Екатерина САЖНЕВА

28.06.2018

Тема домашнего насилия остается одной из самых горячо обсуждаемых. Пишутся петиции, инициативные граждане предлагают свои поправки к законам, а СМИ рассказывают о жертвах побоев. Главный вопрос сегодня: помогает ли гуманизация смягчению нравов или, наоборот, стоит ужесточить наказание за любое распускание рук. Корреспондент «Культуры» пообщалась с адвокатами, психологами и жертвами, которые единодушия не выказывают: проблема слишком сложна, чтобы ее можно было решить одними лишь юридическими методами.

Самые громкие дела, ставшие достоянием СМИ за последнее время, обсуждались неделями: 25-летней Маргарите Грачевой муж отрубил кисти обеих рук, 29-летняя Алена Верба была жестоко убита своим супругом. Обе женщины еще до трагедии обращались за помощью в правоохранительные органы. Спасение потерпевших оказалось их собственным делом.

Тревогу бьют — вместе — и правозащитники, и представители Следственного комитета РФ.

«Маньяки переместились в семьи», — заявил глава СК Александр Бастрыкин. На первый взгляд так оно и есть, если в 2016 году уголовных дел, связанных с домашним насилием, было всего 171, то уже в 2017-м в российские суды поступила 161 тысяча административных дел по этому поводу.

Рост семейных скандалов и драк в нашей стране многие эксперты связывают с принятием в феврале прошлого года закона о декриминализации домашнего насилия и редакцией статьи 116 УК РФ «Побои». Теперь рукоприкладство в семье, совершенное впервые, квалифицируется как административное правонарушение, за которое положен штраф.

В прошлом году 113,4 тысячи домашних тиранов все-таки были привлечены — пусть и к административной — ответственности. Общая сумма штрафов составила почти полмиллиарда рублей. За сухими цифрами судебной статистики скрываются судьбы сотен тысяч российских женщин. Но спасет ли принятие нового закона?

Постыдная тема

«Это же наши мужья! Они кормят нас и детей! Поэтому открыто признать, что он негодяй и сволочь, привлечь его к ответственности, разрушить какую-никакую, но семью — на это решится далеко не каждая», — на вопрос о природе домашнего насилия и причинах его «бессмертия» честно ответила Оксана, одна из участниц многочисленных ныне групп поддержки женщин, пострадавших от семейных тиранов.

Терпят и ждут, что любимый изменится. Год или десять лет. Ходят на цыпочках, разговаривают шепотом. «Рисовала графики, заранее высчитывала дни недели, в которые муж становился особенно агрессивным», — признается Ольга К., другая жертва.

Маргарита Грачева из Серпухова осталась без рук. Анастасия Овсянникова забита насмерть сожителем-садистом в Лебедяни. Галина Каторова из Находки, не выдержавшая многолетних издевательств мужа, в конце концов сама его убила.

Из последнего — в конце мая вступил в силу приговор одного из районных судов Тверской области в отношении Светланы Баркиной, которая зарезала мужа насмерть за то, что в пылу ссоры тот нанес ей порядка 50 ударов — руками, ногами, рукояткой ножа. В какой-то момент женщина выхватила холодное оружие из рук супруга и ударила его в грудь. И хотя судьи посчитали, что она превысила пределы необходимой обороны, наказание ей назначили самое мягкое — один год лишения свободы.

Лояльность судов к женщинам, не выдержавшим мучений, — еще одна из примет нашего времени. Раньше такого не было. Лишь после шумихи в СМИ Приморский краевой суд в итоге полностью оправдал мужеубийцу Галину Каторову, приговоренную до этого к трем годам лишения свободы. Бьет — больше не значит «любит». Убила — вовсе не означает «сядет за решетку».

Жертвы домашнего насилия повсеместно признаются и рассказывают о том, что им пришлось пережить. Постепенно подобное поведение становится нормой. Вот только побоев, судя по статистике, от этого меньше не стало.

«Что дала декриминализация домашнего насилия? Ответ простой: избавила полицию от большой бумажной волокиты, — полагает кандидат юридических наук Марина Силкина. — В соответствии со статьей 20 Уголовно-процессуального кодекса подобные преступления считаются делами частного обвинения, которые возбуждаются не иначе как по заявлениям потерпевших и подлежат прекращению, если стороны в итоге помирились. А такое в наших семьях случается сплошь и рядом».

Сегодня оттащишь взбешенного мужа от избиваемой и рыдающей жены, вызовешь «02», а завтра они же вдвоем тебя и обвинят в том, что лезешь в чужое дело. Сколько порванных заявлений отправлялось в мусорную корзину, знают только в полицейских участках. Отчасти именно поэтому стражи порядка неохотно выезжают на подобные вызовы. Много возни, криков, обвинений, а что на выходе? Ради чего столько усилий?

Маргарита Грачева, пострадавшая от ревнивца, незадолго до трагедии ходила жаловаться на его поведение участковому. Почему участковый, против которого сейчас также возбуждено уголовное дело за халатность, не воспринимал всерьез ее жалобы? А она сама-то в них верила? Садилась с мужем в его машину, он подбрасывал ее до работы... А закончилось все это казнью в лесу.

«Бил палкой, хотел порвать горло»

Дневник 23-летней Татьяны Матуськиной из Ульяновска, забитой насмерть мужем, попал мне в руки ровно десять лет назад. Когда тема домашнего насилия в обществе была практически табуирована. Если уж и открывали душу, то подружкам или вообще никому — только общей тетрадке в клеточку.

«13.12.2005. Сегодня у нас были гости. Потом он меня избил. Я была у врача, у меня сотрясение, всем сказала, что упала...» 

«13.01.2006. Сегодня с утра он очень сильно меня избил. Один из самых страшных дней». 

Последняя запись в дневнике — последний день жизни, 9 августа 2007-го. Владимиру Матуськину дали всего год колонии-поселения — за убийство по неосторожности. Вполне стандартный приговор по тем временам. После выхода на свободу безутешный вдовец вел тяжбу с родителями своей жены, не желавшими отдавать ему единственную внучку. Но суд вернул двухлетнюю малышку папе. Ведь как отец он ничем себя не скомпрометировал — подумаешь, случайно убил жену.

Дневник, свидетель обвинения, так никому и не оказался нужен. Когда я встретилась с Владимиром, он собирался жениться еще раз. Его новая пассия Лена категорически не соглашалась, что может повторить судьбу предшественницы. «Со мной такого никогда не произойдет», — уверяла счастливая невеста женоубийцы.

«В регионах, в деревнях и в селах люди не слышали о защите женщин, о новом взгляде на проблему побоев в семье. Женщины вообще плохо разбираются в юридических тонкостях этого вопроса. Там все повсеместно обвиняют жертву, — говорит Надежда Юшкина, социолог, многодетная мама, Миссис Москва – 2010. — На мой взгляд, реальную картину домашнего насилия мы не увидим еще долго. И дело не в законах или их отсутствии. А в том, что в нашей стране о подобном принято молчать».

В отличие от многих оппонентов, Юшкина полагает, что именно подписанный президентом в феврале 2017 года закон о декриминализации побоев сделал все возможное, чтобы сорвать с проблемы покровы тайны: это не побоев в семьях стало больше — о них просто впервые заговорили открыто и громко. Именно тем, что перевели это деяние из преступления в правонарушение.

«Возбудить административное дело гораздо проще, чем уголовное. Отсюда и пошел такой вал — 161 тысяча административок в прошлом году, — утверждает социолог. — И все равно, даже нынешняя статистика — лишь вершина айсберга».

Из рук в руки

Несколько месяцев назад я сама была экспертом в громком деле о домашнем насилии. На съемочной площадке известного телевизионного ток-шоу схлестнулись два противоборствующих лагеря — женщины и мужчины, те, кто считал, что бить слабый пол нельзя ни в коем случае, и те, кто полагал, что применять силу, конечно, плохо, но иногда пострадавшая сторона «сама напрашивается».

На «скамье подсудимых» — главном диванчике телеэкзекуции — 25-летняя Наталья Серебрий. Очень красивая девушка, начинала как фотомодель, познакомилась с Вячеславом Репиным, мужчиной старше на 27 лет. Переехала к нему... И прожила-промучилась целых семь лет. Пришла в себя в заштатной подмосковной больнице, избитая, с кровотечением, разрывом внутренних органов, переломом ребер и вдавленным переломом лобной кости. Веса в Наташе было 39 килограмм. Врачи помогли ей бежать. Мама девушки написала в «Фейсбуке» письмо отчаяния, настолько страшное и неправдоподобное, что первоначально все решили, что это обычный фейк.

«Я подумала, что, может, мешаю их семейному счастью», — оправдывала она свой поступок. Зрители возмущались. Эксперты искали подводные камни.

«Я не идеализирую наше общество, но как так случилось, что вы семь лет не могли никуда достучаться?» — недоумевал Александр Семенников, депутат Московской городской думы. Мужчины напирали. Наташа отбивалась, как могла.

Последней каплей для Наташи стало громкое расследование по делу той самой Маргариты Грачевой, которой муж отрубил руки. «Я поняла, что меня ждет та же участь», — сказала она.

Больше месяца Наталья с дочками (их чудом удалось забрать у отца) скрывалась на тайной квартире. У нее не было ни денег, ни подруг, ни даже призрачного будущего. Елена Асланова, психолог-волонтер, работала с ней с самого первого дня после побега — 24 часа в сутки.

«Лично я поверила Наташе сразу, такое не сочинишь, — призналась Елена Асланова. — Дело в том, что за долгие годы мучений у жертвы формируются определенные психологические качели, то вверх, то вниз. Постепенно у человека теряются представления о том, что нормально, а что нет. Что хорошо, что плохо. Развивается созависимость. Когда и с мучителем невозможно, но и без него тоже».

Кстати, вышедший на связь в прямой эфир Вячеслав Репин сообщил, что очень любит свою жену. Но, увы, он не видел ответной любви в ее глазах. И это его так расстраивало, что он просто вынужден был раз за разом поднимать на нее руку. «Сама виновата».

Поверила ли телевизионная аудитория словам Наташи? Главное, чтобы в этом деле разобрался Следственный комитет России: в центральном аппарате ведомства к ситуации отнеслись серьезно, началась проверка действий Репина.

Но вот только самой жертве это не слишком помогло. Едва успев выпутаться из этих отношений, она почти сразу же угодила в новую ловушку — нашлись люди, которые увидели ее по телевидению и обещали помочь, взяли с нее много денег. Привыкнув подчиняться, ходить по струнке, Наталья легко пошла на поводу у своих новых «друзей» и отказалась общаться с кем-либо, кроме них... Последняя открытая информация на ее странице в социальной сети датируется началом мая. Дальше — тишина. Где она сейчас? Что с ней? Неясно.

Помоги себе сама

Куда идти пострадавшим женщинам? Телефоны доверия и кризисные центры существуют во всех крупных городах уже больше двадцати лет. Помощь, которую там готовы оказать сегодня, исходя из средств и возможностей — стандартная. «Прежде всего, это первичная низкопороговая психологическая консультация, чаще   — по телефону. Если девушка очень настаивает, то такие встречи могут быть очными, — рассказывает специалист петербургской организации «ИНГО. Кризисный центр для женщин» Борис Конаков. — Также посодействуем в юридической поддержке по уголовным делам. Есть у нас и сервис, через который можно самостоятельно подать заявление в полицию. Поймите, мы не даем советы. Сделать выбор — жить ей с агрессором или от него уйти — может только сама женщина. Наша работа заключается в том, чтобы объяснить, что если насилие произошло, то с большой долей вероятности оно повторится снова. В прошлом году у нас было примерно 6 тысяч обращений».

Сейчас в интернете существует огромное количество групп психологической поддержки для женщин. В самых популярных — сотни тысяч подписчиков.

Наталья Радик — модератор одного из популярных пабликов. Все, с чем приходится столкнуться его участникам, она когда-то пережила сама. Первый раз Наташа забеременела случайно, но авторитарная мама настояла на том, чтобы дочь оставила ребенка. После рождения внука она «всячески попрекала, что я никому не нужна, — вспоминает Наталья. — Примерно через год за мной начал ухаживать парень из богатой семьи. Идеальный, положительный. Как сказала моя мама, это был мой единственный шанс».

К решению завести второго ребенка они с мужем вроде бы пришли осознанно, спустя год после начала совместной жизни. Первый звонок случился на День Святого Валентина, когда Роман не вернулся ночевать. «Я звонила по больницам и моргам. Наконец, один из его друзей под большим секретом сообщил, где он. Мы встретились. Любимый на голубом глазу заявил, что ему все надоело — работа, я. Что он хочет начать жизнь заново и стать известным композитором, а не программистом, на которого пять лет отучился. Поздновато спохватился, я была уже на восьмом месяце», — рассказала Наталья.

Из роддома ее с маленькой Соней забирали только родители мужа, у которых она прожила несколько дней. Наконец их доставили домой, где супруг отмечал свой новый статус отца.

«В квартире грязь, вонь, бутылки. Находиться там вместе с грудным ребенком было невозможно, — вспоминала она. — Я позвала Романа на кухню и очень тихо попросила, нельзя ли нам остаться одним, пусть его приятели уйдут домой». Заночевал только лучший друг, которого положили в соседней комнате. «Как только закрылась дверь за последним из гостей, Роман вдруг начал меня... бить. Это было унизительно, страшно, внезапно. Как разряд электрическим током. Я буквально сложилась пополам. Мне казалось, что я не могу кричать, но, наверное, все же закричала, потому что из спальни выбежал его приятель и оттащил мужа от меня».

Холодный душ после жаркого лета

То, что произошло с Натальей Радик, психологи называют «холодным душем». Любовь и нежность сменились максимально болевым шоком. «У меня началось настоящее расщепление личности, когда одна часть сознания понимала, что такого не должно быть, а другая пыталась найти логическое объяснение происходящему».

Был и звонок в полицию. От безысходности. «Романа забрали в участок и через три часа выпустили, — сказала Наталья. — Он вернулся домой и пообещал, что в следующий раз, если я еще туда позвоню, он меня убьет».

У нее не было моральных сил, чтобы уйти насовсем. Не было финансов, чтобы начать жизнь заново — на новом месте, бросив работу, квартиру, налаженный быт, детский садик для малышей. Это только по программе защиты свидетелей в Америке все красиво и ладно. У нас же женщина, решившая порвать со своим агрессором и не имеющая возможности выгнать его из дома, теряет все.

«Я считаю, что нам не хватает шелтеров. Так называются специальные убежища для женщин, где те могли бы пережить самые первые дни после побега из дома. В большинстве городов России о таких и слыхом не слыхивали, — рассказала Радик. — Нужны охранные браслеты, чтобы домашние тираны не могли бесконтрольно подойти к своей жертве, или, например, попытаться похитить их общего ребенка. Это значительно облегчило бы жизнь мамам и работу полицейским».

По ее словам, ушедшая из дома женщина вполне может рассчитывать на то, что если она подаст заявку в центр социального обслуживания, то ей предоставят холодильник или стиральную машину во временное пользование.

Смягчение нравов

Сторонники закона о наказании за семейное насилие полагают, что только продуманная и взвешенная государственная политика может в корне переломить существующее положение вещей. Мировая практика в области борьбы с побоями в семье доказала, что специальный закон о профилактике гораздо более эффективен, чем отдельные статьи административного, гражданского и даже уголовного кодексов.

«В статье 116 УК РФ, на мой взгляд, напрасно убрали первую часть, которая касалась побоев, не причинивших вреда здоровью, — считает Янис Юкша, общественный деятель, профессор права, член-корреспондент РАЕН. — Но при этом, подчеркиваю, в ней никогда не шла речь исключительно о домашнем насилии. Она касалась всех побоев. Сейчас частично ее функции приняла на себя статья 115 УК «Умышленное причинение легкого вреда здоровью», но та не справляется».

Он уверен, что подобные преступления должны перестать быть делами «частного обвинения». «Не потерпевшая должна доказывать, что ее избили, а осуществляться профессиональное полицейское дознание. Функция государства в этом случае обязана присутствовать обязательно, иначе виновный легко избежит наказания. Расследованием обязаны заниматься уполномоченные органы, а обвинение в суде поддерживать прокурор, представитель государства», — пояснил Юкша.

Противники принятия отдельного закона считают, что уголовное наказание за побои в семье снова «загонит проблему под ковер»: о ней будут меньше говорить, дела станут рассматриваться в закрытом режиме (в процессуальные действия могут быть вовлечены дети), и формально насилия станет меньше, но проблему это не решит.

Общественные отношения, особенно когда дело касается семьи, не могут регулироваться только Уголовным кодексом. Да, за преступление должно наступать наказание, но в целом ситуация обычно сложнее. Жертвы защищают преступников. Женщины соглашаются на условия, которые трудно назвать человеческими. Родственники, друзья, соседи полагают, что «не стоит лезть». Чтобы изменить эту ситуацию, не хватит никаких, пусть самых правильных, законов.

Проблема семейного насилия не может рассматриваться отдельно, она — часть более обширного сюжета: нашему обществу нужна гуманизация нравов, смягчение риторики, долгий путь к тому, чтобы кулаки в ход пускались как можно реже. Уповать на то, что будет принят закон и все разрешится, так же наивно, как верить в целительную силу побоев.

Фото на анонсе: PHOTOXPRESS