03.08.2022
Материал опубликован в майском номере журнала Никиты Михалкова «Свой».
Журнал был создан по окончании Гражданской войны, в июне 1922-го. «Отцами-основателями» являлись большевик, военком, редактор «Рабочей газеты» Константин Еремеев и группа литераторов с карикатуристами: Николай Иванов-Грамен, Александр Неверов, Демьян Бедный, Борис Ефимов, Сергей Гессен, Леонид Ленч. Десятилетием ранее, в 1911–1912 годах, сатирическое издание с тем же именем уже выходило в Одессе, так что некоторые заимствования, что называется, налицо.
Жанровая наследственность также была в известной мере предопределена: в первой четверти ХХ века в России расцвел целый букет родственных по духу журналов, самыми известными из которых являлись эстетские, связанные с Аркадием Аверченко «Сатирикон» и «Новый Сатирикон». Среди советских «крокодильцев», разумеется, нашлись и те, кто с ними тесно сотрудничал, а значит, перенес через рубеж эпох узнаваемые карикатурные образы: брюхатого попа, кулака-мироеда, глупого помещика, алчного капиталиста (эти типажи особенно примелькались после февраля 1917-го).
Выходивший поначалу трижды в месяц «Крокодил» был довольно своеобразным и многоликим, на остатки традиций едкого дореволюционного юмора наслаивалась громыхающая идеология виршей пролетарских поэтов, графический авангард Владимира Лебедева, Николая Радлова, Льва Бродаты вполне органично сочетался с примитивными агитрисунками «новой эры».
Опубликованное в первом номере стихотворение Демьяна Бедного «Красный Крокодил — смелый из смелых! — против крокодилов черных и белых» провозглашало основную задачу:
«Добираться до всякой гнилости и ворошить гниль без всякой милости, чтоб нэповская муть не цвела и не гнила — вот какова задача Красного Крокодила!»
Сатирой на проявления НЭПа дело не ограничилось, для борьбы за новую жизнь «крокодильцы» вооружились зычными слоганами вроде «Старый быт будет бит!» и лапидарно-хлесткими рубриками: «Красный раек», «Дела поповские» «Вилы в бок» и другие. К идеологически чуждой архаике здесь были отнесены все религии (в первую очередь православие), «отсталые, темные» крестьяне, «гнилые интеллигенты», «злобная мировая буржуазия», «белые недобитки»... Журнал боролся как с классовыми врагами, так и с «наследием темного прошлого»: пьянством, хулиганством, спекуляцией, самогоноварением, бюрократией. Отдельной мишенью служило такое порождение уже новой власти, как комчванство, в связи с чем даже придумали обобщенного персонажа по имени Комчван.
Цветной, разбитной, не лишенный остроумия журнал рабочим понравился. Фельетоны и заметки, сочиненные после рейдов «крокоров» на заводы, стройки, в различные советские учреждения, часто подписывались длиннющим коллективным псевдонимом «Демьян Бедный и теплая компания краснокрокодильского звания».
В 1923-м достопочтенной публике был представлен «Живой «Крокодил» — в виде публичных читок и мини-спектаклей по напечатанным прежде материалам. Идеологический рупор партии большевиков стал важным элементом советского масскульта и даже, как сказали бы сегодня, зонтичным брендом. На общих собраниях предприятий символический Красный Крокодил избирался почетным директором (пожарным, ревизором). Повсюду возникали крокодилята — сатирические отделы и рубрики в многотиражках, стенгазеты с изображением алой рептилии (в союзных республиках появлялись издания-аналоги).
Крокодил с трубкой в зубах втыкал вилы в бок конкретным начальникам (за головотяпство, бюрократизм и другие прегрешения) и целым предприятиям, маркировал нежелательные для власти большевиков социальные типажи.
Такие выступления нередко давали эффект: руководителей снимали с должностей (а позже — заводили политические дела), «отсталых религиозников» всенародно травили, священников — так вообще давили нещадно, в буквальном смысле слова, по заветам Ильича.
Антирелигиозная тема была для властей настолько важна, что в 1924–1925 годах в качестве бесплатного приложения к газете «Безбожник» Емельяна Ярославского выходил отдельный журнальчик «Безбожный Крокодил». Авторы рисунков в обоих изданиях (часто одни и те же) соревновались друг с другом в святотатстве. В похабной карикатуре Константина Ротова на обложке беременная Богородица, глядя на киноафишу с надписью «Первая в СССР научно-художественная картина АБОРТ», хватается за голову и как бы причитает (об этом «свидетельствуют» слова под картинкой): «Зачем, зачем я раньше не знала!». Еще на одной обложечной иллюстрации (Ивана Малютина) «Еле живая церковь» — скелет с едва узнаваемыми чертами патриарха Тихона, в рясе, с крестом в руке пытается восстать из могилы. Примечательно, что образ черта у этих художников получался куда более привлекательным.
Компания сатириков какое-то время позволяла себе слишком многое. Например, уже во втором номере появилась злобная карикатура на тогдашнего председателя Моссовета Льва Каменева. Монополия на «смелое самовыражение» с примесью откровенного издевательства продержалась относительно недолго. В конце 1920-х конкуренцию «Крокодилу» составили уже десятки изданий: «Смехач», «Бегемот», «Бузотер», «Лапоть», «Ревизор», «Мухомор», «Красный ворон», «Крысодав» «Чудак», «Дуболом» и прочие (последний из упомянутых выходил с подзаголовком: «Журнал кривой улыбки и дьявольского хохота»). Их создатели и авторы щеголяли друг перед другом «народной» грубостью, декларировали юмор без границ: оказалось, что поднять на смех можно старость, любовь, супружество, смерть, родителей, Бога. То, что в этих журналах регулярно публиковались и постоянно работали Владимир Маяковский, Илья Ильф и Евгений Петров, Юрий Олеша, Валентин Катаев, Всеволод Рождественский, Михаил Зощенко, общую суть не меняло: брать в руки подобные издания в среде старой интеллигенции или придерживавшегося традиций крестьянства считалось неприличным.
Характерно, что все это пестрое журнально-сатирическое многообразие к середине 1930-х подавил все тот же «Крокодил», который, впрочем, и сам претерпел несколько превращений вследствие партийных разносов и порок. К тому времени революционный экстремизм почти сошел на нет. Ориентируясь на конъюнктуру, сатирики-юмористы все меньше уделяли внимания острой социальной проблематике, больше шутили на бытовые темы. Основную аудиторию при этом стали составлять совслужащие, представители новой интеллигенции.
В 1927 году «Крокодил» (вместе с несколькими подобными журналами) был жестко выпорот в ЦК, обязавшем редакцию «повысить идейно-художественный уровень» материалов, вернуться к обслуживанию «политически зрелых слоев рабочих». Что и было выполнено тремя (за три года) новыми редакторами: Константином Мальцевым, Феликсом Коном и Михаилом Мануильским. Издание взяло шефство над Магнитостроем, стало постоянно освещать будни 36 других ударных социалистических строек. Тираж увеличился до четверти миллиона и продолжал расти. У «крокодильцев» даже появился собственный, носивший их по всей стране агитсамолет. Сюда пришли работать Кукрыниксы, а в качестве единственного художественного направления здесь утвердился соцреализм.
Партийная установка гласила: жало сатиры надо направлять на внешних врагов, а внутри страны требуются положительные герои, ну и критика отдельных недостатков пусть будет. Так и повелось: тиражировались злые хари капиталистов в цилиндрах (пока еще умеренно гротескные, в отличие от звероподобных вождей фашизма), симпатичные лица героических папанинцев, стахановцев, изотовцев, а также обобщенно-символические физиономии бюрократа, халтурщика, пьяницы.
Вскоре вилами в бок начали тыкать «врагов народа» и «наймитов мирового капитала». Весьма наглядна трансформация крокодильского образа Троцкого: от могучего военного вождя во френче — через стадию с изображением анекдотичного, путанного еврейского интеллигента в 1927-м — до мерзкого подручного Гитлера и Франко с окровавленными руками в 1936-м. В таких метаморфозах активно поучаствовали уже профессионально состоявшиеся Кукрыниксы.
В 1933-м сотрудники НКВД выявили в «Крокодиле» контрреволюционеров, вследствие чего двое сотрудников Эмиль Кроткий и Михаил Вольпин отправились в лагеря, редколлегию распустили, а Мануильского с должности редактора сняли. Новый шеф Михаил Кольцов «попал под раздачу» в 1938-м.
В те годы юмористы и сатирики совсем было притихли, боясь ненароком задеть или, наоборот, воспеть не того, кого нужно. При этом образ веселого и находчивого бойца Василия Теркина впервые появился перед войной на страницах именно этого журнала.
А во время Великой Отечественной многие его сотрудники писали свои тексты непосредственно на передовой, боролись с фашистскими захватчиками «шершавым языком плаката», беспощадно острыми заметками, талантливо придуманными и выполненными карикатурами. Особенно отличились Кукрыниксы, заслужив статус личных врагов бесноватого фюрера и орден Отечественной войны I степени.
На этой, уже ставшей привычной, волне противостояния с врагами извне журнал покачивался и в послевоенный период, теряя тираж и читателей, покуда в 1951-м не получил новый разнос от ЦК, заявившего что «Крокодил» стал «малоинтересным... ведется на недостаточно высоком идейном и художественном уровне». Попытки исправиться, разумеется, предпринимались, но сталкивались с риском навлечь на себя гнев органов и быть обвиненными за излишнее вольнодумство в соответствии с 58-й статьей УК РСФСР.
В годы «оттепели» опять стало относительно безопасно громить чинуш, выявлять внутренние безобразия. Не переставая обличать «Дядю Сэма» и других поджигателей войны, возобновили подловатое глумление над церковью, а заодно нацелили свои вилы и стрелы в сторону новых «отщепенцев» — стиляг (это слово впервые использовал в «крокодильском» фельетоне Дмитрий Беляев), «абстракцистов», вороватых завмагов и других представителей нарождавшейся мелкой буржуазии.
В последние советские десятилетия издание вполне соответствовало запросам широкой аудитории, что сказалось и на тираже, выросшем до 6,5 млн экземпляров. В 1965 году Дмитрий Шостакович даже написал юмористический вокальный цикл «Пять романсов на слова из журнала «Крокодил».
Некоторые разоблачения имели большой резонанс. К примеру, фельетон о выдаче школьной золотой медали дочери секретаря райкома КПСС стоил тому поста. Порой в шуточных картинках довольно верно угадывались бытовые сцены будущего. В брежневский период здесь стало меньше желчи и пропаганды, больше — «общечеловеческого» юмора, о чем помимо всего прочего свидетельствовали постоянные рубрики: «Улыбки разных широт», «Крокодильский веселый кроссворд» и другие.
В годы горбачевской перестройки на фоне нараставшего социального хаоса карикатуры и фельетоны, с одной стороны, вновь отличались акцентированной злостью, а с другой — отражали порой уныние, близкое к безысходности. Популярность журнала падала, поскольку сама жизнь была исполнена такого черного юмора, что самый лютый гротеск перед нею бледнел. К тому же публикации бывшего печатного органа уже никого не страшили и ни на что не влияли.
Еще менее востребованными «фирменные» юмор и сатира оказались в 1990-е. Десятилетие прозябания уронило тираж до 50 тысяч экземпляров. Две попытки «ребрендинга» с переходом на глянец закончились в начале нулевых полным фиаско.
Давно потерявший свой окрас и затупивший вилы «Крокодил» был, по сути, никому не нужен, наступило время других хищников.