Борис ЛЮБИМОВ, ректор Высшего театрального училища имени М.С. Щепкина, театровед и педагог

21.05.2015

Думаю, что ныне основной формой борьбы с Церковью и с христианством в странах, где закон запрещает прямые мучения и убийства, стало именно насмешничество, подмена понятий, выворачивание смыслов.

Это данность. Но что из нее следует? Я как верующий и воцерковленный человек считаю, что нам надо воспитывать в себе терпение и мудрость, ни в коем случае не отвечая на происки провокаторов их же языком: свиные головы у порога театра, срыв спектаклей и так далее. Это ситуация общественной «раскачки», в которой кто-то прямо заинтересован. И мне страшно, что люди не понимают: мы живем как на пороховой бочке.

Известно высказывание одного из деятелей Французской революции 1848 года: «Если бы мы знали, насколько тонки стены вулкана, то не стремились бы вызвать извержение». Сегодня каждый, кто, независимо от своих политических убеждений, веры или неверия, пытается сберечь эти хрупкие стенки, работает на благо России; кто трясет их, даже в ответ на провоцирующие удары с другой стороны — соучаствует в будущем «извержении». В прошлом столетии такие вот «раскачиватели» вскоре встретились: в общем соловецком бараке, у стенки или в лучшем случае — посудомойками в одном парижском ресторане. 

Люди, которые сегодня ставят похабные, кощунственные спектакли, так же, как и те, кто эпатажно борется с ними, имеют схожую мотивацию — собственное «паблисити», карьеру. Общественные последствия своих действий, особенно — дальние, они, боюсь, не просчитывают.

Кто должен следить, чтобы театральные постановки не вызывали противостояния в обществе? По-моему, ответственность лежит прежде всего на тех, кто ставит спектакль и играет в нем. Но есть еще такие должности, как художественный руководитель, главный режиссер, директор. И они в государственном театре, безусловно, должны контролировать постановки на этапе ранних репетиций, эскизов декораций — вовремя давать режиссеру совет, корректировать его фантазии. Если вопрос не решается на уровне театра, значит, в него следует вникнуть властям предержащим — на муниципальном, региональном уровне, как угодно. Надо помнить и о людях, занятых в спектакле, чтобы не доводить дело до необходимости снятия его со сцены. Чем виноваты музыканты, рабочие сцены, костюмеры, что режиссера «занесло» в безобразие, а худрук вовремя не проследил? Для них всех это настоящая травма. 

Когда директору Императорских театров Владимиру Теляковскому принесли на просмотр антисемитскую пьесу, он сказал: «Я не могу позволить спектакля, который оскорбляет достоинство подданных Его Величества». По-моему, эта формула безупречна: ее вполне уместно применить и к оскорблению чувств верующих граждан РФ. 

Разумеется, и с щепкинскими, и с гитисовскими студентами я обсуждаю эти вопросы, причем они нередко спорят, возмущаются: вот, возвращается цензура. Да они просто не знают, что такое цензура образца 1935-го или даже 1985-го! Государство не требует постановок на определенные темы, не диктует единственно верный способ мышления. Нет запретов ни по авторам, ни по произведениям. И я лично против возвращения госцензуры: кто гарантирует культурный уровень цензоров?

Сегодня все разбились на мелкие лавочки, но каждый считает себя при этом хозяином большого магазина. Надо честно признать — в публичную полемику с разрушителями, особенно в интернете, вступают часто далеко не самые образованные и при этом не самые «молитвенные» церковнослужители. И это порой сводит пользу такой полемики к отрицательным величинам. Нам всем надо выйти из истерического состояния тех футбольных фанатов, что бросают файеры в игроков команды-соперника.

Достоевский очень точно сформулировал: «тут дьявол с Богом борется, а поле битвы — сердца людей». Наше счастье, что пока за нас взялись мелкие бесы, а главные еще не добрались. Большая драка, озлобление, не дай Бог, кровь — такое состояние общества может открыть им дорогу. Нам всем, независимо от наших симпатий и антипатий, надо сделать все, чтобы не допустить трагического финала.