17 июля — очередная годовщина трагической гибели последней царской семьи. Минуло без малого сто лет, но до сих пор не умолкают споры, кто же был без суда и следствия расстрелян летом 1918 года в подвале екатеринбургского Ипатьевского дома с семьей и прислугой — святой страстотерпец или государственный преступник, Помазанник Божий император Николай II или отрекшийся от России гражданин Романов?

Император ушел как победитель

Александр РЕПНИКОВ, доктор исторических наук, профессор ГИТИСа

Николай II был не первым Российским императором, погибшим насильственной смертью. Убийство Павла I открыло дорогу к трону его сыну Александру, будущему победителю Наполеона. Были подписавший отречение от престола и затем задушенный Петр III, а также убитый при неудачной попытке освобождения офицерами охраны Иван VI Антонович. В 1942 году харбинский поэт Арсений Несмелов (впоследствии арестованный и умерший в камере) писал в стихотворении «Цареубийцы», посвященном осмыслению гибели Николая II:

И один ли, одно ли имя —

Жертва страшных нетопырей?

Нет, давно мы ночами злыми

Убивали своих Царей.

И над всеми легло проклятье,

Всем нам давит тревога грудь:

Замыкаешь ли, дом Ипатьев,

Некий давний кровавый путь?

В Англии и во Франции в ходе революций тоже казнили своих монархов. Историк Борис Колоницкий верно отмечает, что «сознание российского общества кануна Февраля весьма напоминает эпоху Французской революции XVIII века…». В период революции 1905–1907 годов карикатуры в оппозиционных изданиях намекали на это, изображая рядом Людовика XVI и Николая II. На одном из рисунков российский император, стоя перед зеркалом, видел в нем не свое отражение, а обезглавленного Людовика. Константин Бальмонт предрекал: «Кто начал царствовать — Ходынкой, Тот кончит — встав на эшафот». Ненависть, словно яд, много лет отравляла российское общество, встречая отклик и в светских салонах, и в среде простого народа.

В 1918 году Николай Александрович, его супруга, дети и слуги будут казнены без суда и приговора. Таким образом, не было даже формального соблюдения закона. Но революции, как и цареубийства, сначала совершаются в головах. Прежде чем переступить через законы юридические, переступили через законы нравственные. И произошло это не в роковую июльскую ночь, а раньше. Речь идет не о Белобородове, Голощекине и других, а о той части общества, которая уже заранее была готова принять расправу, как нечто должное.

Гражданская война, обрушившаяся на Россию, практически не оставляла бывшему императору шансов на спасение. Покинуть Россию, когда это еще было возможно, он не захотел. Таким образом, то, что современные православные публицисты называют царским путем на Голгофу, началось задолго до роковой ночи в подвале Ипатьевского дома. Возникает вопрос о предопределенности такого финала. Православные писатели вспоминают про совпадение дня рождения Николая II с днем Иова Многострадального, о пророчествах ряда святых. С точки зрения внеполитической реальности, Николай II ушел из жизни как победитель. Но ход истории начала ХХ века был иным — происходила своеобразная «перезагрузка», в результате которой началась череда революций.

Характерно, что даже многие из тех, кто называл себя правыми, желали видеть во главе империи диктатора. Николай II ими как возможный диктатор практически не рассматривался, так как перестал соответствовать их ожиданиям. Отсюда — смена частью правых монархизма на цезаризм, та легкость и даже радость, с которой многие из них восприняли Февральскую революцию, и относительное равнодушие, с которым они реагировали на смерть бывшего монарха. Объяснима и поддержка революционных событий со стороны высших иерархов Православной церкви. Затягивание с решением вопроса о восстановлении патриаршества, недовольство накопившимися проблемами, как со стороны церковных «охранителей», так и со стороны церковных «либералов», порождало критическое отношение к императору, хотя официально это могло и не проявляться.

Уже в 1917 году Михаил Меньшиков напишет, что крушение монархии в России было предопределено именно в 1914-м, и «для русского цезаризма война эта в неожиданном ее развитии все равно обещала гибель... Пушечные удары под Верденом и Соммой звучали как похоронный колокол вообще всякому цезаризму на земле, в том числе и русскому…» А значит, 1914 год стал ступенькой к трагедии 1918 года? Вопрос в том, когда же была пройдена некая «точка невозврата»? И почему она была пройдена? Апологеты и хулители императора предпочитают давать упрощенные ответы на сложные вопросы. Это удобно, но сводить весь комплекс проблем и противоречий, накопившийся в России к февралю 1917 года, исключительно к личностным чертам Николая II было бы непростительно для истории.

Опыт «кисельного царствования»

Вардан БАГДАСАРЯН, доктор исторических наук, профессор

Непригодность Николая II к выполнению функций монарха явилась признанным фактором того кризисного положения, в котором оказалась российская государственность в начале двадцатого столетия. Это было уже вполне очевидно современникам задолго до факта крушения монархии. Это сегодня иные авторы пишут о Николае II как о православном государе. Современники воспринимали его совершенно иначе. «Либеральствующий интеллигент на престоле», — так оценивали Николая II многие консерваторы.

Двадцать три года находился этот человек у власти. Времени было предостаточно для решения самых амбициозных задач. И какие из них были решены? Из самой динамично развивающейся и социально успокоенной страны Европы Российская империя превратилась в форпост мировой революции. «Ходынская катастрофа» и «кровавое воскресенье» стали роковыми для Николая II моментами, подрывающими основы царского образа в народе. Казалось бы, царь тяготел к православной традиции. Одно время его даже посещала мысль оставить царский престол и стать патриархом. Но православие Николая II не имело глубоких мировоззренческих оснований. Его религиозность являлась в большей степени склонностью к суевериям. Этим объясняется влияние на царя западных эзотериков типа Филиппа Вашода и Папюса, ну и, разумеется, наших «прорицателей», среди которых самая темная фигура — Григорий Распутин.

Волевых решений последний государь избегал. Проблемы посредством их игнорирования не снимались. Демонстрируя слабость, Николай II не просто лишал себя политического будущего, но подрывал теократическую природу русской монархии. Десакрализация монаршей власти в России предполагала ее близкую гибель. Как секулярный институт — по подобию монархий Европы — она существовать не могла. Идея самодержавия была религиозной. Но сам Николай II уже не мыслил в категориях религиозного понимания самодержавной власти. Запись его в анкете переписи 1897 г. «хозяин земли Русской» говорит о достаточно упрощенном, даже примитивном, вотчинном, но не теократическом рассмотрении монаршего призвания. Фактически же самодержавная модель была ликвидирована еще на первом этапе николаевского правления. Разрушенной де-факто оказалась прежняя идеология режима. Государственная власть вообще не имела четкого идеологического позиционирования.

В оппозиционной печати была предпринята массированная кампания высмеивания Николая II. Через развенчание образа императора реализовывалась задача лишить его легитимных оснований в массовом восприятии. Была создана серия фельетонов, в которых высмеивался жестокий и глупый монарх — царь Горох, царь Берендей, царь Додон. То, что подразумевался действующий российский самодержец, было достаточно очевидно. Художник Иван Билибин изобразил осла со всеми регалиями императорской власти. Выполненный по канонам монарших портретов билибинский рисунок получил широкую известность. Современным анекдотам про «Вовочку» предшествовали такие же анекдоты про «Коленьку». А между тем, присягали на верность именно императору, чья делигитимизация означала подрыв самой идеи государственного служения.

В своих воззрениях на международные отношения Николай II был утопистом. Модель российской внешней политики, по меньшей мере, на начальном этапе его царствования выстраивалась вокруг императива пацифизма. Эта позиция отразилась в эпатировавшем весь мир российском меморандуме о всеобщем разоружении. Исключительно усилиями российской дипломатии была инициирована и проведена Гаагская мирная конференция. Аналоги возникают с дипломатическим курсом политики «нового мышления» Горбачева. Крушение николаевской пацифистской утопии показательно. Сначала Русско-японская, а затем и Первая мировая война, с небывалыми для конфликтов прошлого человеческими жертвами, дезавуировали значение российского антивоенного меморандума.

Царь, согласно сведениям мемуаристов, сильно переживал неудачи, много молился. «Государь молится и плачет, — реагировал идеолог монархической государственности Лев Тихомиров на рассказы о меланхолии императора после «кровавого воскресенья». — Бедный!.. Жалко его, а Россию еще жальче». И действительно, по-человечески жаль расстрелянного царя. Но Россию «еще жальче...»