16.06.2019
Франко прожил удивительную жизнь, с младых ногтей отмеченную сочетанием судьбоносных знамений. «За всю жизнь я по меньшей мере трижды оказывался перед лицом смерти: бомбежка, расстрел и автомобильная катастрофа. Поэтому никого не должно удивлять, что я твердо верю в Бога и суеверно отношусь к судьбе», — утверждал маэстро в автобиографии.
Незаконнорожденный сын флорентийского торговца текстилем Отторино Корси был окрещен матерью Дзеффиретти (Зефирчик), но муниципальный чиновник перепутал последние буквы. Спустя шесть лет родительница приказала долго жить и ребенок был поручен хлопотам обосновавшихся во Флоренции британских аристократок, водивших дружбу с его отцом. Так Франко освоил английский язык и полюбил Шекспира, в 1941 году начал изучать архитектуру и живопись во Флорентийском университете. Проучился пару лет, после чего, вероятно, скрываясь от призыва, перешел на нелегальное положение, примкнув к Сопротивлению.
Вернувшись в альма-матер после войны, юноша увлекся театром. Прежде всего как декоратор (и отцовские ткани сыграли в этом выборе не последнюю роль). В 1946-м переехал в Рим и тесно сошелся с Лукино Висконти. Тот стал не только наставником, сделав Дзеффирелли ассистентом на картинах «Самая красивая», «Чувство», «Земля дрожит» и художником-оформителем своих театральных постановок, но и любовником. Их противоречивые отношения оставили отпечаток на личности Франко. Не зря же в «Автобиографии» есть такие слова: «Нельзя перестать любить тех, кого любил однажды. Это неправда, что от любви до ненависти один шаг… Нет, даже если тебя предали, любовь, что когда-то была, остается в душе навсегда — не из-за человека, которого ты любил, а из-за себя самого, из-за того незабываемого времени…»
В 1953-м «Ла Скала» пригласила Франко поработать на опере «Золушка».Тот согласился с единственным условием: стану режиссером. Успех превзошел ожидания, его стали ангажировать в оперные театры Европы — так, например, он стал первым иностранцем, поставившим Шекспира на лондонских подмостках.
С кино Дзеффирелли никуда не спешил. В 1967-м обратился к «Укрощению строптивой», рискнув связаться с взрывным дуэтом — Элизабет Тейлор и Ричардом Бартоном. Парочка по-привычке превратила комедию сэра Уильяма в подмостки бурных семейных сцен. Фильм имел успех, но, чтобы сделать следующий шаг, режиссеру пришлось рискнуть всем, взявшись за историю «Ромео и Джульетты». Отвергнув приглянувшегося на роль веронского любовника Пола Маккартни, Дзеффирелли сделал ставку на 15-летнюю Оливию Хасси, семнадцатилетнего Леонарда Уайтинга, партитуру Нино Роты, изумительные фактуры дотошно воссозданных костюмов и живописные сюжеты классиков Ренессанса, подсказавших мизансцены ленты. Дзеффирелли собирал «Ромео и Джульетту» как мозаику, с отменным вкусом. Пронзительная мелодрама была осыпана дождем из «Оскаров», «Золотых глобусов» и европейских наград и зрительских слез. Но, главное, стала золотым стандартом костюмных экранизаций. Как сказала Лиз Тейлор, поэзии в каждом кадре предостаточно.
На дворе бушевал революционный 1968 год, и Дзеффирелли стал, пожалуй, единственным постановщиком, сумевшим направить энергию молодежного бунта в любовное русло.
Сумасшедший успех сделал Франко желанным гостем любых студий. Но он не потерял головы, а попытался адаптировать христианские сюжеты — экранизировал житие Франциска Ассизского «Брат Солнце, сестра Луна», а затем — по заказу Ватикана — выпустил четырехсерийного «Иисуса из Назарета». Публикой картины были приняты довольно сухо, но вдохновили юных неофитов на монашеский подвиг. К сожалению, последовавшие голливудские ленты — «Чемпиона» и «Бесконечную любовь» — сочли провалом. Напрасно: первая картина — лучшая спортивная драма семидесятых с сыгравшим на разрыв аорты Джоном Войтом; вторая стала дебютом юного Тома Круза.
В восьмидесятых Дзеффирелли прилежно переносил на пленку свои выдающиеся оперные постановки — «Паяцев», «Сельскую честь», «Травиату» и «Отелло». «Со временем все мои постановки улучшались», — бравировал маэстро.
В 90-м Дзеффирелли решился снять самую спорную, статуарную работу — «Гамлета» с Мелом Гибсоном. Поняв, что с Шекспиром девяностым не по пути, Франко реабилитировался как мастер экранизаций психологической прозы позапрошлого века. И снова успех: его «Джейн Эйр» была заслуженно признана лучшей версией романа Бронте.
Последний выдающийся фильм классика — «Каллас навсегда» — посвящен памяти многолетней подруги Марии Каллас. Он называл ее ураганом, золотой бабочкой, одинокой звездой и весталкой, принесенной в жертву искусству. «Вся ее жизнь была борьбой, и она потерпела в ней поражение, ведь музы иной раз награждают трагической судьбой тех, кто становится их служителем». Примерить образ La Divinа маэстро предложил Фанни Ардан.
Расставшись с кино, Франко продолжал верно служить театру, много гастролировал по миру. Подобно Висконти, он воплощал большой стиль позапрошлого века всей своей жизнью, а о себе судил сухо и трезво:
— Человек, который думает о себе «я большой художник», — кретин. Мы все лишь пользуемся инструментами, которые нам дает провидение, а Бог решает, велик наш вклад в развитие человеческого духа или нет.
Владимир ВАСИЛЬЕВ:
Настоящие художники никогда не уходят из жизни вовремя, сколько бы ни прожили. Таким великим художником был и Франко Дзеффирелли. Его жизнь — яркий пример постоянного и непрерывного творчества, долгий путь талантливого человека, ищущего и находящего красоту во всем, что его окружало. Своими работами в кино и театре он оставил след в искусстве, проложил путь, по которому будут идти следующие поколения мастеров.
Прочтите, что теперь пишут о нем газеты и журналы, что говорят по телевидению и радио: звучат эпитеты — «неповторимый», «уникальный», «величайший», «несравненный»… Все — правда! Но я вспоминаю одну из пресс-конференций в Милане, когда ухмыляющиеся журналисты задавали ему каверзные, наглые вопросы, ставя под сомнение само понятие красоты, как нечто отжившее и уже не играющее в нашем мире никакой роли. Дзеффирелли тогда сказал, что красота — высшее проявление искусства, и он гордится тем, что служил ей все прожитые годы. Вот уж истинно нет пророка в своем отечестве.
Для меня он был и останется навсегда проповедником красоты и гармонии. И вот его не стало. Я буду вечно признателен Франко за возможность вместе работать на съемочной площадке, на театральной сцене, за счастье — говорить, слушать. Он жил стремительно: всегда — занят, полон идей, всегда — в работе, всегда — в движении. В редкие выходные он приглашал артистов к себе на виллу в Позитано — так было, когда он снимал свой выдающийся фильм «Травиата», где мы с Катюшей танцевали. Тогда мы встретились с Дзеффирелли впервые. Наше знакомство переросло в крепкую дружбу и счастливое для меня сотворчество. Мы работали над «Аидой» в «Ла Скала», Арене ди Верона и Театре Массимо в Палермо. В Римской опере Дзеффирелли пригласил меня поставить хореографию бала в сценической версии «Травиаты».
Общение с ним — большая школа человеческого благородства и образец отношения к профессии, требовательного и бескомпромиссного. Тем, с кем он создавал новое, Франко доверял, хотя часто провоцировал полемику; спорили мы отчаянно, иногда даже думалось: наверное, это последняя наша совместная работа. Но — нет, премьеры неизменно проходили с огромным успехом, и все дискуссии и разногласия забывались.
Светлая ему память.
Фото на анонсе: Matteo Bazzi/EPA/TASS