Екатерина САЖНЕВА

27.07.2018

В июле в Администрацию президента было передано письмо общественных деятелей из Москвы и Кинешмы. В нем идет речь о 71-летнем почетном гражданине приволжского города Виталии Травине. Без малого полвека он был водителем междугороднего автобуса в Москву, один раз в месяц отправлялся в рейс в свой выходной и перечислял заработок за этот день в Фонд мира, а недавно издал книгу. Воспоминания водителя приняли в библиотеку президента. Авторы письма просят снять о Травине кино. Стоит ли жизнь шофера экранизации, выяснил корреспондент «Культуры».

«Не знаю, как это объяснить, но еще ребенком я дал себе клятву: быть везде и во всем примером. Искренне верил, что однажды ко мне придут другие люди и возьмут весь мой жизненный материал, напишут достойную биографию, которую будут читать не только взрослые, но и дети. Так мало сегодня у нас хороших книг, не развлекательных, а на примере которых стоит строить свою судьбу», — так начал беседу Виталий Травин. Ему 71 год, он — не просто пенсионер, но почетный гражданин Кинешмы, заслуженный автотранспортник России, кавалер ордена Трудовой Славы II и III степеней, медалей «За трудовую доблесть», «Ветеран труда», обладатель знака «За работу без аварий». Нет только Героя Труда, все остальные награды человека, который был их достоин, нашли.

В 1990 году за ежемесячное перечисление однодневной зарплаты он был награжден Почетной серебряной медалью Советского фонда мира, спустя десять лет, в 2000-м, получил золотую — уже Российского фонда мира. «За бескорыстную деятельность и сердечность на ниве благотворительности» — так он это называет.

А вот книгу для юного поколения пришлось написать самому. Основой послужили зарисовки из жизни советских граждан.

Хлебушек с «Урала»

«Очень хочется иногда выступить перед молодежью, рассказать о том, как нужно любить и беречь Родину, — объясняет водитель, забавно и округло, как любой волжский житель, припадая на «о». — Позвонили как-то из городской администрации, попросили прийти в строительное ПТУ и прочитать воспитательную лекцию учащимся. Надо, так надо».

Тогда позвали трех ветеранов. Двое — пережившие Великую Отечественную, и наш герой, родившийся уже после Победы — в конце 1946 года. Студенты попались шумные — курили прямо в зале, ругались матом. Было видно, что все эти громкие слова о патриотизме и труде до них не то чтобы не доходят, но каждый занимался своим делом, жалея лишь, что так бездарно приходится тратить время на каких-то дедов.

Первым выступил один из ветеранов войны. Он говорил о Великой Отечественной, о том, как выживали и сражались. Коротко и проникновенно. Но его никто не слушал. Второй рассказал о своем трудовом подвиге, о том, что ездил в Москву и боролся за повышенные соцобязательства. Аудитория не прониклась.

Настал черед Травина. «Так меня вдруг возмутило их наплевательство, — вспоминает он, — в этом же заведении у меня когда-то сын обучался. Но тогда другие были и времена, и отношение к взрослым. Не выдержал я и отчитал их: «Я к вам сюда больше не приду. И знаете почему? Потому что у вас нет совести и элементарного уважения к людям. Неужели вам совсем не стыдно? Кто не хочет меня слушать — может выйти вон, не обижусь». Ветераны решили, что студенты сейчас вообще все разбегутся.

Но ребята вдруг притихли. И молчали уже до самого конца. О чем же рассказывал им бывший шофер? Никаких сенсаций. Просто не заискивал и не притворялся. И уж, верно, не думал сочинить историю, которая точно понравится молодежи.

Лето 1977-го. Уборочная страда. Из рассказов Виталия Травина.

«Я был призван от горвоенкомата на уборку урожая. Дали мне «Урал», и я его стал готовить. Наш взвод выполнял разные хозяйственные работы. Я возил баранов на мясокомбинат, кабанов, кукурузу на подкормку буренкам, свеклу на сахарный завод. Подходит ко мне в поле одна женщина: «Сынок, ты нам хлебушка не привезешь? Любого. Дома ни у кого нет ни крошки». Дали мне мешок нестандартных размеров, в горловину его была вшита капроновая и очень крепкая лента. Обратный маршрут пролегал через город Рыльск, остановился у одной из булочных, прошу продать мне хлеба. Полетели в мой мешок мучные изделия разных видов. Когда возвращался к людям в поле, они уже ждали, приподнялись, смотрели на меня. Та женщина, которая дала мне мешок, с надеждой спросила: «Ну что, привез?» Я сказал, что привез, она не поверила, думала, что я вру. Дальше не знаю, как описать, но на этот мешок налетела толпа из женщин, они лезли в него чуть ли не с головой. Тот опустел мгновенно. «Не ругайтесь, — попросил я колхозниц. — Сейчас снова поеду на завод, а на обратном пути привезу вам еще хлеба». После моего обещания все немножко успокоились.

Вот так в то время жили люди, сельские труженики, которые нас кормили. В конце концов я понял, зачем в горловину мешка была вшита крепкая капроновая лента. Без нее он был бы сразу порван на мелкие кусочки.

Еще припоминаю, что поселили меня на ночлег к двум инвалидам. В один из последних дней работы послали нас за солью. По дороге двое рабочих, которые сидели в кабине моего «Урала», размышляли, чем будут грузиться. Один другому говорит, что заведующая магазином просила, чтобы привозили не соль, а водку. Но я их сразу предупредил, что никакой водки не будет. Вернулись мы домой поздно вечером, соль я развез по фермам, как мне приказали, не зная, что сельчане прождали ее в очереди целый день и вернулись домой ни с чем. «Ну что, привез нам соли?» — спросили меня мои старики. Я им ответил, что всю соль оставил на фермах. Они привычно вздохнули: «Ну вот, опять 20 километров за ней до магазина идти». Я тут же попросил ведро и отправился на ближайшую ферму. Там положил соли по дужку и отнес своим хозяевам-инвалидам. Увидев мою помощь, они заплакали».

Такая была тогда действительность. Плохая или хорошая? Разная. Есть что вспомнить. Родители его рано разошлись, поэтому воспитанием мальчика никто не занимался.

1 сентября 1954 года Витю бабушка проводила в школу, перекрестила на дорогу. «Так и начался мой первый рабочий день. Почему рабочий? Потому что считаю, что человек начинает трудиться с того момента, когда он пошел в школу», — убежден он. — На новогодней елке в первом классе директор вручил мне награду — книгу Максима Горького «Детство» с именной надписью за отличную учебу. Но больше всего мне запомнились стихи Михаила Исаковского, которые я тогда же и выучил. Они стали частью моей жизни, можно даже так сказать, моей судьбой: 

Я любое дело знала, на любое шла.
И пахать, и жать умела,
И косить могла...
...Нынче всякий труд почетен, где какой ни есть.
Человеку — по работе воздается честь...
...Пригляделась я, решила
И в колхоз пошла.  Брала лен, телят растила,
Птицу развела.
За телят, за эту птицу из родимых мест 
Повезли меня в столицу на колхозный съезд.
Там, в Москве, в Кремлевском зале, как в каком-то сне, —
Самый важный орден дали за работу мне.
Самый главный орден дали за большой успех.
И свое спасибо Сталин мне сказал при всех.

Закончилось выступление Травина громкими аплодисментами и приглашениями приходить еще. «Девочки на память даже попросили со мной сфотографироваться, — вспоминает Виталий. — Я, конечно, разрешил, почему нет?» — и только на улице он вдруг понял, что те два ветерана ни с кем не попрощались и обиженные на всех ушли домой.

Рекордный пробег

«Как-то раз подходит ко мне председатель профкома: «Вот бы ты взял новый почин: довести пробег своего автобуса до миллиона километров без капремонта, — рассказывает водитель. — Честно, сначала я отказался. Но потом меня все же уговорили. Я же бригадир, коммунист, орденоносец! Такого нигде в СССР еще не было. Мы будем первые среди пассажирского транспорта. Составили новые соцобязательства, и автобус наш стал наматывать километры».

Надо сказать, что для отечественной техники тех лет — цифра немалая. Тем более машина регулярно выполняла экскурсионные поездки в Москву. 350 километров туда и столько же обратно. Наконец настала необходимость провести мелкий ремонт кузова. Со сменщиком Травин договорился, что никого со стороны привлекать не станут, справятся сами. Однако новое руководство автоколонны рисковать не захотело. Когда Травин озвучил им цифру пробега — 949 тысяч километров, тогдашний директор автопредприятия строго предупредил своего зама: «Как доведут до миллиона, больше работать и дня не дадим. Сразу автобус списываем».

«Тучи надо мной сгущались, — вспоминает Виталий. — Руководители в нас не верили и были на меня вдобавок ко всему очень злы, так как на всех партийных собраниях я нещадно их песочил. К слову сказать, впоследствии, когда произошел развал КПСС, в списках членов партии остался я один — остальные 72 человека, включая тех начальников, быстренько сдали свои билеты».

Травин решил жаловаться на самый верх — первому секретарю обкома Владимиру Клюеву. Добиться приема у него оказалось сложно, но возможно. «Мое обращение из областного комитета партии сначала направили в городской, — продолжает он. — Вызвали меня туда, и пришлось объяснять, что я не сам по себе решил пройти миллион километров, взятые мною соцобязательства были утверждены и подписаны предыдущим руководством.

Снова пригласили в горком: «Знаешь, где находится здание обкома в Иваново? Бери с собой паспорт и партийный билет. Предъявишь на проходной. Твоя фамилия уже в списке».

«Я сильно нервничал и не представлял, что же будет дальше, — рассказывает Виталий. — Мы поднялись к кабинету первого секретаря и доложили, что прибыли. Заходим туда, и я впервые вижу своего... спасителя. Ну, а как я еще могу его назвать? Я же пошел против руководства. И если бы Клюев идею не поддержал, потом бы меня даже в дворники не взяли. Я попросил разрешить нам довести пробег автобуса до миллиона двухсот тысяч километров. Клюев предупредил строго: «Только следите за техникой, будьте предельно внимательны».

История с «миллионным пробегом» Виталия Травина из Ивановской области стала известна в Министерстве автомобильного транспорта и даже в ЦК КПСС. Они со сменщиком, как оказалось, не ведая того, присоединялись к соревнованию московских водителей, которые тоже выступали за увеличение пробега без капитального ремонта. Но это были грузовики, а на пассажирском транспорте кинешемцы стали первыми в Советском Союзе. Из Москвы к ним приехали журналисты с телевидения и из газет, был даже снят документальный фильм.

«Запомнилась встреча с одной известной корреспонденткой, — говорит Травин. — Я открыл ей свой самый главный секрет. Показал все газеты, которые собирал с первого класса, свои грамоты и награды всех уровней, вплоть до министерских. Признался, что храню это все для того, чтобы однажды написать повесть о трудовой доблести. Ничего и придумывать не надо, здесь есть все».

В феврале 1984 года газета «Правда» опубликовала новость о том, что миллионный пробег автобуса Виталия Травина — состоявшийся факт.

Сам водитель утверждает, что тот мог бы ездить и еще, так как технически был совершенно исправен, но 1 января 1986 года автобус был окончательно списан в утиль.

Для дела мира

Перечислять свой однодневный заработок в Фонд мира Виталий Травин начал с 1 января 1984-го. «Услышал как-то на собрании, что один советский передовик именно так поступил, — объясняет шофер. — Но он отработал всего день, а я решил каждый месяц выходить в свой законный выходной на рейс и отдавать заработанное на благо мира».

В 1984 году никаких пластиковых карт не было. Чтобы кто-то мог часть своей зарплаты перечислять туда, куда хочет, бухгалтер должна была ежемесячно отвозить эти деньги в банк и класть на специально открытый для этого счет. Понятно, что никому лишних хлопот не хотелось, и спустя некоторое время Травин выяснил, что кровные никто в Фонд мира не переводил.

«Я опять пригрозил сообщить в обком партии, — рассказывает он. — Это уже не миллион километров пробега, а гораздо серьезнее. Только после этого администрация нашего предприятия забегала, бухгалтер открыла для меня отдельный счет, на который и отчислялась ежемесячно необходимая сумма».

Его автобус отныне щеголял с красивой табличкой, на которой было написано: «Водитель работает в Фонд мира».

«За четыре с лишним десятка лет на междугородке со мной чего только не случалось... В том числе и очень опасные ситуации для жизни, — вспоминает Травин. — Как-то, помню, на меня ночью мчалась грузовая машина с заснувшим пьяным шофером, принял единственно возможное в той ситуации решение — подставил бок. Но я всегда помнил о том, что за моей спиной сидят десятки людей, я отвечаю за их здоровье».

«Нужна ли эта почти уже прожитая жизнь будущим поколениям? — спрашивает Виталий. — С первого класса и до последнего дня я жил и работал не так, как выгодно для себя, а для Родины. Многим приходилось жертвовать. Сколько принял упреков и насмешек. Не имел ни одного нарушения трудовой, финансовой и транспортной дисциплины и готов был работать еще и еще. Увы, через два дня после моего 70-го дня рождения меня отстранили, отправили на заслуженный отдых, ссылаясь на возраст. Вот на этом и закончилась моя трудовая деятельность, теперь осталось только отчитаться перед матушкой-Родиной. Это и есть мой рапорт перед страной».

Лет сорок назад очерков о героях труда, победителях соцсоревнований и просто хороших людях, совершающих достойные поступки, было много. «Не мое, а наше, не для себя, а для всего общества — вот наша активная жизненная позиция» — теперь подобные принципы не в тренде. Да и большинство тех, кто их исповедовал, ушли навсегда туда, откуда нет возврата.

Рассказ о Виталии Травине выглядит настолько старомодно, насколько это вообще возможно. Сам герой, не ставший Героем Труда, словно сошел со страниц рассказов Василия Шукшина, и многим может показаться, что он, скажем мягко, фрик — такой добродушный и безобидный маленький человек, вдруг решивший заговорить на важные темы.

Но на самом деле все не так. Русская культура долго учила читателя и зрителя тому, что обычный, рядовой, мало чем примечательный персонаж — объект для жалости или снисхождения. Травину не нужно ни то, ни другое. Он горд без гордыни, умен без заумствований и честен. Водитель автобуса — и герой советской эпохи, и — вместе с тем — человек глубоко русский: люди с такими характером и ценностями веками пахали и сеяли, строили корабли и покоряли огромные пространства, осваивали Сибирь, прокладывали БАМ.

Россия обязана им. Оттого-то единственное, что Травин считает возможным требовать, — уважение. Смешны ли эти притязания? Нет. Они справедливы.