на том фоне Муслим Магомаев заметно выделялся. Многие его именитые «коллеги по цеху», поборов амбиции, признавали, что на советской эстраде Муслим — номер один.

Есть несколько объяснений, почему именно Магомаеву историей и судьбой было уготовано стать королем отечественной эстрады. Прежде всего, конечно, голос необычайной красоты и силы, которому было подвластно любое вокальное произведение. Магомаев мог сделать карьеру оперного певца, однако отказался от предложения Большого театра. Не хотел ограничивать себя амплуа «академического» вокалиста.

Магомаев был не только гениальным исполнителем, но еще и прекрасным рассказчиком. В том смысле, что каждая спетая им вещь звучала достоверно и естественно. Тембр певца вызывал у слушателей самые разные эмоции: люди могли веселиться под «Чертово колесо», «Свадьбу» и «Лучший город земли», задумываться и предаваться грусти под «Ноктюрн» и «Мелодию», а также получать мощнейший заряд бодрости, слушая «Героев спорта». Кто знает, будь сегодня сочинена песня, подобная этому лихому шедевру Пахмутовой и Добронравова (или хотя бы звучи она в эфире почаще), глядишь, наши спортсмены на прошедшей лондонской Олимпиаде выступили бы еще удачнее.

Магомаев умел с одинаковым успехом перевоплощаться в шутника и балагура, тонкого лирика и нежного романтика, громогласного глашатая и пламенного патриота, мог быть и россиниевским Фигаро, и гладковским гениальным сыщиком.

Будучи феноменально «всеядным» (в хорошем смысле этого слова) и абсолютно мейнстримовым исполнителем, Муслим Магометович, тем не менее, всегда находился несколько поодаль от общего течения. Нет, он не «чопорничал», не заносился, не важничал и не старался возвышаться над мирским — в самом его облике и сценической подаче было столько неподдельного достоинства и внутреннего благородства, что невольно казалось: вот он, Магомаев, а вот — все остальные. Это не означало, что «остальные» смотрелись невыигрышно — просто было понятно, что Магомаев такой один.

Он был по-мужски красив. Сегодня, во время засилья на эстраде бесполых и женоподобных кривляк, это обстоятельство особенно бросается в глаза и представляется колоссально важным и ценным. Элегантный, высокий, стройный и подтянутый, с величественной осанкой, в неизменном черном костюме, с пронзительным орлиным взором, он был неотразим.

Беспрекословному статусу легенды, конечно, поспособствовало еще и то обстоятельство, что Магомаев ушел со сцены с высоко поднятой головой — раз и навсегда. После своей добровольной отставки певец никогда больше не торговался с публикой, не терроризировал ее пресловутыми «камбэками», устраивая первое, второе или двадцатое прощальное турне. Сказал — как отрезал.

Трезвая творческая самооценка и артистическая гордость подсказали певцу: все, что мог на сцене, он сделал. Каждому голосу Бог выделил определенное время, и перешагивать этот рубеж не стоит, — говорил Магомаев. Честь и хвала такому творческому кредо, хотя с голосом проблем у него не было никогда, и, возможно, слушатель чуть недополучил Магомаева: таких артистов много не бывает. Но на то он и Мастер, чтобы лучше всех понимать, как правильнее поступить.

«Шествуй на Олимп гордо», — пел Магомаев в известной песне. Он взошел на песенный Олимп легко, свободно, уверенно и именно что гордо. Огляделся вокруг, процарствовал положенный (и только одному ему ведомый) срок и с достоинством удалился. Однако красивый парадокс заключается в том, что Муслим Магомаев так на этом Олимпе навсегда и остался.