Денис БОЧАРОВ ,  Таисия ЗИНИНА

27.12.2017

На 93-м году скончался Владимир Шаинский, один из самых выдающихся российских композиторов, на песнях которого выросло несколько поколений. Именно в его случае никакие слова не кажутся преувеличением: великий, всенародно любимый, человек, с которым ушла эпоха, — все в точку.

Он умел писать для каждого: и для детей («Чунга-Чанга», «Вместе весело шагать», «Голубой вагон», «Дважды два — четыре», «Когда мои друзья со мной», «Чему учат в школе»), и для подростков («Крейсер «Аврора», «Лада», «Как бы мне влюбиться»), и для взрослой аудитории («Родительский дом», «Когда цвели сады», «Любви негромкие слова», «На дальней станции сойду»). Универсальность — первый ключ к разгадке его главной тайны.

А загадка, если коротко, звучит так: что было в Шаинском, человеке простом, скромном и, как многим ошибочно казалось, слишком несерьезном, такого, особенного, позволившего композитору воплотить в себе огромную советскую эпоху? Он ведь никогда не напускал тумана, не делал из своего творчества «храма», куда посторонним вход воспрещен. Шаинского часто показывали наигрывающим какую-нибудь мелодию, знакомую всем наизусть, и было заметно, что он искренне наслаждается — не тем, что получит несколько минут экранного времени, а самой музыкой, возможностью ею поделиться. Такое не подделаешь.

Обманчивое ощущение легкости, которое возникало у зрителей и слушателей, — вторая составная часть успеха. Шаинский, родившийся в 1925 году в Киеве, побывавший в эвакуации, призванный на фронт, работавший оркестровщиком, музыкальным руководителем эстрадных оркестров, преподававший, трудился много и тяжело. Слава не свалилась с неба, а была закономерной платой не только за дарование, но и за упорство. Часть его судьбы от чужих глаз скрыта — отчасти именно для того, чтобы не потерялась та моцартианская ясность, за которую его полюбили.

Но третье, главное, состоит в том, что универсальность и легкость сочетались в нем с умением услышать и пересказать музыкальным языком то, что говорило (иногда принято уточнять — «диктовало») время. Скажем, от детских песен советская эпоха, выразителем которой был Шаинский, требовала, с одной стороны, воспитывать, но с другой — делать это так, чтобы любой нормальный ребенок (который и непоседа, и сорванец, и умен не по годам) не умер от тоски. Музыка тоже умеет быть дидактичной, но нужны были запоминаемость, внятность и польза. За последнюю часть в большей степени отвечали поэты, а вот две первые легли на плечи композитора.

Сложнее с музыкой для взрослых. Оказаться легким, но не легковесным, лиричным, но не водевильным — задача невероятно трудная, особенно если речь идет о шлягерах, которые пела вся страна, выросшая на «Когда мои друзья со мной».

Советская эстрада грешила разными недостатками, но во многом благодаря Шаинскому, который писал много, охотно и одинаково хорошо, сохраняла баланс между приверженностью главной идее и живым человеческим голосом. Рассказать историю героя, который сходит на «дальней станции», можно было по-разному: скажем, так, чтобы, один раз послушав, человек «траву по пояс» искренне возненавидел, или так, чтобы каждый захотел быть «посвященным в эту тишину».

Человек, у которого было счастливое детство (а каким еще — под песни Шаинского?), вырастал в среде, пронизанной музыкальной, песенной, словесной культурой, нагруженной смыслами и ценностями: товарищество, верность собственному слову, твердость характера, честность — их не только по учебникам узнавали дети, но и напевали на мотив, в котором угадывались иногда то марши, то лирические зарисовки, то интонации Чайковского. Конечно, не всякий школяр считывал тонкости, но от него никто и не ждал умения разбирать партитуру. А вот понимания того, «чему учат в школе», конечно, ждали.

Подготовленный, обученный, обласканный слушатель Шаинского вступал во взрослую жизнь с отличным багажом: нести его было не тяжело, потому что память услужливо подсказывала: «Дважды два — четыре». Нормального взрослого не получится без хорошего детства. Запад шел к этой мысли через теории Фрейда и Юнга, Советский Союз — сквозь мелодии Владимира Шаинского. И всенародная популярность композитора, его признанная эпохальность — свидетельство того, что наш путь был проще и лучше. Люди подарок композитора оценили по достоинству.

Несколько лет назад в интервью «Культуре» Владимир Яковлевич говорил буквально следующее: «От хорошей музыки не устают… Это, правда, редко бывает — чтобы хорошая и при этом не моя». Маэстро ничуть не лукавил, хоть и, конечно, иронизировал.

Владимир ПРЕСНЯКОВ-старший:

— Владимир Яковлевич — без всяких преувеличений великий человек. Сейчас много говорят о его детских песнях, но этим колоссальнейший талант Шаинского не исчерпывается, ведь его шлягеры исполняли многие наши известные артисты — от Льва Лещенко и Эдуарда Хиля до Анны Герман и Аллы Пугачевой. Да и мы, в «Самоцветах», помнится, делали аранжировку к песне «Уголок России» и некоторым его армейско-строевым вещам.

Вспоминаю забавную историю. Мы с Владимиром Яковлевичем жили по соседству, недалеко от центрального рынка, на котором торговал один колоритный мясник, по совместительству, как выяснилось впоследствии, поэт-любитель. Однажды, заприметив Шаинского, осмелился предложить ему собственный текст, и — что бы вы думали? — мэтр не отказался. Итогом стала всенародно любимая песня «Травы, травы», блистательно исполненная Геннадием Беловым.

Мелодии Шаинского запоминались мгновенно — но то была поистине гениальная простота. Создавалось впечатление, что над своими творениями он особо не корпел, все у него происходило по наитию: пять — десять минут, и очередной шедевр готов. Сейчас у нас полно суперпопулярнейших, раскрученных и донельзя пропиаренных артистов, у которых по сто миллионов лайков в Сети, а копнешь поглубже — слушать-то нечего: мотивчики на слух не ложатся, в памяти не оседают. Главная заслуга (впрочем, невольная) Владимира Яковлевича в том, что он был вхож в любую семью. Его все считали своим другом.

Поэтому на Новый год будем петь Шаинского, поскольку, увы, мало к кому еще осталось апеллировать. Подозреваю, кстати, что еще далеко не все из бесценного наследия, оставленного мастером, мы услышали. Надеюсь, вдова композитора, Светлана, найдет что-то в архивах и представит благодарному слушателю.

Юрий МАЛИКОВ:

— Уникальный человечище — как по масштабу таланта, так и по духовной сущности. Такие люди на планете появляются нечасто. Владимир Шаинский — такая же знаковая личность, как Никита Богословский, Марк Фрадкин и Александра Пахмутова.

Мы с ним пересекались неоднократно, и я всегда отмечал важную особенность: Владимир Яковлевич умел объединять людей, при этом нисколько не стягивая на себя одеяло. Одинаково непринужденно общался как с большими чиновниками, так и с простыми слушателями. Что и говорить, Шаинский — явление в нашем искусстве. И именно потому он бессмертен. Мы все уйдем, а его песни будут жить очень долго. Как у Фрадкина вечно «течет река Волга», так и продолжит бежать, качаться «Голубой вагон» Шаинского.

Юрий ЭНТИН:

— С Шаинским у меня связано очень много воспоминаний, вместе мы написали более тридцати песен.

Однажды мы с невестой поехали в Новый Афон и взяли с собой Шаинского. Тогда там стояла плохая погода, море было холодным, а в столовой почему-то ужасно кормили. Так вот Владимир Яковлевич надевал по утрам плавки, привязывал к ним авоську, брал подводное ружье и ловил ставриду. Две недели мы питались его уловом. Никто, кстати, не мог ничего поймать, а у Шаинского отлично получалось. Я его как-то спросил, почему он уехал из Израиля? А он ответил: «Перестало клевать».

Познакомились мы в далеком 1969 году, когда я заведовал детской редакцией на фирме «Мелодия». Был обычный рабочий день. Вдруг в кабинет влетела сотрудница, сказала, что в коридоре стоит странный человек в сандалиях и брючках из «Детского мира», требует встречи с директором. Попросила меня поговорить с ним. Я вышел и впервые увидел Шаинского. Он представился, сказал, что композитор, окончил две консерватории, работал у Утесова и сочиняет симфоническую музыку. Свои труды он и хотел показать руководству. Я ужасно удивился, попросил его подождать в саду. После работы пригласил к себе в кабинет и вскоре был просто очарован этим человеком. Он был совершенно необычный, очень образованный, читал наизусть Гоголя и Достоевского. Его речи и внешний вид не соответствовали друг другу. Мы провели часа полтора, а потом я ему сказал, что в детской редакции все композиторы — женщины, и нам нужен мужчина. Вы, говорю, похожи на человека, сочиняющего детские песни. Он ответил, что это можно легко проверить. Попросил какие-нибудь стихи и стол.

Я вспомнил, что у меня есть стих «Антошка». Он взял текст и, использовав стол как ударные, настучал мелодию. Через какое-то время он уже спел готовое произведение. Я взял его за руку и повел к друзьям в детскую редакцию. Представил, рассказал, что это новый композитор, предложил послушать «Антошку». Через какое-то время Шаинского попросили выйти за дверь, а меня стали отчитывать. Говорили: кого вы сюда привели?! Это черт-те что! Баловство! Если вы будете с ним работать, то не приходите сюда больше.

Мы сели с Шаинским в такси и поехали на «Союзмультфильм». Там Владимир Яковлевич спел какие-то свои вещи, в том числе и новое сочинение. Один из художников сказал, что ему понравилось и он хочет сделать музыкальный фильм. Тут же нам рассказали, что сейчас разрабатывается мультальманах «Веселая карусель». Попросили сочинить прокладчики, которые будут звучать между сюжетами. Так мы с Шаинским придумали «Карусель, карусель...».

Помню, как-то после выхода песни «Антошка» в эфире радиопрограммы мы стояли с женой на Садовом кольце в ожидании такси. Вдруг вижу, идет крепко поддатый мужик и во всю глотку орет: «Тили-тили! Трали-вали! Это мы не проходили, это нам не задавали». Тогда я понял, что мы создали шлягер. Вот так началась наша дружба с Шаинским.

Правда, в общении с ним было довольно сложно, но за яркость и талант простить можно все. Например, розыгрыши, которые он очень любил. Однажды я пришел к нему домой в оговоренное время, а его мама сказала, что Володя гуляет. Вскоре появился Шаинский с двумя девушками. Сказал, что они меня очень любят, потому что я выдающийся поэт Рождественский. Вот такой он был, Владимир Яковлевич Шаинский. Светлая ему память.

Фото на анонсе: Валерий Матыцин/Фотохроника ТАСС